— Вы уверены, что он не мог быть школьным стрелком? — спросил Богарт.
— Абсолютно. В это время он сидел за решеткой. И попал туда за много часов до того, как тот парень начал бойню.
— Вы выяснили, где он мог прятаться, — сказал Богарт. — В столовой. В хранилище для продуктов.
— Я связал несколько свидетельских показаний и сделал обоснованное умозаключение.
— Затем вы нашли в шкафчике Дебби Уотсон блокнот с рисунком стрелка.
— Еще одно обоснованное умозаключение.
Богарт, будто не слыша его, продолжил:
— Затем вы отправились в дом Уотсонов и обнаружили зашифрованное послание, скрытое в нотной записи. Далее — более раннее послание, точнее, издевка, оставленное на стене в вашем старом доме, где была убита ваша семья. Вы нашли и его… — Он сделал секундную паузу. — Вы не собираетесь сказать «другое обоснованное умозаключение»?
— По моему заключению, этого уже не требуется, поскольку вы все сказали за меня.
— Вы, кажется, довольно легко все это восприняли. Могу я спросить почему?
— Я ничто не воспринял легко. Вот почему я работаю по этому делу, хотя больше не служу в полиции.
Богарт взглянул на досье, лежащее перед ним.
— На самом деле, делам, верно? Разделенным шестнадцатью месяцами.
— Шестнадцатью месяцами, двумя днями, двенадцатью часами и шестью минутами.
— А как вы определили это с такой точностью? Вы даже не посмотрели на свои часы.
— Часы висят на стене у вас за спиной.
Богарт не обернулся, но Лафферти взглянула туда и сделала какую-то пометку в блокноте.
Декеру не требовалось смотреть на эти часы. У него был внутренний таймер, который вел честный отсчет. Лучше «Ролекса» и намного дешевле.
— Тем не менее, — заметил Богарт. — С точностью до минуты?
— До секунды, если на то пошло, — спокойно ответил Декер. — А если вас интересует, чем я занимался во время стрельбы в школе, я был во Втором участке.
Богарт нахмурился и озадаченно посмотрел на Декера.
— Почему вы так торопитесь сообщить нам о своем алиби? Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?
— Если вы действительно об этом задумаетесь, всех в чем-то подозревают.
Декер смотрел, как Лафферти записывает эту фразу, слово за словом.
— Мистер Декер, ваша враждебность намеренна? — вежливо спросил Богарт.
— Нет, это просто мой характер. Спросите любого, кто меня знает. У меня нет фильтров. Я лишился их много лет назад — да так и не вернул назад.
— У вас выдающийся послужной список в полиции. У вас и вашего напарника.
— Бывшего напарника, — поправил Декер, которому была нужна точность в делах, особенно прямо сейчас.
— Бывшего напарника, — уступил Богарт. — Но из разговоров с людьми выходит, что безусловным лидером пары были именно вы. Я не стану говорить, что вы были мозговым центром, поскольку у меня нет желания принижать вклад детектива Ланкастер в вашу совместную работу.
— Это приятно слышать, — ответил Декер. — Потому что Мэри хороший детектив и работает не покладая рук. — Он посмотрел на Лафферти. — И если вы тоже будете много работать, то сможете добиться большего, чем стенография для босса. Я уверен, у вас есть способности, если вам когда-нибудь дадут шанс их применить.
Лафферти покраснела и отложила ручку.
Богарт подался к Декеру.
— Похоже, этот человек объявил вам персональную вендетту. Есть какие-то мысли, кем он может быть?
— Если б они у меня были, я бы уже поделился этой информацией с полицией Берлингтона.
— Мы все вместе работаем над этим, — сказал Богарт, уже без вежливой улыбки.
— Рад, что вы так считаете.
— То есть вам никто в голову не приходит?
— Когда я разговаривал с Леопольдом, он сказал, что я оскорбил его в «Севен-илевен». Примерно за месяц до убийства моей семьи. Однако я никого там не оскорблял. А если б у кого-то возникли со мной проблемы, я бы это запомнил.
— Вы утверждаете, что ваша память непогрешима?
— Я утверждаю, что вспомнил бы человека, если б поссорился с ним.
— Но прошло много времени, вы вполне могли забыть. Какой-то незначительный эпизод, на вид совершенно безобидный… Вы могли даже не заметить. Мы все упускаем какие-то вещи. А память склонна к ошибкам по своей природе.
— Когда вы родились?
— Что? — резко переспросил Богарт.
— Скажите, когда вы родились. Месяц, день, год.
Богарт взглянул на Лафферти, потом произнес:
— Второе июня тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
Декер моргнул раз пять и сказал:
— Значит, вы родились в воскресенье.
Богарт откинулся назад.
— Верно. Конечно, тогда я этого не знал… А как вы узнали? Заглянули в мое личное дело?
— У меня нет к нему доступа. И всего пять минут назад я не подозревал о вашем существовании. Если вам нужны еще доказательства, я могу проделать то же самое для вашей коллеги.
— И в чем мысль?
— Я бы вспомнил стычку с кем-либо в «Севен-илевен» и через семнадцать месяцев, и через семнадцать лет.
— Значит, вы думаете, Леопольд лжет?
— Я думаю, Себастьян Леопольд — не тот, кем он хочет казаться.
— И кем он хочет казаться?
— Бездомным и сильно не в ладах с головой.
— То есть вы говорите, что он не бездомный и с головой у него всё в порядке?
— Я говорю, что считаю его опасным.
— Но вы сами сказали, что он не мог быть школьным стрелком. Вы думаете, он убил вашу семью?
— Он не мог сделать этого лично. У него есть алиби и на ту ночь. Но я продолжаю обдумывать его возможную причастность к этим делам.
— Почему?
— Он признался в преступлении, за которое светит смертная казнь. А сейчас он исчез. Случайностью может быть что-то одно, но не то и другое сразу.
— Значит, вы думаете, что он причастен к убийствам. А сейчас он исчез?
— У меня нет доказательств. И даже если мы его найдем, то не сможем выдвинуть обвинения. У нас на него ничего нет. Вообще ничего.
— Так почему вы считаете, что он причастен?
Этот вопрос задала агент Лафферти.
Богарт обернулся к ней, казалось, удивленный тем, что она вообще заговорила.
Декер смотрел женщине в глаза.
— Потому что он непонятен. А я не люблю непонятных людей.
Декер оставил Богарта и Лафферти в маленьком читальном зале и прошел через коридор в столовую. Отсюда все началось, и обширный зал со старым линолеумом в шашечку будто призывал к себе Амоса.
«Возможно, как песни сирен, влекущие моряка к гибели».
Он обошел столовую по периметру, заглянул в морозильник, завернул за угол и осмотрел кухню. Потом вышел на внешнюю разгрузочную площадку, от которой шла тропинка к лесу. Сначала они думали, что стрелок ушел этим путем. Ну, многие до сих пор так думали, поэтому эксперты прочесывали тропинку и ее окрестности с того момента, как Декер сделал свои открытия в столовой.
Но Амос больше в это не верил.
Он вернулся внутрь и уселся на один из стульев в столовой. Широкая задница Декера свесилась по обе стороны сиденья, и ему показалось, что он слышит жалобный крик тонких ножек стула, не привыкших поддерживать массу, какую редко встретишь в средней школе.
Так чем же стрелок на самом деле занимался в столовой? Отсюда далеко до места, где он начал свою вечеринку. Самая удаленная часть школы, если не считать кабинетов администрации и библиотеки, где даже ранним утром могут оказаться люди.
7:28 — Мелисса Далтон слышит чпокающий звук, когда открывает дверь морозильника.
8:41 — Человек в камуфляже попадает на камеру.
8:42 — Дебби Уотсон получает заряд картечи в лицо и погибает.
Итого неучтенным остается час и тринадцать минут. Что заняло это время? Был ли он уже одет и вооружен? Чего ждал? И ждал ли вообще? Возможно, он что-то делал. Возможно, делал что-то, критически важное для его плана, и на это потребовалось время.
Декер сидел, шли минуты, а его разум пережевывал эти вопросы.
Никто не видел человека, идущего из столовой в дальний коридор, где была убита Дебби Уотсон. Они вычислили и опросили двоих — учителей, — которые с наибольшей вероятностью могли заметить человека, идущего этим путем в это время. Правда, никакой гарантии тут не было — достаточно на минуту отлучиться или повернуть голову не налево, а направо, и всё, ты уже ничего не увидишь.
Но если убийца двигался от столовой, ему нужно было добраться до другого конца школы незамеченным. Это пункт А.
У него получилось. Это пункт Б.
Пункт В — как он с этим справился. И Декеру было просто необходимо разобраться с пунктом В.
А потом что-то просочилось ему в затылок, пробежало по въедливому фильтру, в который превратился его мозг после страшного удара парня из Байу. Просочилось и вышло с другой стороны зачатком идеи.
