– Налей мне тоже, – послышалось из-за моей спины. – Надеюсь, ты ещё помнишь, что я пью виски с яблочным соком?
Конечно, я это помнила. И эта гостиная, в которой я пробыла несколько минут, уже давила на меня своими воспоминаниями наших одиноких вечеров перед телевизором с напитками в руках. И наши неспешные разговоры о бизнесе. И его поучающий голос. И мои слёзы по ночам, потому что я опять где-то прокололась, вела себя глупо и недостойно.
Я протянула ему стакан с напитком. Надо заметить, что раньше он предпочитал пить неразбавленный виски со льдом. Но после появившейся несколько лет назад тахикардии стал разбавлять его яблочным соком.
Стараясь держаться спокойно, я села напротив него в кресле. Мы не виделись около трёх месяцев, и мне показалось, что он постарел и сдал. Хотя всё ещё живо смотрели карие глаза из-под тяжёлых век, но как-то сильнее опустились щёки складками, старчески изогнулись губы.
– Как тебе Москва? – немного насмешливо спросил он, прихлёбывая из стакана.
– Я приехала не для того, чтобы вести светскую беседу, – холодно сказала я. – У меня есть к тебе несколько вопросов, – я готова была прикусить себе язык от собственной глупости. Какие вопросы? Я пришла сказать, что знаю, что ты убийца. Я уговаривала себя произнести эти слова всю дорогу, чтобы посмотреть, как разом слетит с него уверенность и респектабельность. Как затрясутся руки и выпадет стакан на пол. Но Роман Петушинский не был бы таким, какой он есть, если бы не перехватывал инициативу любых переговоров.
– Если ты хочешь спросить, почему я лишил тебя финансовой поддержки, так я могу это легко обосновать. То, что ты решила остаться в России, явилось большой глупостью и некоторым ударом для меня и нашей корпорации. Мне стоило больших трудов, чтобы найти тебе достойную замену. К тому же я устал придумывать объяснения для наших знакомых, почему моя единственная дочь, на старости лет бросила меня одного, в то время как я остро нуждаюсь в уходе. Хорошо, что ты одумалась.
Наверно, я бы рассмеялась, если бы мне не стало так горько от его слов. Какой же мой отец эгоист.
– Если ты думаешь, что я одумалась, то ты ошибаешься. Я осталась в Москве ни по своей прихоти, а потому что хотела найти убийцу.
Отец расхохотался мне в лицо. Правда, его смех показался мне наигранным.
– И с каких пор ты решила поиграть в следователя? – он поставил стакан на стол и в упор смотрел на меня. На его лице не дрогнул ни один мускул. – Может и хорошо, что ты нашла своё признание? – находил в себе силы издеваться он. – Потому что, честно говоря, ты не тянешь на человека, который должен встать на моё место.
Меня охватила злость. Такая хорошая злость, что я второй раз в жизни перестала его бояться. Первый раз был, когда после убийства Андрея отказалась возвращаться в Париж. Накормив всех своими проклятыми деньгами, Роман Петушинский просто уверен, что всё сойдёт ему с рук. И сошло бы, если бы не моя странная связь с прошлым и с Фаиной Гурьевой. И ещё, если бы не Эмиль с его новой технологией.
И если бы тогда, вернувшись в дом, призрак Степана не положил на стол передо мной книгу писателя Конькова. Впрочем, писатель был здесь не при чём. Степан просто использовал такой способ, чтобы заставить меня думать. Преступление. Роман. Я до сих пор помню тот ужас, когда прочитала короткое слово из пяти букв.
РОМАН. Лучше трудно было придумать. Он фактически назвал мне имя убийцы в ответ на мою просьбу.
– Игра закончена, Роман Фёдорович! – спокойно сказала я. – И не надо делать вид, что ты этого не понимаешь.
– С каких это пор, ты стала называть меня по имени отчеству?
– А разве я могу назвать убийцу отцом?
Стакан всё-таки выскользнул из его рук и упал на пушистый белый ковёр, оставив коричневое пятно.
– Что ты мелешь? Откуда ты взяла такую чушь?
– Прямых доказательств, если тебя это волнует, у меня нет. Только мои домыслы. Я знаю о том, что ты платил Свете из «Марко Поло», чтобы она сообщала тебе обо всех моих перемещениях. И около музея, где нашли тело Андрея, ты оказался не случайно, а потому что догадался, куда я побежала, после того, как Светлана тебе позвонила. Тогда ты перепугался и решил увести меня оттуда. А ещё я знаю, что ты заплатил Жану за то, чтобы он на мне не женился. – Отец сделал протестующее движение, но я остановила его. – Не отпирайся, он мне рассказал. И ты знаешь, что поскольку дело уже почти закрыто, я не буду сдавать тебя в милицию, хотя могла бы. – Я остановилась и сделала ещё глоток виски. Посмотрела на отца. Он съёжился на диване и казался сейчас дряхлым стариком. Глядя на него, у меня опять перехватило горло. И конец обвинительной речи затерялся и стал ненужным.
Внезапно он выпрямился и его глаза опасно блеснули.
– И что ты хочешь за своё молчание? Денег? – он схватил какую-то папку и вытащил оттуда бумаги. Бросил их на стол. – Так я уже всё переписал на твоё имя. Ну почти всё, – поправился он. Тебе звонили, чтобы сообщить, но твой телефон не отвечал.
Я посмотрела на него с жалостью. Неужели он предполагает, что можно купить даже собственную дочь? Неудивительно, что моя мать предпочла покончить с собой.
– Единственное, что меня интересует, – начала я, пытаясь справиться с подступившими слезами, – это ответ на вопрос: «Зачем ты убил Андрея?»
Он снова сгорбился и стал меньше ростом. Наверно, понял, что меня не интересуют деньги. А что он ещё мог предложить людям кроме денег? Возникла пауза. Он посмотрел на меня и каким-то просящим тоном сказал:
– Будь добра, налей мне ещё виски. Мне трудно говорить. Я с трудом поднялась и добрела до бара. На меня нахлынуло странное спокойствие, смешанное с обречённостью. До последнего момента я надеялась. Ведь у меня, как я уже сказала, кроме подсказки Степана и разговора с девушкой из гостиницы, не было никаких доказательств. И я надеялась, что он скажет, он уверит меня в том, что я ошиблась. А он … даже не спорил.
Я поставила стакан перед ним и остановилась у окна. Мне тяжело было сидеть с ним в одном пространстве. Он сделал маленький глоток и каким-то надтреснутым голосом начал говорить. Каждое его слово раздирало в клочки моё сердце.
– Ты спрашиваешь: зачем? Ответ на этот вопрос прост. Ты полюбила его! – Я дёрнулась как от удара, но он остановил меня. – Если ты хочешь услышать правду – молчи. Я всегда любил тебя, Элоиза. И ты даже не подозревала об этом. Я ловко маскировал свою любовь под придирками и унижениями. Считал, что для тебя такое воспитание только на пользу. Ты станешь сильной и сможешь занять моё место. Когда твоя мать покончила с собой, мы остались с тобой вдвоём. Я почувствовал к тебе нежность. Нежность, которой я испугался. Когда ты подросла и стала девушкой, я почувствовал страх, что однажды ты выйдешь замуж и покинешь меня. Я любил тебя и не мог тебе этого позволить. Я хотел, чтобы ты осталась со мной. Я вырастил тебя для себя. Я держал тебя в строгости, не разрешал встречаться с молодыми людьми, не отпускал одну отдыхать. Убедил себя в том, что мужчины только и жаждут твоих денег, поэтому будет большим благом, если я буду убирать их с твоего пути. И убирал их одного за другим. – Он замолчал, глядя на моё залитое слезами лицо, и протянул ко мне руку. К тому времени, ноги уже не держали меня, и я повалилась на кресло. – Когда его пальцы коснулись моей руки, я вздрогнула. – Как – то ты спросила меня, почему я снова не женюсь, ответ всё так же прост. – Потому что люблю тебя. Все эти годы мне стоило большого труда держать себя в руках и не показывать своего желания.
Я выдернула руку и вскочила. Мой отец не только убийца, он ещё и извращенец.
– Но как же так? – выкрикнула я. – Ведь ты мой отец!
– Да, но иногда бывает, что мы не справляемся со своими чувствами. Справившись с вожделением, я не смог справиться со своей эгоистической любовью. Одна мысль, что ты будешь принадлежать мужчине, сводила меня с ума. Пришлось утешать себя тем, что ты их не любила.
– Когда ты понял, что я полюбила Андрея, ты его убил, – тихо закончила я. – Что-то подобное я предполагала. Ему ты не мог предложить денег, он бы их не взял. И он был тем единственным мужчиной, который на самом деле меня любил. Правда, узнала я об этом уже после его смерти. Но как же так, отец? – выкрикнула я в отчаянии. – Ведь ему было всего тридцать лет, и он был лучшим из всех людей, которых я знала. Как у тебя повернулась рука?
Отец молча смотрел на меня. Не как на дочь, как на женщину. Признавшись, он перестал скрываться. Мне стало тошно. Но я ещё не могла уйти.
– Как ты это сделал? Почему всё это произошло в музее?
– Ты хочешь это знать?
– Да, чтобы составить себе полное представление, какой ты… – я замолчала, подбирая слова.
– Не трудись, Элоиза, подбирать слова. Любовь – страшная штука. Сколько убийств произошло на любовной почве. Если бы я не оказался твоим отцом, это воспринималось бы нормально. Мужчина уничтожил своего соперника из-за женщины. Так смотри на меня как на мужчину, а не как на отца. Я не виноват в том, что судьба подвергла меня подобному испытанию. Полюбить плотской любовью своего ребёнка! И ты ещё упрекала меня в том, что я тебя не целовал?
