Я подумала было, что у меня появился еще один шанс избавиться от похитителей, но железная рука слепого еще крепче сжала мое плечо. Видимо, он все-таки читает мои мысли.
– Кто такие? – строго осведомился строгий отставник в металлических очках. – Пропуск в открытом виде!
– Вот мой пропуск, – зачастил коротышка, предъявив вахтеру маленькую книжечку в твердом синем переплете. – Могулия, сотрудник отдела Древней Месопотамии.
Я мельком взглянула на эту книжечку и прочитала на обложке:
«Плавательный бассейн спортивного общества «Трудовые ресурсы». Пропуск».
Вахтер, однако, ничуть не удивился. Внимательно ознакомившись с пропуском, он солидно проговорил:
– Это я вижу, что Могулия. А эти граждане кто будут?
– Вот этот гражданин, – коротышка показал на слепого, – научный консультант, прибыл по приглашению нашего института из Чепуристана. О-очень крупный специалист! – Он поднял глаза к потолку. – А девушка – представительница одного из малочисленных народов Востока, участвует в научной программе. Вот все бумаги…
При этом он протянул вахтеру стопку абсолютно чистых листов.
Тот, однако, не нашел в этих листах ничего необычного, пролистал их с очень серьезным видом и, вернув хитрому коротышке, с тем же строгим выражением разрешил:
– Можете проходить!
Тут до меня дошло, что коротышка владеет гипнозом, так что даже если бы я рискнула поднять тревогу и попросить вахтера о помощи, из этого бы ничего не вышло.
Пройдя просторный холл, облицованный черным полированным гранитом, коротышка свернул не к парадной лестнице, ведущей на верхние этажи особняка, а к другой, малоприметной, которая вела вниз.
Пройдя по этой лестнице два марша, мы оказались в длинном коридоре с низким сводчатым потолком. По правую руку от нас была дверь с надписью «Гардероб», но мы пошли налево и вскоре оказались перед другой дверью, украшенной более солидной вывеской:
«Отдел Древней Месопотамии. Подотдел Вавилона эпохи Великого столпотворения».
Коротышка уверенно толкнул эту дверь и перешагнул через порог.
Слепой железной рукой подтолкнул меня вперед, так что мне ничего не оставалось, как войти вслед за коротышкой.
За порогом слепой отпустил мое плечо: видимо, теперь он не боялся, что я могу сбежать.
Я огляделась.
Мы были в большом просторном помещении, можно сказать – музейном зале, заставленном многочисленными статуями и скульптурами. Здесь были гранитные быки в натуральную величину и львы из розоватого песчаника, сказочные животные с птичьими головами и львиными лапами и крылатые драконы с грозно оскаленными пастями. Были здесь и статуи людей – точнее, думаю, богов в человеческом облике. В самом центре зала, прямо против входа, находилась особенно впечатляющая статуя: огромный мужчина с окладистой бородой смотрел на нас пристально, как будто видел все наши грехи и недостатки.
Тут же стояли ящики, в которых грудами лежали глиняные таблички с непонятными надписями из горизонтальных и вертикальных черточек. В голове всплыли школьные уроки истории, и я вспомнила название этих надписей – клинопись.
– Ну, вот мы, можно сказать, и дома! – проговорил коротышка, потирая руки. – Конечно, это не настоящий наш дом, великий Вавилон, Врата богов, лежит в руинах…
Он пристально посмотрел на меня и продолжил:
– Вавилон лежит в руинах, но от нас зависит его будущее. Точнее, от тебя. Отдай нам монету – и мы сможем вернуть былое могущество Великому Отцу, небесному покровителю Вавилона – Бэл-Мардуку…
– Но я не знаю ни о какой монете! – запротестовала я. – Понятия не имею, что вам нужно!
– Зря ты так! – разочарованно проговорил коротышка. – Ведь ты – одна из нас, в твоих жилах течет кровь вавилонских жрецов, кровь служителей Эсагилы. Верни монету – и Великий Отец щедро отблагодарит тебя, ты займешь почетное место рядом с его троном, почетное место, принадлежащее тебе по праву рождения!
– Дяденька, – перебила я его, – вы тут все, как я посмотрю, с ума посходили. Меня ваши разборки не касаются, я ничего ни про какую монету не знаю. Отпустите меня домой!
В ответ на мои слова слепой разразился длинной тирадой на своем загадочном языке. Коротышка что-то ему ответил, и между ними завязалась короткая бурная дискуссия. Наконец они, судя по всему, пришли к согласию. Коротышка повернулся ко мне, потер руки и проговорил безразличным тоном:
– Не хочешь говорить – и не надо. Так или иначе мы узнаем все, что нам нужно. А пока присядь, отдохни…
С этими словами он показал мне на старинное бронзовое кресло с массивными львиными лапами и резными подлокотниками, украшенными птичьими головами.
– Я не устала! – проговорила я раздраженно. – Лучше отпустите меня, все равно вам от меня никакой пользы…
– Присядь, отдохни! – повторил коротышка настойчиво и пристально взглянул на меня своими темными глазами.
И меня словно какая-то сила подвела к этому чертову креслу и усадила в него. Надо сказать, кресло оказалось неожиданно удобным, я откинулась на спинку и почувствовала, как устала за этот бесконечный день. И правда, лучше отдохнуть полчасика… в ногах правды нет, как говорится…
Коротышка подошел ближе. В его руках оказалась бронзовая жаровня, в которой тлели красные угольки. Поставив жаровню передо мной, он посыпал на угли какую-то пахучую травку. Над жаровней поднялся белесый дым, запахло сладковато и странно. Внезапно я вспомнила детство… я совсем маленькая, я лежу в кровати, надо мной склоняется красивая молодая женщина… это мама, не та, которую я привыкла называть этим словом, а настоящая, любимая мама…
Ее облик растаял, окутанный белесым мерцающим туманом, и передо мной возникли другие картины.
Огромный зал, облицованный черным гранитом, тусклое пламя трепещет в золотых светильниках. Посреди зала возвышается колоссальная статуя – грозный бог с окладистой черной бородой…
Зал наполняется гулом, как от тысячи грохочущих барабанов, затем этот гул стихает, и на смену ему приходит мощный, властный голос. Это голос статуи, голос грозного бога. Он говорит на древнем гортанном языке, похожем на грохот горной реки, но я понимаю его слова.
– Я – твой бог, Великий Отец, Бэл-Мардук! Преклони передо мной колени, смертная!
Я падаю на колени и опускаю глаза, чтобы не видеть его лик, грозный и ужасный. А голос его продолжает греметь:
– Я призвал тебя, чтобы узнать то, что тебе известно. Открой передо мной свою душу, скажи, где спрятано мое сердце!
– Но я не знаю… – пролепетала я. – Я ничего не знаю ни про монету, ни про сердце…
Наступила страшная, гнетущая тишина, тишина, которая бывает перед грозой, перед бурей, перед землетрясением. Я испуганно подняла взгляд и увидела, что лицо бога, и до того грозное, искажено яростью. Сейчас его гнев обрушится на меня…
И тут за колонной из черного гранита я увидела немолодую женщину в длинном одеянии из тяжелого черного шелка. Ее лицо показалось мне смутно знакомым. Когда-то я видела ее… когда-то давно, очень давно… в детстве? Или гораздо раньше, задолго до рождения… тысячу лет назад? Три тысячи лет назад?
Женщина смотрела на меня с жалостью и сочувствием. Перехватив мой испуганный взгляд, она приложила палец к губам и поманила меня.
Я вскочила, бросилась к ней за черную колонну.
У меня за спиной раздался гневный, суровый окрик бога, но женщина уже схватила меня за руку и потянула за собой. Мы подбежали к неприметной двери в стене храма, проскользнули в нее. Женщина бежала быстро, уверенно – она хорошо знала дорогу, не раз уже проходила этим путем. Я едва поспевала за ней.
Миновав длинную анфиладу комнат, мы оказались перед закрытой дверью. На этой двери висела маска – страшная и уродливая маска клоуна с красными, словно перемазанными кровью губами.
Моя спутница остановилась перед этой дверью и проговорила нараспев:
– Ан-мабу-замбар-Мардук!
Маска упала на пол, откатилась к стене, дверь открылась.
Я переступила через порог…
И замерла в ужасе.
Комната, в которой я оказалась, была полна мертвых тел.
Недавно умершие, еще сохранившие живые краски человеческие тела, и полуразложившиеся, и окончательно истлевшие, и высохшие, лишенные плоти скелеты покрывали пол комнаты сплошным ковром. И самое страшное, при нашем появлении все эти мертвецы зашевелились, потянулись к нам полуистлевшими руками.
Я попятилась, попыталась переступить порог комнаты… но моя спутница остановила меня властным движением руки, извлекла из-за пазухи флакон розового стекла, отвинтила пробку и обрызгала мертвецов искрящейся, словно лунный свет, жидкостью и воскликнула, как перед дверью:
– Ан-мабу-замбар-Мардук!
И тут же мертвые тела ожили, высохшие скелеты покрылись живой плотью. Теперь комната была полна людей – молодых и зрелых, мужчин и женщин в пышных восточных нарядах. Все они низко кланялись нам и расступались, освобождая проход через комнату.
