В кабинете была полка с его книгами, многие на иностранных языках, даже на чешском! София их пролистала — он писал про частного детектива по имени Нина Райли. «Опустите пистолет, лорд Хантерстон! Я знаю, что случилось во время охоты на куропаток. Дэвид погиб не от несчастного случая». Дерьмище, как сказал бы ее шотландский приятель. Горничные называли писателя мистер Кэннинг, но на его книгах стояло другое имя — Алекс Блейк.
Все чисто и аккуратно, как всегда. На столе в прихожей душистые садовые розы. Он всегда оставлял под вазой десять фунтов на чай. Какой щедрый человек. Наверное, богач. Сегодня десятки нет, непохоже на него. В столовой ничего не тронуто, как обычно. Она открыла дверь в гостиную. Шторы задернуты, раньше такого не бывало. В комнате стоял сумрак, ее будто затянуло туманом. Даже в темноте было понятно: что-то случилось. София ступила на ковер, и у нее под ногой хрустнуло стекло, словно взорвалась бомба. Она раздернула шторы, и в гостиную хлынул, освещая хаос, солнечный свет: зеркало над камином, все безделушки, даже красивые стеклянные плафоны старинного светильника — все было разбито вдребезги. Журнальный столик перевернут, лампа лежит на полу, желтый шелковый абажур погнут и порван. Все вверх дном, точно по комнате прошло стадо слонов. Очень неуклюжих слонов. Писательские матрешки разбросаны по углам, как сбитые кегли. Она бездумно подняла одну и сунула в карман жакета, ощутив приятную гладкую округлость куклы.
У Софии появилось странное чувство в животе, словно сейчас случится что-то очень захватывающее, такое, чего никогда раньше с ней не случалось. Как в тот раз, когда она смотрела, как сносят высоченную многоэтажку. Бум! — и появилось гигантское облако плотной серой пыли, как от извержения вулкана или от падения башен-близнецов, только это было еще до них.
Потом она закричала: «О боже, боже мой!» — на своем родном языке. Перекрестилась, хотя никогда не была религиозна, и снова повторила: «Боже мой!» Все другие слова вылетели у нее из головы. Когда она увидела лежащего на полу человека, вся ее словарная база, и английская, и чешская, временно стерлась.
София напомнила себе, что, вообще-то, она не уборщица, а ученый. Где ее хладнокровие и объективность? Она заставила себя подойти поближе. Мужчина, вероятно хозяин дома, лежал в такой позе, как будто упал навзничь во время молитвы. Не слишком удобная поза, но ему, похоже, уже все равно. Голова разбита всмятку, один глаз вылез из орбиты. Повсюду мозги, как шотландская овсянка. Кровь. Много крови — она впиталась в красный ковер, поэтому ее было не сразу заметно. Кровь на выкрашенных в красный цвет стенах, кровь на красном бархате дивана. Казалось, эта комната давно ждала убийства, готовилась впитать его в свои стены как губка.
София постепенно привыкала смотреть на него. Слова тоже возвращались — английские слова, — она поняла, что уже может закричать: «На помощь!» или «Убийство!» — но теперь, когда она оправилась от шока, это было как-то глупо, поэтому она тихо прошла по коридору обратно, вышла через парадную дверь, за которой обнаружила экономку, все еще выгружавшую из багажника розового фургона пластмассовые ведра и швабры, и сообщила ей, что сегодня дом писателя уборке не подлежит.
— Слышала, вы убили собаку. Выглядите паршиво. Кофе не хотите?
Луиза Монро. Луиза Монро широко ему улыбается и указывает на Королевский музей через дорогу от Шерифского суда.
— Братаетесь с врагом?
— Там есть хорошее кафе, — сказала она.
Она приоделась — черный костюм, белая блузка, каблуки. Вчера на ней были джинсы и футболка с замшевым пиджаком. Ему больше нравился джинсовый вариант, но костюм ей шел. У нее были красивые лодыжки, «точеные», как сказал бы его брат. Джексон всегда питал слабость к лодыжкам. Все остальные части женского тела ему тоже нравились, но лодыжки он ценил особенно. В нем точно заговорил плохой Джексон, это он думал про лодыжки Луизы Монро, злобный двойник, который вечно сидит в засаде у него в мозгу. Хороший Джексон, Плохой Джексон. Эта парочка в последнее время часто устраивала потасовки. Джексону не нравилось представлять, что будет, победи в нем Плохой Джексон. Доктор Джекилл одолел мистера Хайда? Кто из них хороший, а кто плохой? Он понятия не имел, не читал эту книгу, только смотрел фильм «Мэри Райли»,[61] до середины, на видео, — выбирала Джози, — пока не задремал на диване, переваривая пиццу.
— Не убивал я эту собаку. Она сама умерла. Собака же может умереть от естественных причин, что бы там ни говорили. Как я понимаю, вы ее не нашли, да? Утопленницу?
— Нет, мне жаль.
Лучше бы она сказала «еще нет». Жаль ей — можно подумать, занимаясь поисками мертвой девушки, она делала ему личное одолжение, а не вела полицейское расследование. Вдруг Джексон заметил выходящего из здания суда Теренса Смита с приклеенным к уху телефоном.
— Эй, ты! — заорал Джексон, бросаясь к нему. Луиза Монро поймала его за рукав и удержала:
— Спокойно, тигр, а то снова окажетесь в суде.
Теренс Смит отсалютовал ему двумя пальцами, расставленными рогаткой,[62] и сел в такси.
— Лживый ублюдок, — пробормотал Джексон.
— Все так говорят.
— Значит, вы признали свою вину, несмотря на то что невиновны? — Луиза Монро задумчиво отхлебнула латте, тогда как Джексон опрокинул в себя тройной эспрессо, будто лекарство. — Вы католик?
— Моя мать была ирландкой. Она была очень религиозна. Я не оправдал ее ожиданий.
— Я шотландская католичка, а это двойная обуза: в голове та же чушь, но при этом всегда готов нарваться на драку.
— Вы оправдали ожидания своей матери? — спросил Джексон.
— Нет. И она моих тоже.
— Я решил, проще признать вину.
— Мистер Броуди, вы родом из страны Вверх Тормашками?
«Мистер Броуди». Так обращалась к нему Джулия в начале их знакомства, и в ее устах его фамилия звучала вызывающе интимно, словно он был персонажем романа эпохи Регентства. Теперь она просто говорила «Джексон», как кто-то, знавший всю его подноготную.
— Я просто подумал, что так действительно будет быстрее, чем снова идти в суд, искать адвоката, затевать всю эту канитель. Свидетелей у меня не было, телесные повреждения у парня налицо, а про свои собственные я умолчал. — Он вытянул руку, но решил, что задирать рубашку и демонстрировать остальные багровые трофеи в благостной атмосфере музея не стоит. — Моя боевая рука, — уныло сказал он.
— Он наступил вам на руку? Когда вы лежали на земле? И вы не заявили, что это самозащита? Вы идиот.
— Мне это уже говорили.
— Вы бывший полицейский, ни в чем дурном замешаны не были, это ваше первое правонарушение.
— Я перешел на темную сторону.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, как там.
— И как?
— Темно. — Он вздохнул и поморщился от боли в ребрах. Разговор начал его утомлять. — Что насчет «Услуг»? Что-нибудь нашли?
— Вчера поручила Джессике. В телефонной книге ничего…
— Вот уж и правда сюрприз.
— В списке зарегистрированных предприятий — тоже, ни электронного адреса, ни веб-сайта, но тысячи ссылок на что угодно — от выгуливания собак до жесткого порно, притом неясно, какие из этих контор в Эдинбурге. В полиции нравов сказали, что никогда не слышали ни о сауне, ни о стрип-клубе с таким названием.
— Нужно искать визитные карточки — в телефонных будках, туалетах, пабах, клубах. — У Джексона появилось чувство, которого он давно не испытывал, сперва он не понимал, в чем дело, но потом до него дошло — то был азарт. Он ведет расследование, пытается разгадать головоломку, добраться до истины. («Признайся, Джексон, ты чувствуешь себя кастратом».) — Вы опрашивали девиц на улицах?
— У вас, вижу, закрутилась полицейская антенна. Выключайте.
Она до крови прикусила губу. Джексон заметил, что у нее там шрам или корка. Значит, привычка. Луиза Монро выглядела такой собранной, но самоедство указывало на глубоко запрятанный невроз. Он подумал о змее, которая кусает собственный хвост, пожирая себя. Интересно, что она делала в суде? Спрашивать он не стал.
— Тип, который напал на меня вечером, Теренс Смит — я его называю Хондой, — вчера засветился в дорожной разборке. Вел себя как маньяк, совершенно не думал, что творит. Прямо викинг-берсерк.
— Вы там были? Вы что, профессиональный свидетель, разгуливаете по улицам в поисках преступлений?
— Нет, это мое проклятие.
Она рассмеялась:
— И кто же вас проклял?
— Думаю, я проклял сам себя. — Потому что он явно идиот.
Смех делал ее другим человеком, г — Я видел, как он ударил кого-то бейсбольной битой, а через несколько часов он нападает на меня, угрожает, говорит, чтобы я держал рот на замке. Он знал, как меня зовут. Откуда он мог это узнать?
