— Вы не удивлены, что вас снова привезли сюда из больницы через столько времени?
Стук, стук…
Зачем он задает все эти вопросы? — Катя встала так, чтобы Гущин не заслонял ей обзор широкой своей спинищей.
— А может, вы этого ждали, Родион? А? Что кое-что изменится в нашем с вами деле об убийствах?
Стук, стук, стук, стук, стук, стук…
— Я подумал, что вы потому и стучите, что не желаете говорить, боитесь говорить. Почему вы боитесь разговаривать, Родион?
Стук, стук, стук, стук, стук, стук, стук…
— У нас новое убийство, — сказал Гущин. — Точно такое же, как и два года назад, когда мы взяли тебя, парень.
В комнате для допросов воцарилась могильная тишина.
Руки Родиона Шадрина застыли в воздухе над столом.
Катя не могла оторвать взгляд от этих рук, они словно гипнотизировали их всех — своим молчанием, своим немым вопросом, своей осведомленностью, своим упорством, своей тайной.
Вот зачем все эти вопросы… чтобы посмотреть его реакцию на самый главный…
— Кто убивает сейчас? — спросил Гущин.
Тишина.
— Ты его знаешь, Родион?
Тишина.
— Вы вместе это делали раньше?
Тишина.
— Или ты этого не делал?
Тишина.
— Или ты не убивал? — спросил Гущин опять. — А убивал кто-то другой?
Руки Родиона Шадрина медленно легли на стол. Он вернулся в ту позу, в которой они и застали его, войдя в комнату для допросов. Опухшее лицо его ничего не выражало. Абсолютно ничего.
— Я бы хотел снова взглянуть на его татуировку, — эксперт Сиваков обратился к оперативникам.
Те подошли к Шадрину. Один показал жестом — поднимайся.
Шадрин поднялся. Катя увидела, что он высок ростом. Она снова вспомнила его красавицу мать, его красавицу тетку. Рост — только в этом его сходство с ними.
Оперативник показал — снимай спортивную куртку. Шадрин медленно снял. Затем оперативник повернул его к свету, к лампе и задрал рубашку и майку.
Катя заметила, что второй оперативник внимательно следил за происходящим, страхуя.
Эксперт Сиваков сунулся поближе. Кате тоже хотелось посмотреть. Тогда на видеозаписи она просто не обратила внимания на эту татуировку.
— Ах ты, дьявол, — внезапно тихо охнул эксперт Сиваков.
— Что там еще? — спросил Гущин.
— Другая.
— Что другая?
— Татуировка-то другая.
— То есть как? Как это другая?
— Посмотри сам, — Сиваков отстранился.
Гущин повернул лампу так, чтобы свет ее стал ярче. Катя осторожно приблизилась, стараясь опять-таки встать так, чтобы между нею и Шадриным находился Гущин. Не то чтобы она боялась… нет, просто было как-то физически нестерпимо находиться рядом с ним… с этим человеком, который, как ее уверяли, убил и распотрошил…
— Как в зеркале, — сказал эксперт Сиваков.
Катя увидела на бледной коже Шадрина на ребрах под мышкой словно синий длинный порез. Татуировка в форме линии с точно обломанными загнутыми концами. На первый взгляд совершенно такая же геометрическая фигура, что и раны на лицах лейтенанта Терентьевой и Виктории Гриневой.
— Наоборот, как же это мы раньше не заметили, тут наоборот!
Катя хорошо помнила: порезы у обеих потерпевших в форме линии с загнутыми под косым углом концами: левый загнут косо вниз, а правый — косо вверх.
На татуировке же Шадрина концы были загнуты наоборот: левый смотрел вверх, а правый — вниз.
Сиваков и Гущин отступили от Шадрина. Тот стоял с задранной рубашкой и майкой. Потом медленно опустил одежду и начал заправлять в свои спортивные брюки.
Глава 26
«В ампулах или в порошке?»
Рыжая что-то лепетала, когда он протянул ей коробку с шоколадными конфетами «Царства» — то ли отказывалась, то ли благодарила. Феликс Масляненко не слушал, что она там бормочет.
Он и прежде замечал ее возле своего кондитерского бутика. Рыжая девчонка пялилась на него, словно не могла оторваться. Феликс спросил о ней продавщиц бутика, те ответили, что это Машенька Татаринова, она, мол, работает в торговом центре. Не в торговле, где-то там, в администрации на побегушках.
Девчонка — красотка, но он даже не стал запоминать ее имени и фамилии. Для него она просто Рыжая. Волосы как шкура лисы. На лис устраивают охоту. Можно, конечно, устроить… начать прямо сейчас… Рыжая, кажется, только этого и ждет, глаза ее светятся счастьем и робостью. Она даже не представляет себе, глупышка, чем все это может закончиться с ним, с Феликсом.
Но сейчас он чувствовал пресыщение. Так уже случалось прежде. Некоторые вещи не стоит испытывать слишком часто, иначе уйдут острота восприятия и тот непередаваемый драйв, что заставляет сердце почти лопаться от избытка наслаждения.
И потом у него было важное дело.
Из бутика «Царство Шоколада» Феликс спустился на нулевой этаж на автостоянку под торговым центром. Огляделся — нет, пока никого, те, кого он ждал, еще не приехали.
Он открыл свой «БМВ» — посмертный подарок отца, сел за руль и включил музыку. Что слушают антикварные готы? Конечно же классику. Вивальди, цикл «Времена года»… Зима…
Музыка наполнила салон, и Феликс закрыл глаза. Он вспоминал, прокручивал у себя в голове то, что следовало вспомнить во всех деталях, чтобы понять, где и когда, возможно, совершена непоправимая ошибка, грозящая бедой, нет, почти полной катастрофой.
Из раздумий его вывел визг тормозов. На подземную стоянку, лихо разогнавшись в ограниченном пространстве, зарулил черный битый «Паджеро». В нем сидели двое мужчин.
Один сразу вышел и приблизился к машине Феликса. У этих типов Феликс никогда не спрашивал ни имен, ни фамилий. Даже клички его не интересовали. Он покупал у них кокаин и марихуану, а также иногда «синтетики». Но сейчас его интересовало другое. И эти двое это самое ему, кажется, привезли.
— Вот, импортный, — сказал тот, кто подошел к машине, и протянул сверток в черном полиэтилене.
— Открой, покажи, — Феликс опустил окно.
Тип начал раскрывать сверток, точно новогодний подарок. Раскрыл и показал Феликсу пистолет.
— Такие на вооружении у немецкого спецназа, — сказал он. — Автоматический, многозарядный. А вот к нему патроны.
— Он заряжен? — спросил Феликс.
— Кто же продает заряженным? — усмехнулся неулыбчивый продавец из битого «Паджеро».
— Тогда зарядите.
Продавец вставил обойму, проверил, поставил на предохранитель.
— Сколько? — спросил Феликс.
— Как договаривались, плюс сверху еще десять тысяч. Я не сам доставал, мы звонили человеку, это его доля.
Феликс достал деньги, вручил, получил пистолет. Взвесил его.
— Осторожно, дуло не направляй, он же заряжен теперь. Ты что, с пушкой раньше дела никогда не имел?
— Я пользовался иным, — ответил Феликс и положил пистолет на сиденье рядом. — А то, другое?
— С этим пока проблема. Не достали еще, — ответил продавец. — Да и немудрено, такой заказ.
— Мне нужно, возможно, скоро понадобится. Привезите.
— Найдем, только надо подождать. Я это… я хотел спросить… там разные составы — тебе в ампулах или в порошке?
Феликс приглушил Вивальди.
— Мне то, что подействует быстро и наверняка, — сказал он.
— Я к тому, что мы с этим дела не имеем. Надо искать канал. Это ж не кока. Как достанем, я позвоню.
Феликс кивнул и завел мотор. У этих двоих он обычно покупал кокаин. Но сегодня его интересовали иные вещи. Пистолет он уже получил.
По дороге с Петровки в Главк в Никитском переулке полковник Гущин разразился целым градом ЦУ по мобильному. Катя, притихнув на заднем сиденье, только молча дивилась такой внезапной активности.
Впрочем, понять мотивы всплеска профессионального рвения легко…
— Нам тогда, два года назад словно пелена глаза застлала. Ладно тебе, Федя, но мне с моим-то стажем работы экспертом! — Эксперт Сиваков, сидевший рядом с Катей, выглядел понурым и смущенным. — Отлично помню, мы тогда в тюрьму поехали, уже имея на руках результаты ДНК по сперме, ясно было, что это шадринская ДНК. И все факты остальные на него указывали. Татуировка как довесок, вот мы этот довесок и проглядели. Смотрели-то в упор, что называется, а разницы не заметили.
Гущин не ответил, не повернулся даже, он грозил кому-то (явно ни в чем не повинному оперу-подчиненному!) по телефону:
— Все, что есть по рок-группе «Туле», моментально мне на стол, как приеду! Свяжитесь с прокуратурой, запросите их оперативные данные… какой там, к черту, экстремизм… чтоб прислали по электронке, некогда тут секретность разводить! Я сказал, сделайте! И найдите специалиста по готическим или, как их там, нордическим татуировкам, чтобы к вечеру сидел у меня в кабинете, консультировал!
И свирепый приказ возымел моментальное действие. Когда разозленный (неизвестно на кого, на себя следовало злиться-то!) полковник Гущин переступил порог своего кабинета, к нему тут же широким ручьем потек поток информации по группе «Туле».
