Впервые они с Соней поцеловались именно тогда, на острове. Загорелая Сонина кожа пахла свежеиспеченым хлебом, а волосы – тревожной полынной горечью…
… Аркадий с Соней шли по ночной Каланчевке к ее центру. Каждый думал о своем. Но, если бы они могли проникнуть в мысли друг друга, то с удивлением обнаружили бы, что их мысли пересекались во времени и в пространстве…
– Аркаша, помнишь, как мы на остров загорать ездили? – спросила Соня и затеребила платье на груди.
– Помню, конечно… – сказал он.
– А что ты помнишь? – с женской настойчивостью не отставала Соня.
– Все помню.
– Что все?
– Как ты ко мне целоваться лезла.
– Я лезла? Я? – Соня остановилась, как вкопанная и даже задохнулась от возмущения. – Это ты ко мне лез!
– Ну, конечно, я… Я же пошутил!
– Глупые шутки у тебя, Аркадий! – заверила Соня.
– Извини. – пожал плечами подполковник.
Надутая Соня шла, отвернувшись.
– Ну, хоть и лезла, и что такого? – наконец, нарушила она молчание. – Или для тебя любовь – это ничто? Да?
– Для меня любовь – это все. – сделал неожиданный ход Аркадий.
– Не смейся, Аркадий! Я тебя серьезно спрашиваю! – сжала правую руку в кулачок Соня.
– Я серьезно и отвечаю.
– А что ж ты за столько лет не женился? Неужели никакую не полюбил? – искоса бросила она на него внимательный женский взгляд.
– Понимаешь, любовь, она – одна на всю жизнь… – ответил Аркадий, как профессиональный специалист по надуванию облаков… Хотя в данном случае он не был точно уверен, кому, собственно, он морочит голову. У него мелькнула коварная мысль, – уж ни себе ли?…
– Ты вправду так думаешь? – с надеждой спросила Соня, поняв его по-своему.
– Да, я так думаю. – подтвердил Аркадий.
Соня с непонятным выражением качнула головой и опустила глаза. Должно быть, в ее гладко причесанной темной головке ожили и закружились в девичьем хороводе какие-то мысли.
За воспоминаниями о давно минувших временах и разговорами они и не заметили, как оказались на центральной площади Каланчевки.
– Ой, лишеньки мои! Це ж, вы! – вдруг услышали они прямо перед собой. – Вашего хлопчика, чужаки сцопали и увезли! – зашептала стоящая перед ними полная пожилая женщина с сумкой в руках.
– Кого сцопали? – спросил Аркадий, узнав тетю Глашу Чумаченко, которую он уже видел сегодня, когда сидел на скамейке недалеко от здания поселкового отдела милиции. В час ночи она продавала на площади жаренные семечки поздним гулякам.
– Так, Миколайку же, Саяпина! – с досадой взмахнула она рукой на непонятливого собеседника.
– А куда они его увезли, тетя Глаша? – взвилась Соня.
– Та, туточки, недалеча. В пароход! Они ж тамочки и квантируют… – зашептала, озираясь по сторонам как разведчица-партизанка на оккупированной территории, тетя Глаша.
Пароходом в Каланчевке называли гостиницу «Мечта».
«Мечта» располагалась в центре небольшого зеленого массива на берегу реки. Это был маленький ивовый природный парк на окраине поселка. Впрочем, от этой окраины до центральной площади, было минут пятнадцать ходу.
Но, если находиться в глубине этого лесного островка, могло показаться, что вокруг на многие километры простирается безлюдная тайга. Плотная зеленая губка без следа поглощала не только голоса людей, но даже рокот автомобильных моторов на улицах и перестук вагонных колес на недалеком железнодорожном мосту.
Видимо, соблазненное таким удивительным сочетанием – атмосферой глухого леса и близостью к городу, руководство местного авиазавода и решило некогда построить в центре зеленой мини-пущи профилакторий для своих работников.
И внутри дикого зеленого островка выросло белое трехэтажное здание, напоминающее своими закругленными торцами и идущими вдоль этажей сплошными ленточными балконами океанский лайнер. Каланчевцы так его и начали звать – пароход. Из жителей поселка набирался и персонал профилактория – повара, горничные, врачи-диетологи и слесари-сантехники.
Когда у завода наступили тяжелые времена, профилакторий был продан, капитально отремонтирован, переоборудован и превратился в элитную гостиницу.
Судя по оперативным сведениям, полученным об тети Глаши, и был уведен какими-то чужаками Коля Саяпин. Аркадий, конечно, предполагал, какими. Но, как показало время, он ошибался.
К гостинице, разрезая мохнатый лес, вела круто загибающаяся узкая асфальтовая дорога. Ее серебристо-серое змеиное тело освещалось цепочкой фонарей на высоких столбах.
Немного не дойдя до гостиницы, Аркадий и Соня свернули с асфальта и, осторожно пробираясь сквозь черные занавеси листьев, подошли к зданию. Спрятавшись за морщинистыми стволами, они внимательно осмотрели гостиницу и прилегающую территорию.
Все было спокойно. Тишину нарушало лишь мирное стрекотание сверчков. Воздух заполнял сладкий эфирный запах каких-то белых цветов, фосфорецирующим ковром, покрывающих круглую клумбу у входа. Напротив дверей стоял джип, похожий в темноте на огромного, замершего в засаде кота. В машине как будто никого не было.
Почти во всех окнах гостиницы стояла непроглядная темнота. Неярко светилось лишь окно на первом этаже в комнате дежурной и празднично пылали в ночи широкие, во всю стену окна двух номеров на верхнем, третьем этаже.
Оглядываясь по сторонам, они подошли к центральному входу. Стеклянная дверь была закрыта. За ней молчала темнота. Аркадий негромко постучал. Никто не отозвался. Аркадий стукнул сильнее. Ничего.
– Подождешь меня внизу. Я слажу наверх посмотрю, что это за праздник там в два часа ночи… – сказал Аркадий Соне, показывая на горящие окна третьего этажа. – Как бы там не того…
– Чего… того? – округлив глаза, шепотом спросила Соня.
– Праздник в честь нашего Николая… – пояснил Ар-кадий.
Он подошел к балкону первого этажа, подтянулся на руках и перебросил себя через перила.
– Соня, ты от греха подальше вон там за деревьями постой… – сказал он и по решетчатой перегородке, разделяющей балконы соседних номеров, полез вверх.
Посмотрев вниз, Аркадий увидел, что Сони под балконом уже нет.
Он взобрался на третий этаж, немного постоял, успокаивая дыхание. Послушал окружающее. Ничего не услышал. Снова взобрался на перила. На секунду повиснув над белой клумбой, обогнул металлическую перегородку, и бесшумно опустился на бетонный пол балкона, где карнавальным светом сияло в ночи широкое окно. Прижимаясь к холодной стене, он крабом подобрался к стеклу и осторожно заглянул в комнату.
Первое, что он увидел, был сидящий на стуле в дальнем углу, лицом к окну Коля Саяпин.
В комнате находились еще трое. Одним из них был юрист «Бакин-банка» Вадим Вадимович Горкин.
«А бакинцам-то зачем Коля понадобился?… – удивился Аркадий. – Вроде, у них-то он машины не жег?» Подполковник приложил ухо к краю оконного стекла и сразу, будто включив звук у телевизора, услышал голоса.
– Да зря ты упрямишься, Коля! Зря! – понижая свой баритон почти до баса, медленно произносил Вадим Вадимович. – О тебе такие люди хорошо говорили… У вас в Нижнем Тагиле Спиридон зону держал? Так?
Коля кивнул.
– Ну, вот, он говорил: Саяпин – не фраер. Крепкий кореш. Не сука продажная…
Вадим Вадимович выжидающе замолчал. Коля облизнул губы, но ничего не сказал.
– Что ты этого фраера покрываешь? – дружеским тоном продолжил юрист. – Да он плюет на тебя? Кто он тебе, этот Эдисон хренов? Друг, что ли? Да какой он тебе друг? Он тебя за фуфло держит! Давай так, ты сейчас говоришь нам, где он со своим аппаратом прячется, а я тебе вот прямо сейчас сто баксов отстегиваю? Эх, хороший ты парень, Николай, две сотни даю! Чтоб жизнь веселей шла! Ну, что молчишь?
– Так я ж говорю, если б знал, разве я не сказал? – вскинул честные глаза Коля. – За двести-то баксов! Что мне этого баклана скрывать? Кто он мне? Кум или сват? И не друг он мне вовсе! Ну, не знаю я, где он залег. И про аппарат ничего не знаю! Что за аппарат такой, будь он не ладен?… Мамой клянусь!
– Не хочешь, значит, по доброму, по хорошему… – вздохнул Вадим Вадимович и стал наливать в стакан минеральную воду из стоящей на столе бутылки. – Ради фраеров дешевых своих ребят в мазут макаешь… – сокрушенно покачал он головой. – Тогда бить тебя придется… Спиридон так и сказал, если Сяпа скурвился, фраерам продался, бейте его ря-ябята смертным боем!… А? Что делать прикажешь, друг дорогой?
Вадим Вадимович поднялся со своего стула и, потирая левой рукой сжатую в кулак правую, направился к сидящему на стуле Николаю.
– Ну, надумал? – остановился он перед грустно опустившем голову водопроводчиком.
Аркадий порыскал глазами и увидел на другом конце балкона металлический дачный стульчик, похожий своими тонкими ножками на большого паука. Он шагнул к нему, поднял за ножку, взвесил его в ладони. Вес дачного стула его устроил.
– Ну, как знаешь! – тяжело произнес начальник юридического отдела и стянул левой рукой ворот Колиной рубахи.
