Историк, польщённый столь высоким доверием со стороны Александра Сергеевича, всё норовил провозгласить тост за молодых. Однако пока он высказывал свою мысль, гости не выдерживали и выпивали так и недослушав тост. Тогда историк прибег к хитрости.
— За Сталина! — провозгласил он самый короткий тост, и строго осмотрел всех гостей.
Никто, конечно, не понял, почему в свадьбу надо было пить за Сталина, но спорить никто не решился, напротив, выпив за генералиссимуса, каждый почтительно поклонился историку, выказывая ему особое почтение. А ему только этого и надо было.
Татьяна Павловна крутилась около невесты и всё время шептала ей что-то на ухо.
— Дашенька, я так рада за тебя! — говорила она.
— А ведь всё это произошло с вашей лёгкой руки, — отвечала ей невеста. — Помните, как мы отмечали день победы? Тогда всё и началось.
Татьяна Павловна наклонилась к самому уху невесты и прошептала:
— Ты ведь теперь баронесса, Дарья!
— Больше двух говорят вслух, — сделал им замечание секретарь парткома, — о чём это вы?
— Вам это не надо знать, — тут же ответила Татьяна Павловна, — это наш маленький женский секрет.
Праздники утихли, а вместе с ними утихли и рьяные борцы за коммунистическую нравственность. Правда, кое-что в этой свадьбе борцам было непонятно. Так невеста, став женой, почему-то оставила свою девичью фамилию. И хотя этот поступок и выходил за регламент, но он по сравнению с сожительством без регистрации был таким невинным, что им свободно можно было пренебречь. Затихли и пересуды вокруг двух учителей, и снова жизнь потекла по своему привычному руслу. Однако, если кто-то считает, что это русло ровное и тихое и если дети в школе маленькие, то и их проблемы небольшие, то он сильно ошибается. Драмы и трагедии, которые разыгрываются в детских коллективах, порой бывают гораздо сильнее и жёстче, чем у нас взрослых. Заметить такую драму бывает очень сложно. Это под силу только педагогу с большим опытом.
Как-то после уроков, сидя в учительской, Татьяна Павловна спросила Дашу:
— Это не твой мальчонка рядом с учительской стены подпирает?
Даша тут же встала и вышла в коридор. Вернувшись, она развела руками.
— Никого нет.
— Значит, убежал уже. Этот мальчик с твоего класса.
— Наверное, просто так стоял.
— Просто так, милочка, даже прыщик не вскочит. Если стоит, значит надо ему очень.
— Если надо, значит подойдёт и спросит.
— Спросит? А ты, милочка, возьми и спроси у товарища Сталина, когда у нас карточки отменят. Война то уже кончилась, зачем они нужны?
— Ну, вы Татьяна Павловна и скажете!
— Вот видишь, тебе страшно у самого товарища Сталина спрашивать. А ведь мы, учителя, для наших учеников стоим также высоко, как для нас товарищ Сталин. И им тоже иногда страшно у нас что-то спрашивать.
— Вы считаете, что ему нужна помощь?
— Даже не сомневаюсь в этом.
— Спасибо, Татьяна Павловна, я обязательно посмотрю за ним.
Прежде чем задавать ребёнку вопросы, Даша решила понаблюдать. Действительно, после звонка все дети из класса выбегали в коридор и играли, а Игорь Миронов бежал к учительской, облокачивался на стену и стоял так до самого звонка на урок. После уроков он первым вбегал в раздевалку, забирал своё пальтишко и убегал. Семейное положение Игоря мало отличалось от остальных детей. Он жил с бабушкой и также как и все ждал возвращения своих родителей с войны. К сожалению, родителям Игоря не суждено было вернуться. Бабушка давно получила на них похоронки, но ребёнку об этом так и не сказала. О том, что Игорь сирота знали все, кроме самого Игоря. Понаблюдав за ребёнком несколько дней, Даша решила поговорить с ним.
— Игорёк, а почему ты с детьми не играешь? — спросила она как-то, выйдя из учительской.
Ребёнок вытаращил свои глазёнки на учительницу и смотрел на неё с такой надеждой, что у Даши мурашки побежали по коже. Он видимо очень хотел ей что-то сказать, но по какой-то причине не делал этого. Уголки глаз стали постепенно наполняться слезой, капельки набухали, и наконец, не выдержав своей тяжести, скатились по щекам. Мальчик резко отвернулся и убежал, так ничего и не сказав.
Вечером, сидя за ужином, Даша делилась впечатлениями по этому поводу со своим мужем.
— Представляешь, у него такие глаза! Я сама чуть не заплакала, когда заглянула в них.
— Вероятно у него большие неприятности, — предположил Александр Сергеевич.
— Только он почему-то не хочет со мной поделиться своим горем.
— Не хочет, потому что не верит.
— Что же я должна сделать, чтобы он мне поверил?
— Поверить ему, только и всего.
— Как же я буду верить, если не знаю в чём дело?
— А зачем тебе знать, в чём дело?
— То есть как это зачем?
— Можно не знать — достаточно чувствовать. Представь, что тебе также тяжело, как и ему, тогда сразу поверишь, а он соответственно поверит тебе.
Даша стала обдумывать, что сказал ей муж, но до конца так и не поняла. "А как же я его пойму, — подумала она, — если для этого нужен не разум, а чувства".
Придя в школу на следующий день, она решила проверить на практике теорию Александра Сергеевича. После звонка на перемену, она вышла из класса и направилась в учительскую, протискиваясь между живой кричащей и мелькающей массой. У дверей учительской она увидела знакомую фигуру подпирающую стену. Даша вошла в комнату, закрыла за собой дверь и села за свой стол. Она закрыла глаза и стала вспоминать самые тяжёлые сцены из своей жизни, чтобы почувствовать примерно то, что чувствовал её ученик. Вот она падает в воду и начинает тонуть, вот отец вытаскивает дочь из воды и начинает делать ей искусственное дыхание, вот она приходит в себя. Нет, ничего не получается, учителю не удаётся себя загнать в транс и вернуться в прошлое. Даша вспоминает, как она под обстрелом лежит у линии Монергейма. Ей становится холодно, конечности коченеют, и её клонит в сон. Нет, опять ничего не выходит. Вдруг на память приходит случай, который она давно забыла. Её, маленькую девочку несправедливо обвинили в воровстве. Дети обступили Дашу и всё громче и громче скандируют:
— Воровка, воровка, воровка!
— Это не я, — кричит Даша, — это ошибка!
Но её никто не слушает. Дети прыгают и тычут в неё пальцами.
Даша сопротивляется ещё какое-то время, но вскоре сдаётся. В уголках глаз собираются слезы. Капли растут, и вот не выдержав своего веса, срываются и катятся по щекам. Дети видят это и впадают в экстаз.
— Ату, её! — раздаётся голос. Кто-то поднимает камень и бросает в Дашу.
Слёзы уже не катятся, они как два ручья текут и заливают передник. Лицо бледнеет, а всё тело начинает трястись.
— Дарья Петровна, дорогая, что с вами? Вам плохо? — слышит она где-то рядом.
Учительница открывает глаза и осматривается.
— Вам плохо? — снова спрашивают её.
— Да, мне плохо, — отвечает она и выбегает из учительской.
Даша смотрит на стенку, но её уже никто не подпирает.
— Где он!? — кричит она.
Дети в страхе шарахаются от неё.
— Его мальчишки во двор потащили, — сказал чей-то детский голос.
Дарья Петровна, расталкивая всех, побежала по лестнице во двор. Она не заметила, что за ней на почтительном расстоянии следуют учителя, а за ними любопытные ученики.
Во дворе мальчишки окружили Игоря плотным кольцом и что-то громко кричали. Когда учительница подбежала к детям, она услышала, как они хором скандировали:
— Беспризорник, беспризорник, беспризорник!
Глаза Игоря наполнялись слезами. Собравшись в уголках, они набухли и покатились по щёкам. Это ещё больше раззадорило детей.
— Ату его! — выкрикнул кто-то из толпы.
Чья-то рука подняла камень и замахнулась. Дарья Петровна разорвала детский круг и закрыла жертву своим телом. Но было уже поздно. Камень находился в состояние свободного полёта. Он описал дугу и угодил прямо в лицо учительнице. Кровь брызнула на детей и моментально отрезвила их. Они отшатнулись от Игоря и от содеянного сами на время потеряли дар речи.
— Мама! — раздался истошный крик.
Игорь бросился к Дарье Петровне, обнял её своими тоненькими ручками и потерял сознание. К этому времени к месту трагедии подбежали учителя которые следовали за Дарьей Петровной. Женщины хотели забрать из рук учительницы Игоря, но та держала его крепко и не отдавала. Тогда они стали платками вытирать лицо Дарьи Петровны и пытаться остановить кровь.
Учитель русского языка и литературы подошёл к перепуганным детям и спросил:
— За что вы так его?
— У него умерла бабушка, — сказал кто-то из толпы, — Он боялся идти домой и жил в подвале.
— Кто вы, — спросил Александр Сергеевич, — люди или животные? Нет, животные никогда бы так не поступили. Но и людьми вас назвать тоже нельзя.
