— А за что после войны в тюрьму попал?
Василий отрицательно помотал головой.
— Ну, тогда слушай.
Когда женщины вернулись с прогулки по городу, вся комната была прокурена так, что щипало глаза.
— Ты рассказал ему? — спросила Маша Кузьму.
— Да.
— Теперь давайте решать, что делать будем.
Катя села на диван поодаль от фронтовых товарищей.
— Нет уж дорогая, присаживайся к нам, — сказал Василий. — Мы должны быть одной командой, как тогда.
— У тебя есть удостоверение журналиста? — спросил Василия Кузьма.
— Конечно.
— Вот и отлично. Пойдёшь завтра в школу и скажешь, что хочешь написать очерк о герое-партизане. Сам понимаешь, мне туда соваться нет резона.
— Он же не мог тогда выжить.
— Ты тоже не мог, однако выжил.
— Значит, его не было тогда в башне.
— Не будем гадать.
— Выходит, наша война ещё не окончена.
— Мы её должны закончить. Помни, в заложниках у них и Николай и командир.
Вернувшись в Москву, Василий сразу сел за свою повесть. Он написал её, что называется на одном дыхании. Главный редактор, прочитав её, был вне себя от радости.
— Вот это да, вот это сила! — восторгался он. — Ты знаешь, какая ассоциация у меня возникает? Иван Сусанин, как ты находишь?
— Уж прямо Иван Сусанин. Здесь ни поляков, ни болота.
— Я не в том плане. Он у тебя, как олицетворение всего русского народа. Вот только здесь, — редактор показал на строки и покачал головой.
— А что здесь?
— Ты же видишь, упоминание о Боге совсем неуместно.
— Вот как раз оно здесь необходимо. Дед Макар человек старый.
— Ты хочешь сказать, что все наши старики верят в Бога?
— Ну, не все, конечно, но подавляющее большинство.
— Вася, ты просто убиваешь меня. Ты хоть отдаёшь отчёт, что говоришь? Да нас с тобой просто посадят, если мы это напишим.
— В этом весь смысл повести, — не сдавался автор. — Только благодаря вере можно победить в таких условиях.
— Конечно вере, разве я против? Только вере во что?
— Во что? — переспросил Василий.
— Во всяком случае, не в Бога.
— Во что же тогда?
— В нашу родную Коммунистическую партию.
— Да вы что? Если я это напишу, мою повесть никто читать не будет.
— Прочитают, никуда не денутся, — заверил редактор.
— Нет, я такого писать не буду.
Редактор, видимо пожалел, что так испугал автора, но отступать было уже некуда. Единственное, что пришло ему в голову, так это взять тайм-аут.
— Ты устал в командировке, — перевёл он тему разговора, — тебе сейчас необходимо отдохнуть. Ты в этом году когда был в санатории?
— Да не был я в санатории ни в этом году, ни в прошлом и вообще никогда.
— Как это не был!? — вскрикнул начальник. — Герой войны, лучший сотрудник и вдруг не был?
Начальник так выкрикнул это, что проходящий мимо председатель месткома обернулся.
— На ловца и зверь бежит, — крикнул начальник и схватил председателя месткома за рукав.
Василий, увидев, что начальник занят с председателем месткома поспешил поскорее уйти.
— У меня к тебе дело, обратился главный редактор к председателю месткома. У нас герой войны ни разу не отдыхал в санатории.
— Ну и что? Санаториев мало, а желающих много.
— Ты меня не понял. Дело это политическое. Он герой Советского союза и талантливый журналист одновременно. А у всех талантливых с головой не всё в порядке. — Главный редактор многозначительно покрутил пальцем у виска. — К тому же он на войне был контужен. Опять же с головой проблема. Ты понял, куда я клоню?
— Если честно, то нет.
— Ты помнишь, как он бегал и хотел писать свой роман про белогвардейского офицера?
— Помню, было дело.
— А сегодня он мне дал материал ещё чище. Он утверждает, что победа в Великой отечественной войне произошла исключительно из-за веры в бога советских людей.
— А я то здесь причём?
— Притом, что если человек контужен на голову, да к тому же периодически лечится в санатории по направлению из психбольнице, то с нас и взятки гладки. Ну, а если нет, кто отвечать будет, если он ещё что-нибудь выкинет?
— Где же я направление такое возьму?
— А хоть из-под земли, если тебе конечно работа у нас нравится.
Вечером Василий, как тигр в клетке ходил по комнате и возмущался жене и тестю:
— Нет, вы только подумайте, убрать из повести веру в бога! А что же тогда останется?
— Да ты не переживай так, — пыталась успокоить его Катя.
— То есть, как это не переживай?
— Не может же быть, чтобы у всех людей было одно мнение. У твоего начальника одно, а у тебя другое.
— Здесь дело не во мнение. Тут дело принципа. Он одно понятие хочет заменить другим.
— Ты первый раз с этим столкнулся, а я насмотрелся этого… — вступил в разговор Андрей Тимофеевич.
— Но ведь это неправда! — возмущался Василий. — Неужели он думает, что во время войны солдат постановления партии вдохновляли на подвиг? Когда мы создали свой партизанский отряд, нас было четверо: один офицер, барон, вор и я. Люди совершенно разных убеждений, и никто не скрывал их. Мы победили. Также и в Ленинграде, люди были совершенно разных убеждений, и, тем не менее, они умудрялись говорить на одном языке. Представьте, что бы было, если бы они все говорили только на своём. Почему же сейчас мы должны стесняться своих убеждений?
— Потому, что война кончилась. Вам на войне нужна была карьера или победа? — спросил Андрей Тимофеевич.
— Победа.
— А сейчас мир, нужна только карьера.
— Как это всё противно! — брезгливо сказал Василий.
Он сел на диван и сморщился.
— У тебя голова заболела? — забеспокоилась Катя. — Ложись на диван и прекратим эти дурацкие разговоры. Всё равно мы ничего не сожжем исправить.
— Коли так, то надо уходить из литературы, — Вася сморщился ещё больше и лёг на диван.
В прихожей раздался звонок. Катя открыла дверь и на пороге увидела незнакомого мужчину с чемоданчиком.
— Я доктор, — представился он. — Где больной?
Катя, молча, показала рукой на гостиную. Вымыв в ванной руки, доктор подошёл к лежащему на диване Василию и, подвинув стул, сел напротив него.
— Что нас беспокоит? — ласково спросил доктор.
— Сильные головные боли, — вместо больного сказал Андрей Тимофеевич, — последствие контузии.
Доктор надел очки, долго осматривал Василия, и всё время что-то бормотал себе под нос. Наконец, он снял свои очки, посмотрел на Катю и сказал:
— В принципе ничего страшного я не нашёл, но вы совершенно правы — больному отдых необходим.
При этих словах Катя удивлённо посмотрела на отца и пожала плечами.
— Думаю, санаторий ему не помешает. Я буду ходатайствовать, чтобы путёвка вам была предоставлена.
— Какая путёвка? — не понял Василий.
— Не надо беспокоиться. Вам сейчас надо хорошо выспаться.
Доктор открыл свой чемоданчик и извлёк оттуда пилюли.
— Извольте принять. Это снотворное. Оно вам сейчас необходимо.
Катя сбегала на кухню и принесла стакан с водой. Василий послушно принял пилюли. Когда доктор ушёл, больной уже крепко спал.
— Ты когда его успела вызвать? — спросил Андрей Тимофеевич.
— Я думала, что это ты вызвал, — ответила Катя.
Оба постояли и помолчали. Потом, чтобы не мешать спящему, на цыпочках дочь с отцом вышли из комнаты.
— Чудеса, да и только, — сказал Андрей Тимофеевич.
Дочь в ответ только развела руками.
Зато для главного редактора никаких чудес не было, во-первых потому что он твёрдо стоял на марксистско-ленинских позициях и слово "чудеса" было не из его лексикона, а во-вторых, утром ему обо всём доложил председатель месткома.
Увидев в редакции Василия, Начальник отечески похлопал его по плечу.
— Василий Егорович, дорогой, ну зачем же надо было на работу выходить. Отлежались бы дома, отдохнули…
— Я хотел… — начал было Василий.
— Ничего не знаю и знать не хочу, — прервал его начальник, — отдыхать, отдыхать и ещё раз отдыхать. Сейчас председатель месткома принесёт вам путёвку в санаторий и, как говорится, приятного вам отдыха.
— Да я…
— Именно вы, — опять прервал его начальник. — Вы для нас важнее всех повестей и романов.
— Ой, как хорошо, что я вас встретил! — прервал их разговор председатель месткома. — Я вас, Василий Егорович, ищу. Вам через обком профсоюзов путёвочку организовали, так что будьте любезны получить.
— Но я и не думал сейчас никуда ехать!
— А что тут думать? Берите путёвку и поезжайте. Вы знаете, что мне стоило достать её, — обиделся председатель профкома, — Берлин взять легче, чем эту путёвку получить.
— Идите Василий Егорович, собирайтесь, а после отпуска поговорим.
Василию ничего не оставалось, как только выполнить распоряжение начальника. Стоило ему отойти от своих собеседников и скрыться за поворотом, как главный редактор довольно потёр руки.
