кричали. Кроме того, почти каждый считал должным пустить ко мне в адрес одну или две шутки, на которую я не каждый раз могла найти ответ.
— Почему вам в голову постоянно приходит какой-то бред? — пробубнила Эрика. И я только в этот момент поняла, что она не довольна нашей идеей.
— Брось, это же весело.
Она почти всегда была неумолимой. Мне часто приходилось подчиняться её вспышкам, (вспомнить хотя бы, как она уговорила меня постричь волосы), но в этот раз, не знаю даже как, она всё-таки сдалась и вопреки своим стереотипам, согласилась устраивать розыгрыш вместе с нами. Я в тот вечер была в доме Браунов, я сидела вместе с Калебом и пыталась помочь ему сделать домашнее задание по алгебре. Его родители сказали, что заплатят мне на пять долларов больше, если я объясню ему то, что он не понимал в школе. Я согласилась, не потому что хотела получить лишний доллар, а потому что к семейству Браунов я относилась с уважением, они нравились мне хотя бы потому, что доверяли мне своего ребёнка. Правда, в алгебре я была не сильна, поэтому вместо того, чтобы учить Калеба, я позвонила Эрике, прося её заняться этой работой.
— Никогда не думал, что ты такая тупая, — засмеялся Калеб.
— Я не повторяла эту тему больше пяти лет, а ты забыл всё после двух часов.
— Я её не слушал, так что это простительно.
Порой мне было тяжело спорить с Калебом. Я могла бы поставить на место своего сверстника, но не десятилетнего ребёнка, который не каждый раз понимал мои шутки.
— Я не тупая, Калеб. Да, не умная, но и не тупая.
— Так ты себя утешаешь? — засмеялось маленькое чудовище.
— Ещё слово, и я откажусь быть твоей няней, тогда на моё место возьмут Ронни Куна и оставшееся свободное время у тебя уйдёт на то, что ты будешь изучать математику.
Когда я только начала работать в доме Браунов, я почти каждый день слышала рассказы Калеба о его бывшем гувернёре Ронни. Я знала его, как полноватого парня, с безумно белыми волосами и большим носом. Он был старше меня на год, но уже выглядел на сорок лет. У него не было морщин или залысин, он просто одевался так, будто родился в прошлом веке, а его причёски напоминали всем былые времена, когда ещё никто не знал о цветных телевизорах и соцсетях. К тому же он был полной занудой, все его шутки сходились к тому, что над ними либо не смеялись вообще, либо смеялись только из жалости. И дело даже не в том, что у него были неинтересные истории, а в том, что он просто не умел их рассказывать. Могу поставить сто долларов на то, что ту же самую историю мог бы рассказать, например, Кевин и никто бы не смог не улыбнуться, все бы смеялись громче метеоритного взрыва, потому что Кевин умел это делать, а Ронни нет. Так вот, Калеб постоянно рассказывал мне о том, как ему приходилось играть в прятки с Ронни, и как это было скучно, как Ронни не умел играть в приставку, как он тщетно объяснял ему таблицу умножения, тогда я начала рассказывать Калебу о тех историях, что происходили с ним в школе, и так получилось, что, благодаря этому, мы нашли с десятилетним мальчиком общий язык. Наверное, поэтому я считала свою работу в доме Браунов лучшей работой всех времён и народов.
— Ладно, ты не тупая, ты умная, ты очень умная, умнее всех, — начал Калеб с неким сарказмом.
— Успокойся.
— А когда мне исполнится одиннадцать и мне не будет нужна няня, мы будем и дальше дружить? — вдруг спросил мой маленький приятель.
— Тебе ещё год ждать одиннадцатилетние.
— Это будет совсем скоро, осталось меньше года. Так ты будешь приходить ко мне?
— Какой смысл, если мне не будут платить? — улыбнулась я.
К счастью, Калеб знал, как отличить сарказм от правды, это, кстати, я его научила.
— Да, мы будем дружить, — потом сказала я. — И с Ронни Куном тоже будем.
— А с ним обязательно?
Я не ответила, потому что к этому моменту уже пришла Эрика. Она не сразу поняла, почему мы слегка смеёмся, поэтому решила, что дело в её новой кепке. Это была обычная джинсовая кепка, у которой слегка болталась какая-то штука, название которой не знала даже она сама.
— Это лучше, чем твоё новогоднее платье в седьмом классе, — в конце концов сказала она. Но этим она рассмешила меня только больше. На самом деле, я никогда не смеялась над её одеждой, потому что она у неё действительно была хорошей. Бывало, что я завидовала её новой блузке или рубашке. Бывало, я просила её совета в выборе новой кофте тёмного цвета. И я никогда не смеялась над её выбором одежды, потому что он просто-напросто не смешил меня.
Она прошла в дом и ближайшие тридцать минут пыталась объяснить Калебу материал по алгебре. Это правда было сложно, учитывая то, что Калеб совсем не тот ребёнок, который может что-то запомнить, если не заинтересован в этом. Всё это время я переписывалась с Грейс, а Эрика ворчала, что я спихиваю на неё свои обязанности.
— Я отдам тебе пять долларов, — утешила её я.
— Думаешь, мне так нужны твои пять долларов? — она косо посмотрела на меня.
— На них ты сможешь купить журнал или ещё что-нибудь.
— Какой в этом смысл, если Калеб всё равно ничего не понимает.
Мы ещё немного сидели, пока у Калеба не получилось, наконец-таки, решить первый пример из учебника по алгебре, а затем второй и третий. У Эрики, казалось, открылось второе дыхание от этого.
— Ты выглядишь такой счастливой, — сказала я. — Может, тебе стоит подумать о карьере учителя?
— Я буду визажистом, это уже решено, — ответила она то, что отвечала всем, когда кто-то советовал ей какую-либо профессию.
Она дала Калебу номер из учебника и сказала, чтобы он его решал. Калеб, с большим возмущением, принялся выполнять просьбу Эрики. Она села рядом со мной и заглянула ко мне в телефон.
— Вы создали беседу с Филом и Кевином? — спросила она.
— Да, мы обсуждаем наш розыгрыш.
— И не пригласили меня, — она закатила глаза.
— Если бы мы добавили тебя, то ты бы только и делала, что строчила свои возмущения.
— Ну нет, — она закинула голову. — Тем более, что я больше не считаю ваш розыгрыш глупым.
— Серьёзно?
Я сильно удивилась такому заявлению. Сама Эрика Хьюз сказала, что она передумала насчёт своего решения. Я могла передумать, мог передумать Кевин, мой брат, Грейс, но не Эрика.
— Да, это был бы самый крутой розыгрыш в истории Тенебриса, —