чуть дальше, чем все остальные, Эшли же была посередине и замечательно танцевала свою партию. Я сделала пару забавных движений, что делала Эшли, пока не почувствовала, что музыка подходит к концу. И мы быстро скрылись. Пока Эшли осталась одна на сцене, с теми же детскими движениями, мы побежали по коридору, который мог позволить нам выйти в зал. Пока мы бежали, мы срывали с себя маски и мантию. Серьёзно, мы успели, всё это было сделано за пять секунд, если не меньше. Мы вернулись на свой последний ряд, когда Эшли уже сняла маску и медленно стягивала с себя мантию. Музыка изменилась с недетской песни на довольно интимную мелодию. Эшли начала извёртываться и выгибаться под разными углами. Я раньше никогда не видела стрип-пластику, но сразу поняла, что это она. Потом, Эшли дошла до крайностей и начала растягивать платье.
— Чёрт, — заорал Фил. — И это устроили мы.
— Так круто, — засмеялась я.
— У меня сейчас встанет.
Вдруг началось что-то смешное: люди будто отошли ото сна и начали двигаться на своих местах. Кто мог прикрывал ладонью глаза другим людям, кто-то что-то выкрикивал, кого-то это смешило. И позади всех стояли мы, пьяные и молодые, смотрели на сладкий плод своих трудов. На сцену выбежал ведущий, стараясь увести Эшли со сцены.
Всё, что мы хотели, было выполнено. И у нас открылось второе дыхание. Мы выбежали на улицу громко смеясь. Нас переполняли различные эмоции: гордость, радость, стыд и возбуждение. Но ещё не всё завершилось, мы должны были успеть скрыться, как можно быстрее. Эшли пришлось выслушать громкую нотацию от организатора конкурса, но, когда он ушёл обсуждать итоги с жюри, она спокойно села в машину и уехала. Впрочем, ей было легче всех, она жила далеко от нас, поэтому её бы никто не смог найти, да и никому не нужна была амбициозная стриптизёрша с отсутствием каких-либо комплексов. Всем нужны были организаторы. А мы скрылись довольно далеко.
— Вы где её нашли? — спросила я у парней.
— Это сестра нашего вратаря, — ответил Кевин.
— Что? — Мы с Эрикой выпучили глаза, не веря этому.
Они загадочно кивнули, хотя я до сих пор не хотела им окончательно доверять в этом вопросе. Но пока, в нас было много алкоголя, был лучший конкурс всех времён Тенебриса и были мы, юные и ещё счастливые, и мы громко смеялись на всю улицу, пока вдалеке не послышался звук сирены. Тони Райт подъехал к нам.
— Белл? — спросил он.
— Что? — попыталась изобразить я вид трезвого человека, пока мои друзья мчались дальше по улице.
— Что с тобой?
Я засмеялась, потому что в какой-то момент мне показалось, что у него довольно большие уши. Я ему чуть не сказала это, но остановилась, когда последние следы трезвости напомнили мне, что это некультурно.
— Ты выпила? — спросил он.
— Чуть-чуть, — Я изобразила на пальцах крайне малое количество, которое я могла бы выпить.
Тони секунду смотрел на меня, думая, что делать дальше: отпустить меня или сдать отцу, как того требуют обязанности полиции. Я пьяным и писклявым голосом стала умолять его не рассказывать никому об этом.
— Ладно, — в конце концов, сказал он. Хотя было видно, что это решение далось ему нелегко. — Всё равно я сейчас еду на вызов.
— На какой?
— Кто-то станцевал стриптиз в доме детского творчества.
Теперь настала моя секунда размышления. И я правда не хотела говорить ему ничего, но либо моя нетрезвость выдавала всё, либо Тони успел хорошо изучить меня, он спросил:
— Что? Это ты?
Я замахала руками, качая отрицательно головой:
— Нет, конечно, я не танцевала стриптиз на сцене.
— Твои друзья?
— Фил с Кевином не умеют этого делать.
— Но ты причастна к этому, — заключил он.
— Ты скажешь отцу?
И снова он должен был вести мысленные переговоры с собой. И конечно, он ничего не должен был мне, но должен был доложить об этом в часть. И кто скажет о нём, как о честном полицейском, если он промолчит, а кто скажет о нём, как об отличном товарище, если он скажет. В этом, наверное, и заключается вся сложность серьёзных решений. Я была дочерью шерифа города, и я лично видела, как закрывают глаза на некоторые нарушения законов.
Тони не стоял перед столь серьёзным выбором, но и ему было нелегко: он впервые столкнулся с выбором между работой и личной жизнью.
— И как я потом буду смотреть в глаза твоему отцу? — спросил он.
— Никак, — ответила я. — Когда требовалось, он сам закрыл своё дело.
— Что?
Только там я поняла, что только что сказала преужасную лишнюю вещь. Никто в городе кроме нашей семьи не знал, что дело Самитьера было закрыто лишь по той причине, что в какой-то момент мой отец позволил себе подумать, что к этому может быть причастен его сын.
— Никому, — попросила я. — Никому не говори.
Он кивнул. И я сделала вид, что поверила ему.
Лучше говорить о хулиганстве, чем об убийствах.
По Тенебрису было много слухов о том, кто бы мог устроить стриптиз в доме детского творчества. В школе нам даже провели педагогическую беседу о том, что подобные вещи не приветствуются в интеллигентном обществе. И может, нас это и затронуло бы в какой-то степени, но мы были новой новостью. Фактически, мы позволили Тенебрису забыть о страхе, пусть даже и на время. О нас знали не многие, Фил с Кевином рассказали своим друзьям, что это были мы, соответственно, их друзья рассказали своим друзьям, и так, уже почти половина школы знала, что плоды сего розыгрыша принадлежат нам. Реакция была действительно разной: нас приветствовали и хвалили те, кто разделал радость чего-то весёлого, некоторые с выраженным непониманием косились, когда видели кого-то из нас в другом конце коридора, бывали даже и взгляды, которые выражали страх. Моника Абрел, завидев меня возле школьного фонтанчика, поспешила подойти, чтобы сказать, что я поступила очень некультурно, она пустилась рассказывать о том, что для многих детей участие в конкурсе играет большую роль, а я могла испортить им один из лучших дней в жизни. Я слушала её с большим вниманием, потому что уже понимала о чём она говорит, я слышала почти такую же речь от мамы, папы и частичные фразы от Тони. Тони был мальчиком, наверное, правильных кровей, то есть он не устраивал того, что устраивала я, он даже банальные розыгрыши с зубной пастой вместо крема считал глупостью. И он не сдал меня. В ту ночь я села к нему в машину, чтобы обсудить, что
