— Водитель «Тойоты» номер…! Немедленно остановитесь!
Толстяк злобно скрипнул зубами, но ударил по тормозам.
Машина подкатила к тротуару и остановилась. К ней уже подходил рослый милиционер с лихо закрученными рыжими усами.
— Сержант Скворцов! — представился он, поднеся руку к шлему. — Что же это мы нарушаем? Документики попрошу!
— Торопился, сержант! — забормотал толстяк, угодливо улыбаясь и протягивая гаишнику права. — Может быть, договоримся?
Я увидела его лицо. Оно опять стало безобидным и трогательным. Как будто и не было только что этого волчьего оскала, не было желтого кривого клыка…
Впрочем, мне некогда было его рассматривать.
Распахнув дверцу, я выпорхнула из машины, жизнерадостно проговорив:
— Ну, пока, Марципанов! Я уж как-нибудь на метро! До скорой, может быть, встречи!
Пока Марципанов разбирался с милиционером, я перебежала дорогу и свернула в ближайший переулок.
Избавившись от непосредственной опасности, я задумалась над тем, что делать дальше. Конечно, хотелось бы просмотреть добытую с таким риском кассету, но сделать это на работе, разумеется, невозможно, дома — тем более: перед телевизором неотлучно дежурит мама, да и Генка вечно всюду сует свой нос.
И тут я очень своевременно вспомнила о том, что в квартире моего непутевого зятя, куда я пристроила Антона Степановича, имеется телевизор с видео. Вот где можно беспрепятственно изучить кассету!
В переулке, где я оказалась, располагался небольшой рыночек — несколько лотков, с которых продавали свежие овощи, фрукты, зелень и раннюю черешню. Я решила купить Карабасу каких-нибудь витаминов — пропадет ведь мужик на одних полуфабрикатах!
Приблизившись к лотку, за которым возвышался рослый кавказец с густыми сросшимися бровями и огромными, лихо закрученными усами, я принялась разглядывать его ароматный товар, как вдруг рядом со мной раздался удивительно знакомый голос.
— Нэхорошо, Тенгиз! Ты мне когда дэньги обещал отдать? В срэду! А сэгодня у нас что?
— Ну подожди, Ашот-джан! — воскликнул продавец, сразу сделавшись меньше ростом. — Подожди еще немного! Я тебе отдам! Я тебе обязательно отдам, дай только время! Дай мне еще три дня!
— Я тебе врэмя давал! Я тебе много врэмя давал! Ты мнэ хоть копейка отдал? Ты меня за лоха дэржишь?
Я обернулась и увидела того самого Ашотика, с которым мы последнюю ночь делили Генину квартиру. Но сейчас маленький Ашотик выглядел чрезвычайно грозно, чему, конечно, способствовали двое здоровенных парней с пудовыми кулаками, молча стоявших за спиной недомерка.
— Привет, Ашотик! — воскликнула я. — Ты, никак, на работе?
— Вах, здравствуй, дорогая! — радостно отозвался он. — На работе, да, на работе! А у тебя как дэла? Тебе чего надо — помидор, огурец, пэрсик? Все тебе сейчас дадут, самый лучший, как для свой челавэк!
Он повернулся к рослому продавцу и хозяйским тоном распорядился:
— Тенгиз, сдэлай эта дэвушка все, что она скажет. Как мне сдэлай, все самый лучший. Помидор, пэрсик, черэшня — все сдэлай! Эта дэвушка — моя подруга, хороший подруга!
— А как насчет денег, Ашот-джан? — заискивающим тоном проговорил продавец.
— Ай, Тенгиз, пей моя кровь! Дам тебе еще врэмя… дам тебе три дня.
— Спасибо, Ашот-джан! — Продавец расцвел, как весенний сад, обернулся ко мне и затараторил: — Все что надо выбирай! Я тебе все самое лучшее дам!
Я застеснялась и выбрала немного помидоров, яблок и зелени. Когда потянулась за кошельком — продавец замахал на меня руками:
— Не надо денег, какие деньги? Ты Ашота подруга! — И он возвел глаза к небу, чтобы показать, каким большим авторитетом пользуется в его мире маленький Ашот.
Подхватив пакет с витаминами, я двинулась в сторону метро.
Ашот в сопровождении своих телохранителей стоял неподалеку, мирно беседуя с пожилым солидным милиционером. Увидев меня, он замахал рукой и прервал разговор, бросив милиционеру:
— Бывай, Пэтрович!
Подойдя ко мне, расплылся в улыбке и спросил:
— Ну что, дорогая, Тенгиз все тебе дал?
— Все, все, — отозвалась я. — Большое тебе спасибо…
— Вах, какой спасибо? — отмахнулся Ашот. — Ты ко мне по-людски, и я к тебе по-людски! Мы с тобой друзья, верно?
— Верно, — согласилась я.
— Может, тебя подвэзти надо? Я на машине, живо довэзу… куда хочэшь довэзу…
— Спасибо, — поблагодарила я и хотела уже распрощаться с вежливым коротышкой, как вдруг у меня мелькнула интересная мысль. — Слушай, Ашот… — Я невольно понизила голос и огляделась по сторонам. — Со мной тут такая история приключилась…
И, не вдаваясь в лишние подробности, я рассказала ему о своем визите в бизнес-центр «Кавалергард», о том, как охранник Васильич сдал меня каким-то темным личностям, от которых я с трудом сумела сбежать.
— Убью гада! — пообещал Ашот, грозно вылупив свои выразительные черные глаза.
— Убивать не стоит, — засомневалась я, — а вот если бы вы с друзьями… — Я покосилась на молчаливых мордоворотов, — если бы вы с друзьями могли этого Васильича немножко припугнуть и узнать, кому он звонил и кто такие эти «люди в черном», которые по его звонку примчались в бизнес-центр… я была бы тебе очень благодарна!
— Мы ведь друзья! — заверил меня Ашот. — А для друга я все сдэлаю! Гдэ этот бизнез-шмизнес? Нэт, нэ надо ничего говорить, со мной поедешь, сама все покажешь! Вован, подгоняй «бэху»!
Один из его подручных по-прежнему молча удалился и через минуту подъехал к нам на черной «БМВ» с тонированными стеклами. Второй мордоворот уселся рядом с водителем, мы с Ашотом расположились на заднем сиденье.
— Ашотик, — обратилась я к коротышке, как только машина тронулась, — а что, парни твои — они глухонемые? Что они все время молчат?
— Зачэм глухой-немой? — обиделся Ашот. — Они робкий очэнь, очэнь стэснительный! Когда нэ знаешь, что говорить — лучше молчать, вэрно? Вот они и молчат, а я за них говорю! Потому я старший, потому я бригадир! Понятно?
Десять минут спустя наша машина остановилась перед «Кавалергардом». Ашот выглянул в окно машины, поманил охранника стоянки. Тот поспешно приблизился, подобострастно склонился к открытому окошку.
— Послушай, дорогой, ты знаешь Васильича?
— Как же, конечно, знаю! — отчеканил охранник.
— Сходи к нему, дорогой, скажи — друг его ждет на стоянке, поговорить хочэт! — В дополнение к словам Ашот сунул в руку охраннику сторублевку.
Тот скрылся в дверях бизнес-центра.
Минуту спустя на пороге появилась тощая фигура Васильича.
— Этот? — уточнил Ашот, повернувшись ко мне.
— Этот! — подтвердила я.
Ашот снова выглянул в окно и помахал доблестному охраннику рукой.
Тот неторопливо приблизился к «БМВ» и осведомился:
— Ты, что ли, поговорить хотел? А на какую, к примеру, тему?
— Садись, дорогой! — Ашот гостеприимно распахнул дверцу машины. — Садись, в ногах правды нэт!
— Чего это я к тебе сяду? — подозрительно проговорил Васильич и попытался заглянуть в салон «бэхи».
— Сядешь, дорогой, сядешь! — И Ашот помахал в воздухе сложенной вдвое зеленой купюрой.
— Может, и сяду, — пробормотал Васильич. — Отчего не сесть к хорошему человеку…
Он умостился рядом с Ашотом на заднее сиденье, повернулся к нему… и только тогда заметил меня.
Васильич попробовал выскочить из машины, но Ашот уже захлопнул дверцу и заблокировал замок.
— Это что такое, — забормотал отставник. — Я ничего не знаю! Меня ваши дела не касаются! Выпустите меня сей же час обратно, мне на работу надо!
— Выпустим, дорогой, непремэнно выпустим! — пообещал Ашот, но тут же повернулся к водителю: — Поезжай, Вован, поезжай отсюда!
Машина сорвалась с места и через несколько минут выехала на безлюдную набережную реки Смоленки.
Там «бэха» затормозила, Ашот повернулся к Васильичу и проговорил:
— Нэхорошо, дорогой! Нэхорошо!
— Чего нехорошо? Чего ваще тебе от меня надо? — заныл отставник. — Я человек бедный, маленький, с меня взять нечего… ты меня, наверное, с кем-то перепутал…
— Ни с кем я тебя нэ пэрепутал! — Ашот выпучил глаза. — Ты нэхорошим лудям звонил? Ты им дэвушка сдавал? Дэвушка — подруга моя! Нэхорошо! А еще старый человэк!
— Я ничего не знаю! — жалобно бормотал Васильич. — Даже не понимаю, про что такое ты говоришь!
— Жалко! — вздохнул Ашот и замолчал.
— Чего тебе жалко? — подозрительно проговорил Васильич, когда молчание затянулось.
— Дэтей твоих жалко! — отозвался Антон. — У тебя дэти есть?
— Есть, дочка! — оживился отставник.
— Вот ее жалко… — И Ашот выразительно закатил глаза. — Плакать будэт…
— Отчего это моя дочка плакать будэт? — От волнения Васильич тоже заговорил с кавказским акцентом.
