— Нет. Это я сказал ему.
— Ты? А кто ты? — в страхе, сглатывая слезы, сама того не понимая, прошептала Грейс.
Шелдон вдруг замер и будто бы сдулся.
Грейс видела, как по кирпичикам лицо его восстанавливалось, и спросила уже чуть громче:
— Шелдон, скажи, ты не хотел его похищать?
Шелдон круглыми от страха глазами посмотрел на Грейс.
— Я… я не похищал. Он сам пришел, — прохрипел он.
Грейс по глазам поняла — не врал.
— Но ты волен делать то, что хочешь. Если не хочешь, чтобы Уайтхед был, ты можешь…
— Нет у меня свободы, — твердо оборвал ее Шелдон. — Никакой свободы нет. Нет, не было и не будет. Мир свободы отнял у меня свободу. Я не могу быть тем, кем желаю, потому что как только я заполучу свою свободу, все другие ее лишатся.
— А кем ты хочешь быть?
Шелдон повернулся к ней и, впервые за долгое время, взял ее за руку сам. Грейс вздрогнула. Прикосновение его кожи было похоже на касание самой смерти.
— Я стану Богом. Новым Человеком, который подарит этому миру смысл. Понимаешь, Грейс? Новым Богом, который покажет миру, что такое жизнь на самом деле. Ты и я. Мы все! Мы все будем как Джексон!
— И ради этого стоит жертвовать жизнью? — прошептала Грейс.
Шелдон улыбался совершенно безмятежно.
— Так делали все.
— Но некоторые просто сеяли мрак.
Шелдон заморгал чаще.
— Я не хочу им зла.
— Ты готов обречь людей на гибель?
— Я готов подарить им смерть ради них самих.
— Что ты скажешь матерям, которые потеряют детей? Детям, которые потеряют родителей? Что ты скажешь, когда обретешь власть, Шелдон? Ты готов взять такую ответственность?
Вдруг Шелдон вздрогнул, взгляд его помутнел.
— Я, я не… Я не хочу власти!
— Ты не хочешь, но ты не свободен. Тебя не спросят.
— Я не хочу власти!
— Ты не сможешь выбирать. Ты не принадлежишь себе. Никто из нас не принадлежит.
— Я все еще здесь, Грейс! Я — не он, клянусь! — взмолился Шелдон.
— Тебе пора спать, — прошептала уставшая Грейс.
— Грейс, Грейс, пожалуйста!
— Ищи себя, Шелдон, ищи. — Она улыбалась и гладила его по щеке. — Сначала найди себя, и тогда, когда вернешься, скажешь всем, что правильно. А пока еще рано рассказывать другим.
— Я просто хочу, чтобы все были счастливы, — прошептал Шелдон.
— Будут, милый, обязательно будут. Будет любовь, будет свет и будет счастье, но много солнц взойдет до того, как мы сможем увидеть это.
— Но ведь увидим? — с надеждой прошептал Шелдон и смотрел на Грейс так, словно в глазах ее пытался найти ответ.
Грейс прикрыла глаза и улыбнулась, с трудом приподняв уголки губ. Она вымоталась.
— Увидим, милый, конечно увидим.
Шелдон улыбнулся.
— Ты, ты останешься со мной? Пока я не усну?
Грейс погладила его по волосам, пропустила пряди сквозь пальцы.
— Конечно, засыпай спокойно. Я буду рядом.
Через несколько секунд его двухметровое тело сжалось в позу эмбриона и завалилось на диван. Шелдон вновь пропал. В этот раз — провалился в спокойствие. Он так и не выпустил ладонь Грейс.
Дом вновь погрузился в тишину. Когда Грейс убедилась, что Шелдон уснул, вытащила ладонь из его и вытерла выступивший на лбу пот.
Так она не переживала давно. Это было чересчур. К такому нельзя подготовиться.
— Пойдем. Больше он ничего не скажет, — сказал появившийся в гостиной Джим.
Прежде чем уйти, Грейс опустилась на колени перед лежавшим на диване Шелдоном, погладила его по щеке и долго всматривалась в хранившее два обличия лицо. Плечи тряслись, но незаметно для Джима. Голова раскалывалась. Слезы подкатывали к горлу, но Грейс их сглатывала. Поджимала губы, зажмуривалась. Нельзя плакать перед ними. Она должна быть сильной ради всех.
Когда Грейс поцеловала Шелдона ледяной лоб, почувствовала, что целует обоих.
— Оставайся, будь спокоен. Пока тебе здесь самое место.
X глава
Тучи отступали по светло-серому небу к Ластвиллю. Казалось, распогодилось, но все еще дул холодный ветер. Грейс, не успевшая надеть пальто, поежилась, когда вышла на улицу. Вокруг стояла тишина, даже деревья в темном лесу не переговаривались.
Джим шел первый, медленно и уверенно. Он расправил складки на рубашке, чуть мятой, но явно брендовой (была у Джеймса страсть к дорогим вещам), и сунул ноутбук под мышку. Грейс шла следом и всматривалась. Ярлычка с логотипом бренда не разглядеть, наверное, Джим его срезал, чтобы не попался на глаза Шелдону.
Они спустились по ступенькам. Каблучки Грейс застучали по спрятавшимся под мхом и низкой пожелтевшей травой брусчатке. Джим ступал бесшумно.
— Ну как тебе убежище? Не правда ли роскошно? — вдруг спросил он.
— Пыль роскошна. Паутина по углам тоже замечательная.
— А проеденные молью ковры? Прелесть, скажи же?
— Абсолютнейшая прелесть. Как и дыры в обоях, и царапины на полу.
— Знаешь, какая моя любимая? Дыра в обоях на кухне, диаметром, наверное, в метр. Как черная.
— Я не видела такой.
— А что ты вообще видишь? — хмыкнул Джим. А потом зачем-то замедлился и спросил. — Как думаешь, когда все кончится, за сколько я смогу продать эту халупу? Может, сдавать ее студентам? Пусть устраивают тут оргии или ритуальные вечера. Леса Ластвилля заслуживают стать культурным центром.
— Вы же арендуете его.
— Не у человека, а это большая разница.
Они почти дошли до огорода, но Джим вдруг остановился. Получше сжал ноутбук под мышкой, потянулся к правому локтю и хотел было потереть сустав, но не дотянулся. Ноутбук почти выскользнул, но, к счастью, Джим успел поймать его.
— И почему они такие скользкие? Я за него столько денег заплатил, чтобы он даже на столе улетал от меня? Рекламщикам лишь бы продать, — пробурчал Джим, а потом, словно почувствовав укол вины перед техникой, взял
