уже, – ворчал он.
– Ничего, Семен Гаврилович, успеем. Давайте еще в одно место съездим, у меня есть кое-какие идеи по поводу расследования, – неопределенно кивнула девушка.
– Хорошо, но после этого вашего одного места сразу же на Офицерскую к ротмистру Жилину!
– Конечно, я вам обещаю!
И снова пролетка привезла их в Ямской переулок, дальше по традиции шли пешочком, благо что было недалеко и дневное время, да еще Глафиру успокаивало наличие у ее провожатого в кармане револьвера, который себя уже хорошо зарекомендовал при встрече с хулиганами.
К удивлению Железнова, Глафира направилась в гости не к Анфисе Савицкой, а прошла дальше, во флигель к Арине Калашниковой.
На стук в дверь долго никто не открывал, и, когда гости уже решили убраться восвояси, створка немного отворилась, на пороге стояла Маша Савицкая.
– А, добрая тетя, как хорошо, что вы пришли! – обрадованно заявил ребенок.
– Добрый день, Машенька. А твоя мамка у тети Арины? И что ты тут делаешь? – спросила Глаша.
– Мама и тетя Арина ушли куда-то, а нам, когда на улице холодно, позволяют тут играть. У тети Арины места много, комнат много, тут и побегать можно, – ответила девочка.
– А твои братья и сестра тоже тут?
– Я сейчас здесь с Марфой, в зимнем саду играем, а мальчишки на улице где-то бегают, – шмыгнула носом Маша.
– Понятно, а скажи, мы можем здесь подождать твою маму и тетю Арину? Они давно ушли?
– Ждите, коли хотите. Но когда они придут, я не знаю, – пожала плечами малышка. – А какой дядька у вас смешной, – прыснула в кулак Маша, указав на капитана Железнова.
– Да, он очень смешной, – подтвердила Глафира. – А хозяина дома, Вениамина Карловича, тоже нет?
– Кого? – насупился ребенок. – Мужа тети Аринки, чё ли? Так его давно нет, он уехал куда-то! Сначала долго в кровати лежал, а потом уехал. Ну что, пойдете с нами играть?
Глафира кивнула, и вместе с Семеном Гавриловичем они прошли по череде богато обставленных комнат, вышли на большой крытый балкон, где хозяйка организовала целую оранжерею, некий зимний сад, где было представлено много различных цветов, кустов и даже карликовых деревьев.
Посреди мини-рощицы под кустами сидела годовалая Марфа, радостно срывала цветочки и по одному отрывала у них лепестки.
– А вам за такие художества не достанется? – спросила Глаша, заметив, что многие цветы и листья были порваны и помяты детьми.
– Не-а, тетя Арина не разрешает только к одним деревьям проходить, вон там – в той стороне, а здесь мы играть можем. А если там что поломаем, сказала, нас прибьет и на кусочки порежет, – доверительно ответила Маша.
– А покажи мне, куда вам нельзя подходить, – попросила Глафира.
– Глафира Кузьминична, можно вас на секундочку? – довольно резко обратился к ней Железнов. – У нас времени почти нет, а вы с детишками собрались в прятки играть? – зашипел он на ухо. – Немедленно собирайтесь, поедем в Управление, почти двенадцать!
– Семен Гаврилович, не беспокойтесь, я хочу проверить одну версию, – быстро ответила Глаша и поспешила вглубь зимнего сада, где находилась небольшая мини-рощица с карликовыми карельскими березами, но не они впечатлили Глафиру.
В центре мини-рощицы лежало вышитое полотенце, на котором стоял горшочек с медом, лежал женский гребень с несколькими светлыми волосами и расчлененное тельце маленькой птички, у которой была отрезана голова. Четыре карельские березы были обвязаны красными лентами, на каждом дереве были вырезаны буквы: ОК, ОС, ВК. Последнее, четвертое дерево было облито пахучим медом, и на нем были прочерчены буквы М и Т. Некоторые ветви деревьев были обломаны у верхушки.
Петроград. Февраль 1924 г. Смольный
В приемной первого секретаря Петроградского ЦК ВКП(б) уже много часов дожидалась худая девушка в темном платке, низко надвинутом на лоб.
Андрей Александрович задерживался, но девушка никуда не уходила и уже более трех часов неподвижно сидела на месте, хмуро смотря себе под ноги. В руке она держала тряпицу, в которой что-то было завернуто.
Наконец, уже ближе к вечеру, товарищ Жданов появился в Смольном.
– Светлана Михайловна, я очень занят, никого ко мне не пускать, – на ходу бросил реплику Жданов.
Помощница первого секретаря кивнула, но тут с места поднялась девушка в темном платке.
– Андрей Александрович, я вас с утра жду. Можете уделить мне две минуты своего времени? Это очень важно, это вопрос жизни и смерти. Смерти тысяч жителей Петрограда, – серьезно сказала Люба.
От жизнерадостной красотки мало что осталось, предательская седина окрасила некогда темные локоны, первые морщины избороздили лицо, девушка уже не улыбалась, серьезно и хмуро она смотрела в светлое коммунистическое будущее.
Что-то в ее взгляде было такое, отчего товарищ Жданов ей кивнул и запустил в свой кабинет.
Войдя внутрь, Люба с порога ошарашила хозяина города следующим заявлением:
– Я с ужасом жду весны этого года, когда лед сойдет с Обводного канала. Надо что-то делать! – с этими словами Крылова положила на стол товарищу Жданову папку доктора Ефимова с отчетами о случаях самоубийства на Обводном канале. Потом девушка зачитала данные средневековой хроники, описала свои видения на Боровском мосту.
Жданов терпеливо выслушал посетительницу, в некоторых местах повествования хмурил брови, угрожающе морщился, потом долго молчал, почесал идеально выбритый подбородок.
– Хорошо, я вас услышал, я постараюсь вникнуть в суть дела и, если ваша гипотеза подтвердится, я обещаю принять самые строгие меры, вплоть до сноса Боровского моста. Но, думаю, до этого не дойдет! – наконец сообщил товарищ Жданов. – И последний вопрос, девушка, подскажите, как вас зовут и где вы работаете?
– Крылова Любовь Николаевна, работаю младшей медсестрой в Боткинских бараках, – строго ответила она.
– А где конкретно работаете?
– Третье психиатрическое отделение, – без тени смущения ответила девушка.
– Психиатрическое? А вот это уже интересно, – ухмыльнулся Андрей Александрович.
Без тени улыбки Люба серьезно кивнула и ответила:
– Да, в психиатрическом, но это совсем не имеет отношение к той информации, что я вам предоставила.
– Хорошо, я подумаю над всем тем, что вы мне сообщили, – кивнул Жданов, показав тем самым, что аудиенция окончена.
Едва за Любой закрылась дверь, Андрей Александрович сразу же позвонил начальнику Петрогорздравохранения и сказал:
– День добрый. Слушай меня внимательно. Любовь Николаевна Крылова, младшая медсестра в Боткинских бараках. Совсем в своей психушке чокнулась там. Прошу принять к ней суровые меры, вплоть до увольнения, чтобы в городе ее больше не было. Важных людей своими глупостями от работы отвлекает! Ты понял меня? И еще – обо всех случаях самоубийства на Обводном канале докладывать лично мне, –
