— Ага, заработала. На бальзам «Биттнера». Угостить?
— Я еще слишком молод для подобных экспериментов. И хорош собой.
Я гнусно захихикала, но Андрей предпочел не обижаться, а нахамить:
— Как насморк? Терминальная фаза? Не умоляй, на похороны не приду: терпеть не могу постных лиц.
— Не дождетесь.
— Отбой! Ко мне заглянуло начальство. Задумаешь поблагодарить, звони попозже.
— Обязательно. От меня отделаться сложно.
— Но можно.
Он первым положил трубку, чтобы я не успела ответить. Мужики как дети. Не любят проигрывать даже в мелочах. Я встала, потянулась и безумно захотела покурить. Где здесь могут продаваться сигареты? Ах да! За стойкой в летнем кафе. Да бог с ней, с конспирацией. Себя надо баловать, а то и загнуться недолго. Я направилась к заветной цели, не разбирая дороги, как мышонок в мультике на запах сыра.
У стойки скучала та же продавщица. Та же уборщица ковыряла щеткой в углу у кадки с пальмой. Меня они вроде бы не узнали. Я полезла за деньгами, прислушиваясь к их пересудам. На редкость полезные дамочки — находка для шпиона.
— Ну а джип чей? — продолжила прерванную моим появлением беседу продавщица.
— К самому Макару Петровичу гости пожаловали.
— Так хозяин же с час как отчалил. Пронесся мимо, словно на свою свадьбу опаздывал.
— Гости-то не простые, — тетка перешла на шепот. — Должок приехали получить, говорят.
— Да ну?
— Точно. Макар Петрович от греха подальше и смылся.
— Чего ж не заплатит?
— Финансовые трудности, говорят.
— Васильевна, и откуда ты все знаешь?
Уборщица скромно пожала плечами.
— Так я хожу, прибираю за ними. А они на меня и не смотрят.
Я приобрела пачку «Золотой Явы». Других сигарет почему-то в продаже не оказалось. Видать, и правда трудности. Медленно содрала обертку, закурила и блаженно затянулась. Кайф! Еле сдержав рвущийся наружу кашель, я осталась у стойки, совмещая наслаждение и подслушивание. Разговор тем временем вернулся к гостям и кредиторам сбежавшего Макара Петровича.
— Они там внутри не громят ничего?
— Вроде нет. Сидят культурно, курят. Один только, молодой, ноги на стол положил.
— В ботинках? — возмутилась продавщица.
Я хмыкнула. А если у него носки не первой свежести и совестно обувь снимать?
— Угу. В этих, в «саламандерах». Мне-то плевать — со столов официантки сметают. Мое дело маленькое, метла да швабра.
— И долго ждать собираются?
Блеснуть эрудицией уборщица не успела. С грохотом хлопнув дверьми, из кафе вывалились трое разгневанных ребят, все мощной комплекции и одетые, как агенты похоронного бюро. Я услышала много занимательного и поучительного по поводу персоны самого Макарки, его родителей, а также причины и способа его скорой гибели. Ребятки погрузились в помятый джип «Чероки» и, оставив за собой шлейф серого дыма и проклятий, удалились, чуть не столкнувшись с заворачивающим такси. Кое-как избежав встречи с фонарным столбом, такси остановилось. Вылез водитель и, услаждая наш слух новым набором ругательств, занялся осмотром машины. Открылась передняя дверца, и показались длиннющие ноги, обтянутые белыми блестящими колготками. Смело, но непрактично. В такую грязь я посоветовала бы модницам резиновые ботфорты. До подмышек. Вслед за ногами из такси появились и остальные части тела, принадлежавшие высокой худой блондинке в коротком кожаном алом плащике. Нельзя не признать, выглядела она эффектно — яркий тропический цветок на бледном стебле среди серых унылых осенних декораций. Процокав высоченными каблуками, новоприбывшая скрылась в недрах Макаркиной забегаловки.
— О! Гляди-ка, хозяйская баба примотала.
— Вешалка крашеная.
Эти два замечания были сделаны особым, непередаваемым тоном, какой могут себе позволить лишь не слишком устроенные в жизни немолодые женщины по отношению к более юной и удачливой.
— А вырядилась-то! — всплеснула руками Васильевна. — Тьфу, шалава.
— Все равно впустую, — искренне обрадовалась ее собеседница. — Макара Петровича нету. И не скоро, должно быть, появится.
Их треп навел меня на мысль пообщаться с подругой Макарки в целях добычи новой информации. Я выкинула «бычок» и, покашливая, отправилась к входу в кафе. За моей спиной раздался нелюбезный голос продавщицы:
— Эта больная второй день здесь ошивается.
— Может, спереть чего хочет?
— Макар Петрович ее вроде знает.
— Небось проститутка.
— С насморком?!
— Че они, не люди, что ли?
Разговаривали они громко, и я вздохнула с облегчением, только когда за мной захлопнулась тяжелая дверь кафе.
Блондинка сидела за одним из столиков в небольшом уютном зале, отделанном деревянными панелями и украшенном бронзовыми светильниками. Перед ней стояли чашка с кофе и пепельница. Официанток поблизости не наблюдалось. Я села на стул рядом и достала из пачки сигарету.
— Прикурить не найдется?
Макаркина подруга, уже с минуту меня разглядывавшая, внезапно улыбнулась и, вынимая из кармана зажигалку, полуутвердительно сказала:
— Макара ждешь.
— Да, — зачем-то согласилась я.
— По делу?
Ревнует она его ко мне, наверное. Народ местный добрый и отзывчивый, о моем вчерашнем визите донесли и меня описали.
— Я из закупочной компании. — Для большей убедительности я высморкалась. — Татьяна.
— Лариса. — Блондинка заулыбалась шире, взяла предложенную мной сигарету и тоже закурила. Волосы у нее были осветленные, но тон естественный, не хуже моего. Накрашена сильно, но не вульгарно. Объективно, без лести, лет ей двадцать семь — двадцать восемь. Симпатичная, ухоженная, уверенная в себе. Мне она понравилась. Я ей, должно быть, тоже.
— Плохи его дела, — опять то ли спросила, то ли сообщила Лариса. — Но вот насколько?
— Не знаю. Я его еще не видела, — ни капли не соврала я.
— И я, — грустный вздох, — второй день уже.
— Вчера он был в кафе, — поделилась я сведениями.
— Но мы договаривались на сегодня. Или нет?
Она сдвинула аккуратно выщипанные бровки, припоминая. Потом взглянула на мое сочувствующее лицо и рассмеялась.
— Я не всегда такая забывчивая. Просто наш разговор происходил ночью со среды на четверг… И что подразумевалось под завтра…
Я встрепенулась, как киска при звуке рекламы «Вискаса». Повезло мне, о Макаре подробности — раз, о возможном убийстве — два. Коли судить по чести, из нанимателей у меня остались лишь азартные мужички-спорщики. Я понимающе покивала:
— Хорошо, когда обо всем забываешь рядом с мужчиной.
— Вы неправильно поняли. В пробелах моей памяти больше виновата водка, чем Макар.
— А! Гуляли? — Я одобрительно ухмыльнулась. Беседа неторопливо текла в нужном направлении. Скоро и до бомжика доберемся. Откуда ни возьмись у столика возникла официантка и равнодушно спросила у меня:
— Что закажете?
— Чашку кофе и… — я ощутила недовольство в желудке. — Пирожное.
— Мне тоже! И побыстрее, — вмешалась Лариса. — Эх, прощай, фигура. Не поверите, сколько я трачу сил для поддержания себя в форме…
Я опечалилась. Тема лишнего веса и борьбы с ним является самой любимой среди женщин всех стран, самой назойливой и надоевшей для меня. Но вернемся к нашим баранам. Я сделала умный вид и вмешалась в Ларисин монолог:
— Я где-то вычитала, что алкоголь — очень калорийный и высокоэнергетический продукт.
— Да, — моментально расстроилась молодая женщина. — И я читала об этом.
— Вот-вот, — продолжала я атаку. — Сколько, например, вы выпили в среду?
— Так. Две кегли пива, красного вина фужеров пять, ну и водки…
— Ничего себе! Это все на пару с Макаром или в одиночку?
— В одиночку. Макар вообще пил очень мало. У него печень барахлит, с тех пор как в детстве желтухой переболел. Чуть переборщит в еде или спиртном, сразу загибается.
Бич «новых русских» — болезни органов пищеварения. Пожрать любят до отвала — шашлычки, балычки, икорка, а меры не знают. Рано или поздно у кого желудок, у кого поджелудочная выходят из строя, начинаются мучения, диеты и бесконечные траты на лекарства и докторов. Вывод: полезно быть бедным и голодным, как я. Я сокрушенно покачала головой.
— Не повезло бедолаге. А много народу гуляло?
— Всего человек двадцать. Погудели мы знатно. Дым коромыслом до потолка стоял. Бутылки били, на столах танцевали, народные песни пели…
Лариса откинулась на спинку стула и прикрыла веки, погрузившись в воспоминания. Но я выяснила еще не все подробности того вечера и не отставала с вопросами:
— А сидели где?
— Сначала на улице. Потом зачем-то внутрь забрались. Хотя ни дождя, ни ветра не было.
— Может, шумели сильно? Песни пели, шампанским стреляли…
