Место Меченого было недалеко от Алексея. Алексей заметил, что на второй день вор как-то внимательно стал поглядывать на него. А потом подошел и подсел к нему.
- Какую шьют? - спросил он равнодушным голосом.
- Сто третью, - ответил Алексей.
- Да? - еще равнодушнее переспросил Меченый. А потом сверкнул на него своими волчьими глазками и спросил: - Братки говорят, ты Мойдодыра порешил...
- Я не убивал, - вздохнул Алексей. - Но обвиняют именно в этом. А вы его знали?
Меченый промолчал и, затягиваясь табачным ды-мом и кашляя, пошел на свое место. Но вечером он возобновил разговор.
- Афганец, братки говорят? - спросил он.
- Было дело, - хмуро подтвердил Алексей.
- Знал я одного афганца, - зевнул Меченый. - Лешка Красильников. Золотой чувак...
Алексей пропустил эту информацию мимо ушей.
- Выпить хочешь? - предложил Меченый.
- Можно, если есть.
Меченый усмехнулся.
- Сам знаешь, тут не только икру с коньяком, можно и черта с рогами достать, если бабки есть. Водку будешь?
- Буду.
Меченый отвернулся, щелкнул кому-то пальцами, и некий вертлявый хмырь принес чайник с водкой. Тут же появились нарезанная тонкими ломтиками колбаса, помидоры, огурцы, зелень, две кружки.
Меченый налил из чайника в кружки пахучую жидкость.
- Поехали, - произнес он, морщась.
- Давай, - поднял и Алексей свою кружку. Налито было щедро.
Оба одновременно выпили по полной кружке. Не закусывая, вытерли губы руками. Молча глядели друг на друга. Потом Меченый медленно потянулся к ломтику огурца, взял его своими узловатыми пальцами, сунул в рот, стал жевать остатками черных зубов. Алексей закусил кусочком колбасы.
- Расскажи, если хочешь, - равнодушным голосом произнес Меченый. - А то скучно здесь... Тоска, - зевнул он.
И Алексей, нисколько не раздумывая, поведал вору всю свою историю. Рассказал он и о взрыве в Душанбе, и об организации своего предприятия, и об исчезновении Дмитриева, и о наезде, и о последних событиях. Меченый слушал на первый взгляд довольно невнимательно, постоянно курил "Беломор", кашлял, клокоча своей впалой грудью, но не перебивал и вопросов не задавал. При разговоре рядом с ними никого не было, вокруг них образовалось некое уважительное пространство. Тем не менее Алексей говорил приглушенным голосом.
Когда он закончил свое повествование, Меченый некоторое время молчал, смотрел куда-то в сторону, о чем-то напряженно думал, сузив глаза. Алексей глядел на него, на его изборожденное морщинами худое лицо, напряженно ждал оценки произошедшего.
- Ну? - не выдержал он этого долгого молчания.
Меченый помолчал еще с полминуты, потом откашлялся, зевнул и произнес:
- Грибанов судит, говоришь? До червонца получишь... Не меньше. Усиленного режима. Готовься, если меньше, считай - повезло...
- Да почему? - вдруг разозлился на его олимпийское спокойствие Алексей. Ему казалось, он совершенно равнодушен к своей будущей судьбе, но эта конкретная чудовищная цифра, произнесенная бывалым вором таким равнодушным тоном, поразила его. Десять лет... За что? За убийство, которого он не совершал? Ему всего тридцать четыре года, значит, он выйдет на волю, когда ему будет сорок четыре... Лучшие годы за решеткой...
Меченый окинул его насмешливым взором.
- Вообще-то, у тебя первая ходка... Капитан, воевал, боевые награды имеешь... Нет, меньше дадут - восемь, может быть, даже семь...
- А адвокат говорил, будет бороться за сто пятую - убийство при превышении необходимой обороны...
- Кто тебе порекомендовал этого адвоката? - усмехнулся Меченый.
- Лычкин. Михаил Лычкин, я же тебе про него рассказывал... Он защищал его покойного отца.
- Директора гастронома? - уточнил Меченый, слегка улыбаясь щербатым ртом. - Крутой был чувак, наслышан...
- Так что же из этого? - продолжал злиться на его равнодушный тон Алексей.
- Петр Петрович авторитетов защищает, - еле слышно произнес Меченый. И проколов у него пока не было. Богатейший чувак, - с уважением сказал он. - Сколько у него бабок, никто не знает. Точно только, что очень много... Он зря за дело не возьмется, если большого интереса не будет, пальцем не шевельнет. Ему по уму-то и вообще пахать не надо, валить куда-нибудь на острова и загорать там до старости лет. На несколько поколений упакован. Только жаден очень. Да и дело свое любит... И еще одно мешает - не отпустят его, знает много... Пока нужен - жив. А не будет нужен - не будет жив...
- Так зачем же он взялся за мое дело?
Меченый злобно поглядел на него, поражаясь его тупости. Налил в две кружки еще водки, взял кусочек колбасы, сунул в рот и никак не мог справиться с жесткой сырокопченой колбасой обломками зубов. Высосал сок и выплюнул непрожеванное в сторону.
- Да пошевели ты мозгами, парень. Что я тебе должен все разжевать, сам видишь, я и колбасу разжевать не могу... Зубы хотел на воле вставить, ан нет - снова пятерик маячит... Когда теперь?
Алексей понял, что все его подозрения насчет порядочности Сидельникова совершенно оправданны, да и Михаил прав в том, что предупреждал его, правда, поздновато. Петр Петрович вел против него коварную хитрую игру, и то, что он в этой игре одержит победу, сомневаться не приходилось. Сведения о судье были тоже крайне неутешительны.
- Грибанов судит по-разному, - продолжал Меченый. - Ничего не стесняется, порой все ждут вышки, а глядь - шесть лет усиленного, и наоборот - ждут освобождения в зале суда, глядь - червонец строгача... На вид такой хлипкий, плюгавый, очки круглые, как лупы, и то и дело их меняет, один волос от уха плешь прикрывает, ан нет... крутой до предела... За ним серьезные люди стоят, капитан... А ты серьезным людям дорожку перебежал.
- Да чем же я им дорогу-то перебежал? - неожиданно разозлился Алексей.
- Не кипишись, приди в себя, капитан... Пораскинь мозгами, еще раз все припомни, по порядку, что было одно за другим. И про Петра Петровича мне давай еще поподробнее, ничего не упускай...
Алексей снова начал рассказывать. Иногда Меченый перебивал его, когда он рассказывал о том, что, по его мнению, не заслуживало внимания. Зато про Сидельникова слушал предельно внимательно и задавал вопросы.
- Значит, такую фамилию Красильников ты не слышал? - сузив глаза, спросил он.
- Нет, никогда не слышал.
- А про Шервуда Сидельников ничего не говорил?
- Ни разу.
- Значит, говорил, что Амбала Славка Цвет подослал?
- Да. И Мойдодыра тоже. Потом, правда, отказался от этих слов, сказал, что Мойдодыр, оказывается, к Цвету этому никакого отношения не имеет.
Меченый промолчал, закурил очередную "беломорину".
- Так что ты по этому поводу думаешь? - спросил Алексей.
Меченый помолчал, затянулся дымом.
- Мы люди маленькие, начальству виднее, - произнес он. - А ты готовься к червонцу, капитан. Будет меньше - считай, повезло. Крутым людям ты дорогу перешел.
И все. Больше ничего Алексей от него добиться не смог.
Но на суд он пришел достаточно подготовленным и не рассчитывающим на какую-то там справедливость. Адвокат работал против него - это он понял прекрасно. Судья, скорее всего, тоже будет необъективен. Так что - будь что будет...
- Встать, суд идет, - прозвучало в зале.
Маленького роста плешивый Грибанов уселся на председательское место. Снял одни круглые очки, положил их на стол, надел другие, по виду абсолютно такие же, но для чтения, и стал читать какой-то документ.
"Готовься к червонцу, капитан", - прозвучал в ушах хриплый голос Меченого.
...Суд длился более двух месяцев и закончился лишь к седьмому ноября. То не являлся кто-то из свидетелей, то заболел судья, то адвокат, то ремонтировался зал судебных заседаний.
Свидетели Жилкина и Павел Егорыч Соломатин свидетельствовали против Кондратьева.
Виктория Щербак на заседания суда вообще не являлась.
Сидельников на первый взгляд остроумными вопросами, казалось бы, хотел поставить тупых свидетелей в нелепое положение, но судья равнодушным тоном давал понять, что остроумие адвоката им во внимание не принимается.
Высокий, сухощавый прокурор Андрей Иванович Хвостов занял тоже вполне определенную позицию. Он был спокоен, говорил монотонным голосом, излагал только очевидные факты.
А очевидными фактами для него были отпечатки пальцев на рукоятке "ПМ", найденного у Кондратьева, показания трех свидетелей, видевших человека, похожего на Кондратьева, душившего Дырявина.
Хвостов сказал, что в феврале этого года фирма "Гермес", возглавляемая Кондратьевым, получив от тюменской торговой компании сто двадцать пять тысяч долларов, не сумела рассчитаться товаром, и хоть впоследствии "Гермес" вернул компании половину суммы, компания потерпела большие убытки. Более того, при странных обстоятельствах бесследно исчез представитель компании Дмитриев. Хвостов сказал, что тюменская компания обратилась за помощью к частному детективному агентству и те собрали некоторые данные. По этим данным, уголовный авторитет Расцветаев по кличке Славка Цвет организовал вооруженный налет на офис фирмы "Гермес", налетом руководил некто Амбал. Суду были предъявлены фотографии, на которых были засняты Цвет и Амбал, сидящие в ресторане в обществе людей уголовного вида и приветливо улыбающиеся друг другу. Также была предъявлена и фотография, на которой были изображены Цвет и убитый Дырявин по кличке Мойдодыр. Они стояли на улице около "девятки" Цвета и о чем-то оживленно разговаривали. Хвостов попросил дать свидетельские показания одного из двух хорошо одетых мужчин, постоянно присутствующих на всех судебных заседаниях. Это были представители тюменской торговой компании. Представитель рассказал о материальных потерях компании, нанесенных им "Гермесом", и о таинственном исчезновении Дмитриева, отца троих детей, прекрасного человека, которого все очень любили и ценили.
