При этих показаниях Сидельников укоризненно поглядел на Алексея и едва заметно покачал головой.
Прокурор Хвостов сообщил суду, что, по его сведениям, Амбал, руководивший налетом, буквально через неделю после этого был убит на пустыре в Жулебине выстрелом в голову. Таким образом, и смерть Мойдодыра представлялась вполне закономерной. Очевидно, что все это бандитские разборки, и не более того.
Сидельников нарочито нервничал, все время напряженно глядел на дверь, словно ожидая кого-то. Он постоянно говорил суду о том, что должна появиться свидетельница Виктория Щербак, она даст очень важные показания, которые подтвердят показания убитого Сытина о том, что от места преступления отъехала темно-зеленая "Нива" с номером 23-58 ММ. Но Щербак так и не появилась, хотя ей слали домой повестки. Наконец Сидельников в отчаянии сообщил, что, как выяснилось, Щербак в настоящее время находится на отдыхе за границей и в суд явиться не сможет. Показания несчастного Сытина, записанные в деле, явились, таким образом, единственными в пользу Кондратьева. Сидельников продолжал укоризненно глядеть на Кондратьева и разводить руками.
Прокурор зачитал данные следствия о том, что Сергей Владимирович Фролов после налета на офис "Гермеса" обратился за помощью к своему боевому товарищу Алексею Красильникову.
- Самое интересное заключается в том, господа, - откашлявшись, произнес Хвостов, - что родным братом Алексея Красильникова, кстати, тоже дважды судимого, является известный уголовный авторитет вор в законе Григорий Красильников по кличке Черный. В настоящее время Черный, обвиняемый по статье 93 "прим", скрылся за границу. Таким образом, вырисовывается очевидная картина. Так называемой "крышей" для "Гермеса" была банда Черного. Постоянно шли воровские разборки. Банда Черного не поделила жирный кусок с бандой Цвета, банда Цвета, очевидно, расправилась с несчастным Дмитриевым и по поддельной доверенности получила продукты со склада. Затем совершила налет на офис "Гермеса". После чего в дело вмешался Черный. Результат этого - гибель Амбала из банды Цвета. Его труп был найден на окраине Москвы и впоследствии опознан. Затем Цвет подсылает к Кондратьеву наемного убийцу Дырявина. Но бывший капитан Советской Армии Кондратьев оказался оперативней. Результат - гибель Дырявина.
- Ваша честь, имею возражение, - попросил слова Сидельников. Расцветаев по кличке Славка Цвет был арестован по обвинению в хранении наркотиков и оружия и в настоящее время находится в Бутырской тюрьме, так что он никак не мог руководить недавно освободившимся Дырявиным.
- Дырявин освободился тридцатого января, а Расцветаев арестован девятого февраля, - возразил Хвостов. - А наезд на "Гермес" был тринадцатого. Так что руководить очередной разборкой он мог и на воле. Тем более, ни для кого не секрет, что такие дела делаются подобными личностями и из-за решетки, - усмехнулся он.
Сидельников не нашел, что ответить.
Над Алексеем сгущались тучи... Ему уже ничего не могло помочь... А он, несмотря на слова Меченого, все же в глубине души ждал какой-то справедливости.
Надежда на эту справедливость оставалась, и когда прокурор прочитал обвинительную речь, и когда Алексей, отказавшись от последнего слова, произнеся только одно: "Я его не душил, и больше мне сказать нечего", стал ждать приговора... Он видел, как напряглась Инна, как она приподнялась с места, вцепившись пальцами в подлокотники, видел бледное лицо Сергея Фролова рядом с багровым апоплексичным Олегом Никифоровым, лица отца и сестры...
- Встать, суд идет! - снова прозвучало в зале.
Грибанов начал нарочито медленно, монотонным голосом зачитывать приговор:
- Именем Российской Федерации. Кондратьева Алексея Николаевича тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, уроженца города Ярославля, прописанного по адресу: Московская область, Сергиев Посад, улица Красной Армии, дом... признать виновным по статье сто третьей Уголовного кодекса Российской Федерации и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет с отбыванием наказания в колонии усиленного режима. Приговор может быть обжалован в вышестоящей инстанции в течение...
"Меньше червонца - считай, повезло", - звучал в ушах голос Меченого. Его полмесяца назад перевели в другую камеру, и беседы с ним прекратились. Лишь один раз от него пришла малява. "Держись, капитан, - писал старый вор. - По подставе сидишь, знаю. Живы будем - увидимся в зоне. Берегись Сидельникова".
"Значит, повезло?" - подумал Алексей и тут же ужаснулся названной цифре. Семь лет, не месяцев, а лет... А сколько же это месяцев? Он стал лихорадочно умножать в уме. Восемьдесят четыре месяца... С ума сойти... Восемьдесят четыре... А недель сколько? Это уже ему никак не посчитать, ясно только, что много. А сколько дней? Часов? Минут? Лишение свободы на целых семь лет...
- Мы немедленно подаем апелляцию в вышестоящую инстанцию! - крикнул с места Сидельников.
- Позор! - раздался голос Лычкина. - Невинного человека на семь лет...
Инна стояла бледная как полотно, с опущенными вдоль тела руками. Алексей видел, что по ее впалым щекам текут слезы. И она не вытирает этих слез. У него дрогнуло сердце... "Это был мой ребенок, - вдруг ясно дошло до него. - Именно мой. А с Лычкиным она встречалась назло мне... Из-за этого дурацкого случая с Ларисой..."
О чем-то оживленно переговаривались отец и сестра Татьяна. Мать была больна и осталась в Загорске, недавно вновь ставшем Сергиевым Посадом.
- Держись, Леха! - крикнул Сергей. - Мы еще за тебя поборемся!
На запястьях Алексея щелкнули наручники, и его увели из зала. Он не сделал никому ни одного жеста, не произнес ни слова. Для него закончилась прежняя жизнь... Он больше не был полноправным гражданином России, больше не был капитаном в отставке, кавалером правительственных наград, не был и коммерческим директором фирмы "Гермес". Он был заключенным Кондратьевым, осужденным на семь лет усиленного режима...
Инна выходила из зала суда, не вытирая слез, едва не натыкаясь на стулья... Она была одна, совершенно одна - нет ничего, ни Алексея, ни его ребенка... Сочувствие родителей ее лишь раздражало... Она поняла окончательно, что любит только Алексея, не может без него жить и будет ждать его все семь долгих лет... Ничего, ей будет только тридцать один, а ему сорок один... Она верила, они обязательно будут счастливы... А потом, как и Алексей, представила себе, что такое семь лет, восемьдесят четыре месяца, и силы снова оставили ее...
Михаил подхватил ее под руку, когда она уже теряла сознание, и усадил в машину. Было холодно, под ногами гололед, с неба падала снежная крупа. Он отвез ее домой и проводил до дверей квартиры.
- Инночка, - произнес он. - Что бы ни случилось, ты всегда можешь обращаться ко мне. Бывают моменты, когда надо быть выше взаимных обид...
Она с благодарностью поглядела на него и нажала кнопку звонка.
Михаил же вышел из подъезда, сел в "девятку" и поехал к платной стоянке неподалеку от его дома. Там пересел в новенькую "Вольво-740", которую купил полмесяца назад, и поехал обмывать происшедшее... Сегодня он препоручил дела в казино своему заместителю, предварительно испросив позволения у Гнедого. Тот разрешил погулять в честь такого замечательного события.
Путь его лежал в Чертаново.
...Лариса была сегодня особенно очаровательна. Она стояла в дверях в ослепительном голубом платье, слишком коротком для ее двадцати восьми лет. Зато это платье давало возможность полюбоваться ее стройными длинными ногами в черных колготках. На ногах были темно-синие туфли на высоченном каблуке. Лариса благоухала французскими духами, на лице - фирменная косметика.
- Семь! - произнес Михаил с порога.
- Мало, - сузила глаза Лариса.
- Не покажется, - поправил ее Михаил. - О нем позаботятся, чтобы не показалось мало...
- Тогда... - хлопнула она дверью, - выпьем за это... Раздевайся, дорогой...
Михаил снял дубленку и сапожки, прошел в комнату.
Посередине комнаты был накрыт шикарный стол. Накануне он дал ей денег на угощение, предчувствуя праздник. В том, что он состоится, не было никаких сомнений. Все было предопределено заранее. Даже семь, а не десять лет, к которым приговорили Кондратьева. Зачем раздражать публику слишком строгим приговором? Все равно ему не досидеть до конца срока. Алексей Кондратьев, перебежавший дорогу Гнедому, был обречен...
Лариса сама открыла бутылку шампанского и стрельнула в потолок пробкой. Разлила по бокалам.
- За успех! - провозгласила она. - Так им... - прибавила тихо.
- Тебе-то все это зачем? - спросил Михаил, выпив до дна свой бокал.
- Ненавижу, Мишенька, эту тихоню... И мать ненавижу, которая моего замечательного крутого папашу Владика променяла на этого правильного во всех отношениях инженера Федьку Костина. И всегда мне пеняла моим отцом, мол, в него пошла... Порой и выражения не выбирала, такое мне, девчонке, говорила... А Инночку всегда в пример ставила - умница, отличница, комсомолочка, не то что ты, беспутная..
