Он ласково сжал Леночкины пальцы. Она улыбнулась ему, отпуская. «Вот и хорошо, — подумала. — Потом, на банкете, представит меня и маму».
Уманцев и в самом деле недолго покрутился за кулисами, познакомился с Собиновым. И незаметно исчез — в суете это было нетрудно сделать. Выскользнул через боковую дверь и быстро направился к женской гимназии. Время поджимало: у Ксении уже закончились уроки.
Ее стройную фигуру в длинном пальто, высоких сапожках и пушистой шапочке он увидел и узнал издали. Ксения уже сворачивала на улицу, ведущую к ее дому.
«Отлично! — думал Уманцев, прибавляя шаг, чтобы догнать женщину. — Уговорю ее ехать любым способом».
На случай отказа у него был заготовлен рассказ о том, что в театре Орешины случайно познакомились с бывшим сослуживцем Владимира Анисимова, тот здесь проездом, сразу после спектакля уезжает и очень хочет увидеть Ксению.
На удивление, женщина согласилась сразу. Только сказала:
— Зайду переоденусь, это быстро.
Гусар был к этому готов. Он хорошо знал, как живет Ксения Аполлинарьевна: совершенно одна, горничная приходит по понедельникам и четвергам, садовник еще реже. Сегодня в небольшом особнячке Анисимовой должно быть пусто, никто его не увидит. Впрочем, Ксения его и не пригласила в дом. Сказала спокойно и сухо:
— Подождите меня здесь. Я не задержусь.
Гусар остался на улице, у ворот, с ухмылкой поглядел ей вслед. Подозревает его, ждет ответа на свое письмо. Ясно, что мальчишка, этот Васек, не проболтался. Да он и не сомневался. Во-первых, слуга уверен, что письмо отправлено — это главное. И потом, кто же станет рассказывать о том, что вместо почтамта бегал на ярмарку? Глупо. Да и пуще хозяев мальчишка боится своего дядьку Прохора, Уманцев это хорошо знал. Так что — ждет эта умная мерзавка ответа от подруги. А ждать, как и жить, ей осталось от силы час…
Ответных действий со стороны Уманцева Ксения ждала буквально с часу на час. Понимала: он должен торопиться. Ведь вдруг она, встревоженная своими подозрениями, не станет дожидаться ответа на письмо, а предпримет еще что-либо… Поэтому, когда Уманцев догнал ее на улице и стал настойчиво, от имени сестры и племянницы, звать в театр, она не стала капризничать. Сказала сама себе: «Вот оно!» Собрала всю свою выдержку и силу. Знала только одно: обязательно нужно зайти домой! Даже если Уманцев станет возражать, торопить ее, она это сделает. Но он, слава Богу, легко согласился. И, захлопнув за собой дверь, она, обессиленная, тяжело дыша, на минуту прислонилась к ней… Но медлить нельзя! Где же садовник?
Еще в день «отправки» письма она попросила своего садовника приходить в дом каждый день. И теперь, выглянув в небольшой садик, увидела, что тот расчищает от снега аллею. Как удачно, что не перед входом в дом! Уманцев не должен знать, что она здесь не одна.
Быстро набросав записку, она распахнула двери веранды, позвала тихо:
— Федор Платонович! Идите сюда.
Чуть подволакивая ногу, подошел пожилой садовник. Ксения, сдерживая прерывающийся голос и мелко колотившую все тело дрожь, заставила себя спокойно ему объяснить:
— Вы прямо сейчас выйдете через заднюю калитку, возьмете первый же экипаж, какой попадется, и не мешкая поедете в полицейскую управу. Вот эту записку отдадите лично господину Вахрушеву, а если его нет — другому полицейскому офицерскому чину. Скажете, что дело очень срочное… Возьмите деньги на расходы и идите прямо сейчас.
Когда за садовником закрылась запасная калитка, выходящая на соседнюю улицу, Ксения стала переодеваться. Пальцы ее были так холодны, что даже прикосновение к собственному телу бросало в дрожь. «Надо успокоиться, — твердила она себе, — надо успокоиться! Все еще впереди, может быть самое страшное. Потяну время, сколько смогу, но не очень долго. Пусть он ни о чем не подозревает…»
Когда Ксения вышла на крыльцо, на ней было нарядное манто с капором и муфтой. Уманцев должен убедиться в ее искренней вере: она собралась в театр!
И он, окинув ее быстрым взглядом, радостно заулыбался, протянул ей руку. У ворот уже стояла бричка с крытым верхом. Ксения, поднимаясь на ее ступеньку, как бы ненароком оглядела улицу. Успела ли подъехать полиция? Может быть, вон те дроги с дремлющим извозчиком, чуть ли не с головой укутанным в тулуп, это уже полицейская засада? Дай-то Бог…
На дрогах, высоко подняв воротник тулупа, «дремал» Петрусенко. Однако с отправленной запиской он не имел ничего общего, даже не знал о ней. Потихоньку дотрусив за своими подопечными к дому Анисимовой, он видел, как женщина зашла в дом. «Переодеваться в театр» — решил он. И совсем уж собрался уезжать. Да заметил, что Уманцев, отойдя от ворот, стал оглядывать улицу, явно ища экипаж.
«Подвезти их, что ли?» — мелькнула у Викентия Павловича веселая мысль. Но тут из-за поворота вынырнула красивая бричка, и артист замахал ей рукой. «И то верно, — подумал сыщик, — куда моим простецким дрогам до рессорной брички». И в этот миг он узнал кучера брички — беглого каторжника Фрусова. Узнал Лыча, хотя уши треуха тот завязал под подбородком и обмотал нижнюю часть лица шарфом. Мгновенно все стало на свои места. «Значит, теперь это будет Анисимова! Вот так-так! А ведь не случайно она, самая близкая родственница Орешиных. Но тогда, может, и Городецкая не случайно? Умные, близкие семье женщины… О чем-то догадывались?»
У него было время поразмышлять над этим. И понаблюдать быстрый разговор «кучера» с «артистом». А потом из дома вышла Ксения, села в экипаж, Уманцев — следом. Бричка тронулась и пошла по улице. Нужно было ехать за ней. Но теперь, и он понимал это, его могли заподозрить: преступников уже двое, значит и бдительны они вдвойне, а он уже на глаза попадался. Что же придумать?
Мимо бежали парень и девушка, на ходу обсыпая друг друга снегом и смеясь.
— Эй, молодята! — Петрусенко дернул вожжи, легко покатил рядом с парочкой. — Садитесь, прокачу! За просто так! Пусть и мне будет весело!
Он проговорил это так задорно и разухабисто, что парнишка, не раздумывая, подсадил девчонку в бричку и запрыгнул сам.
— Давай, гони, коли так! — крикнул.
— Ох, и погоню!
Возница с присвистом, молодые с хохотом понеслись вслед за бричкой. Теперь Петрусенко не беспокоился: такую развеселую компанию трудно заподозрить в слежке.
Через некоторое время Викентий Павлович вдруг понял, что они едут в сторону Выселковской слободки. И вспомнил, что вчера, поздно вечером, отчитываясь о слежке за Лычом, Одиноков рассказал:
— Сегодня днем Фрусов посетил один совершенно неизвестный нам адрес. Маленький дом на Выселковской слободе, улица Рыбная, номер шесть. Побыл там немного, а вечером, совсем недавно, старик, который там жил, ушел. И не просто, а с большим узлом вещей.
— Это что же значит, — спросил тогда Петрусенко, — совсем покинул дом?
— Похоже, — согласился Одиноков.
— Вот так-так… А что, Кирила Степанович, не готовят ли наши приятели дом к встрече новой жертвы?
— Очень может быть… Завтра же направлю туда дозор, посторожить.
Теперь же, сообразив, что преступники везут Ксению скорее всего на улицу Рыбную, Петрусенко приободрился. «Возможно, дозор уже там. Ну а если еще нет… Что ж, я вооружен».
Револьвер последнее время он всегда носил с собой.
Резко тормознув дроги, он сказал вконец развеселившейся парочке:
— Все, ребята, приехали! Быстренько слазьте!
— Э, ты чего надумал? — возмутился было парень. — Вези обратно, туда, откуда взял!
Но Петрусенко уже успел ловко подхватить на руки девушку и поставить на снег. Парню ничего не оставалось, как спрыгнуть следом.
— Вам хорошо, — крикнул им уже на ходу Викентий Павлович. — Вы молодые, пешком добежите. За бесплатно-то!
Сам он не стал догонять бричку, свернул в ближайший переулок и помчался к Выселкам коротким путем. Город он, к счастью, знал уже хорошо.
Разговаривая с садовником, Ксения старалась скрыть свое состояние: лихорадочное волнение и страх. И хотя тот понял, что хозяйка из-за чего-то переживает, но о трагичности происходящего, конечно же, не догадывался. Он не медлил, как просила Ксения Аполлинарьевна. Но и не суетился. Долго не попадалось свободного экипажа — что ж, садовник шел пешком. И только на полпути к полицейскому управлению остановил извозчика, подъехал.
Поначалу его, как обычного просителя, не хотели пускать к самому полицмейстеру.
— Какая-то жалоба? Прошение? — все допытывался дежурный. — К своему околоточному надо было. Ну, раз пришел, давай к младшему чиновнику в канцелярию.
Но Федор Платонович все повторял, что у него письмо от госпожи Анисимовой лично господину Вахрушеву, в руки. И пробегавший как раз мимо какой-то пристав, услышал и сказал дежурному:
