Я убила час, экспериментируя с номерами из телефона, все больше и больше страдая от беспомощности, абсолютно незнакомой в те времена, когда у меня был жетон сотрудника. Осознав наконец, что внутреннее ощущение себя в роли закипающей кастрюли никуда меня не приведет, я приблизительно в десять тридцать отправилась к зданию федерального суда, куда для дачи официального заявления привезут Флойда Линча.
Припарковаться у здания суда было делом непростым, как и найти место просто постоять на ступенях. Ничего похожего на поимку серийного убийцы народ Тусона не видел со времен процесса шестидесятых годов, когда судили молодого парня с внешностью Элвиса, прозванного Тусонским Крысоловом: он убивал старшеклассниц. Сегодня здесь собрались все местные и центральные бригады новостей. Было довольно забавно наблюдать, как троица — Моррисон, Адам Вэнс, федеральный прокурор, и Роял Хьюз, государственный защитник, — маневрируют, чтобы оставаться в фокусе камер.
С того места, где я стояла, было слышно только, как отвечал репортерам Моррисон:
— …гордимся отличной работой сотрудников местных и федеральных правоохранительных структур, включая помощника шерифа Максвелла Койота и нашего специального агента Лауру Коулмен, преуспевших в задержании человека, который, без сомнения, был одним из самых активных серийных убийц этого столетия.
— …верно, первоначальное расследование быстро привело к добровольному признанию не менее чем в восьми убийствах еще в тысяча девятьсот девяностом году, а последняя жертва обнаружена во время его ареста в принадлежавшем ему грузовике.
Я искала в толпе Коулмен.
Вместо нее глаза выхватили из толпы Захарию Робертсона.
Сначала я ощутила тот же самый когнитивный диссонанс, который испытала, когда увидела на фото себя, в конверте из вэна Джеральда Песила. И не сразу до меня дошло, что Зак все-таки не сел в самолет на Мичиган.
Его было почти не видно за оператором «Тусон фокс ньюз». Он наблюдал за мной.
Зак и я оказались вместе на одном из тех жизненных отрезков, когда живешь словно с обнаженными нервами. В такие моменты узнаешь людей так, как не сможешь ни в какие другие. Мы оба понимали, что сейчас происходит. Я видела это в его глазах, в опущенных уголках рта, по его частому, как у беспокойной собаки, дыханию.
— …Флойду Линчу было двадцать шесть, когда он совершил первое убийство.
— …да, за исключением двух жертв, опознаны все. Одна из неопознанных — мексиканка, которую он подсадил к себе в машину после того, как она нелегально перешла границу США. По причинам, подобным этой, делом так плотно занималось ФБР, помимо того факта, что преступления «пересекали» границы штатов и поэтому подпадали под федеральную юрисдикцию.
— …верно, все его жертвы женщины.
Мне было необходимо немедленно пробиться к Заку. Я прокладывала себе путь, бормоча «ФБР, пропустите, ФБР», что всегда действовало на обычных зевак, но не на журналистов, стойко удерживавших позиции, которые им удалось захватить, и не уступивших бы ни дюйма, будь я Папой Римским с приступом диареи. Тем не менее я пыталась протиснуться изо всех сил, когда по толпе прокатился гул: подъехала машина шерифа, из нее вышел Макс, а за ним следом — Линч в наручниках.
— …в процессе исчерпывающих допросов Линч предоставил достаточно подробную информацию, часть которой не была предана гласности, так что у нас не осталось сомнений в искренности его признания.
— Макс! — позвала я.
Он находился ближе к Заку, чем я. И об этом я хотела дать ему знать. Макс огляделся, услышав свое имя, но меня не увидел.
Пара помощников шерифа прокладывала коридор в толпе.
— …этот вопрос следовало бы задать федеральному прокурору Адамсу Вэнсу.
Моррисон сделал шаг в сторону, уступив место Вэнсу, который, будучи невысокого роста, чуть поправил себе микрофон:
— Да, Флойд Линч психически здоров и правомочен сделать те признания.
— Макс! — снова позвала я.
На этот раз он нашел меня в толпе, но его реакция узнавания оказалась вовсе не такой, какой была бы пару дней назад. Кроме того, что Макс встретился со мной взглядом, он не признал меня, не кивнул или не вздернул подбородок, словно спрашивая, что, мол, стряслось. Даже наоборот, выглядел настороженным, будто в ожидании опасности. Он сказал что-то ближайшему к нему помощнику. Тот посмотрел на меня.
— Зак! — крикнула я еще громче и показала Максу на него.
Но тот уже отвернулся и удалился за пределы слышимости, а помощник, похоже, не понимал ничего из того, что я пыталась им донести.
Я вдруг начала воспринимать происходящее связанным с чередой переплетенных меж собой воспоминаний. Может, верхняя губа Линча послужила толчком к этому — то, как она выпирала. Будто повинуясь воле толпы, я повернулась вместе со всеми и уставилась на Линча — впервые с того времени, когда смотрела допрос на видео.
— …Флойду Линчу назначено огласить свое признание в присутствии судьи Сьюолла сегодня в одиннадцать тридцать утра.
Я припомнила Флойда Линча, которого видела на месте преступления, и сравнила с этим. Сейчас он более походил на больное животное, которое не понимает, почему на него так лают собаки.
За этим воспоминанием последовало другое, намного более давнее, — о событии, произошедшем задолго до моих дней в Бюро. Я сидела перед телевизором, ждала, пока мама принесет нам сэндвичи. Мы собирались к одиннадцатичасовой службе, которую папа называл «Алка-зельцер-месса», потому что, как он говорил, народ к ней ходил с похмелья. Дело было незадолго до Дня благодарения, и поскольку тогда мы жили во Флориде, мы притворились, что на улице не так уж жарко, и раскрыли окна.
Телепрограмму, что я смотрела, прервал экстренный выпуск новостей.
Прямой эфир. Кадр снаружи: бронеавтомобиль. Кадры внутри помещения: толпа фотографов с такими камерами, у которых «башмаки» с аккумуляторами для вспышек больше самих фотоаппаратов. Все в костюмах, кроме одного — в белой рубашке и тонком джемпере…
Ни одной белой каски. Значит, охраны недостаточно. Я навалилась сильнее, гадая, что лучше: попытаться сначала пробиться к Заку или к Линчу или устроить какую-нибудь суматоху, чтобы вынудить Макса обратить внимание.
В теленовостях, которые я вспоминала, из толпы репортеров вырвался плотный мужчина, сделал шаг вперед, поднял пистолет и выстрелил другому мужчине в живот. Тот резко прижал руки к телу, дернул-откинул назад голову и так же резко обнажил зубы, словно каждая часть его тела инстинктивно пыталась уйти с линии огня.
Я одна понимала: сейчас нечто подобное произойдет здесь — и не могла предотвратить это.
Слишком поздно. Линч уже преодолел половину ступеней, Зак вырвался из толпы, кинулся вперед с криком: «Линч!» Когда тот повернулся, Зак сделал единственный выстрел ему в живот. Линч закрыл глаза, раскрыл рот в немом стоне и зажал живот. И верхняя губа завернулась вверх, обнажив зубы. Вздрогнув, Макс отдернул руки назад, к своему телу, так же дернул-откинул голову назад и так же резко обнажил зубы, словно каждая часть его тела инстинктивно пыталась отскочить с линии огня.
Не успев добраться до Линча, я переключила внимание на Зака. Он снова посмотрел на меня. Посмотрел с улыбкой, которую я видела у него впервые за семь лет, она сделала его абсолютно другим человеком, и снова поднял пистолет. Толпа взбесилась, операторы все разом пригнулись, оставив оборудование над головами, чтобы снять того, кого убивают.
В техасском полицейском управлении был короткоствольный кольт «Кобра» 38-го калибра, жертвой — Ли Харви Освальд, а убийцей — мелкий аферист из Невады, по имени Джек Руби. В отличие от него, у Зака был всего лишь револьвер 22-го калибра, оружием назовешь с натяжкой. И в отличие от Джека Руби, вместо того чтобы сдаться полиции, Зак нажал на курок, выстрелив себе в голову.
Как только Зак выронил оружие и рухнул на землю, фотографы и телеоператоры полезли вперед — кто на корточках, кто согнувшись в три погибели, боясь выпрямиться в ожидании новых выстрелов, но продолжая держать аппаратуру над головами: все помнили о Пулитцере. Охрана суда подалась назад, взявшись за руки, пытаясь хотя бы сдерживать коридор для проезда «скорой», которые появились спустя долгие две минуты: одна «скорая» забирала Линча, а вторая — Зака. Я протиснулась ко второй и сидела с Заком, пока работали медики. Он не был опытным стрелком, а может, рука дрогнула, да и прицел взял слишком высокий, так что смерть его не была мгновенной. Зак хотел говорить. Я шикнула, чтобы молчал, но парамедик сказал, что с черепно-мозговой травмой так будет лучше удерживать его в сознании.
— Я достал его, — проговорил Зак, сделав неимоверное усилие.
— Да, дружище, ты сделал это.
Я глянула на кровь на его рубашке: брызги от выстрела в Линча смешались с кровью из раны на его голове. А еще на рубашке оставались складки от упаковки. Он надел новую рубашку, чтобы убить Линча.