Я перешла на пятый курс института и стала писать диплом. И когда мой дипломный проект был уже на середине, оказалось, что у меня есть один несданный экзамен за третий курс. Один-единственный экзамен, по которому я имела устойчивую двойку. Меня вызвал к себе руководитель и сказал, что по правилам высшей школы я не имею права приступать к диплому, если есть несданный экзамен. Документы затерялись, и раньше о моем «хвосте» не было известно. На ликвидацию задолженности мне даются две недели. Если же в течение двух недель задолженность не будет ликвидирована, к диплому меня не допустят и отчислят из института. Я пришла в ужас — ведь я проучилась в институте без малого пять лет! И теперь, когда осталось всего несколько месяцев… Ситуация была нелепой. Договориться с преподавателем я не смогла. Это была женщина лет сорока пяти с ужасным характером. Конфликт произошел из-за пропуска, который ошибочно она отметила в своем журнале и ни за что не хотела исправить.
Но на занятии я была! Она назначила мне отработку в воскресенье. На отработку я не пошла, потому что в этот день была презентация частной галереи, в которой собирались открыть выставку Андрея (галерею открыл его приятель). Не пойти я не могла. Я подошла к ней, объяснила ситуацию и попросила назначить отработку на другой день. Она уперлась. Так и пошло — она не допустила меня к экзамену, поставила в ведомости двойку, и в результате на пятом курсе у меня обнаружился один несданный экзамен. Я хотела пересдать зав кафедрой, но она пригрозила, что устроит скандал, и завкаферой не захотел портить с ней отношений. Договориться я не смогла. Не помогло ничего — ни деньги, ни путевки в круиз по Средиземноморью, ни тряпки! Все было бесполезно. Она не хотела принимать у меня экзамен из принципа.
Прошло две недели. Экзамен я не сдала. А еще через неделю мне выдали справку о незаконченном высшем образовании и отчислили из института. Теперь уже я впала в отчаяние. Это был слишком тяжелый удар. Я осталась без работы, без перспектив, без надежного источника существования (не было никаких гарантий, что завтра поступление денег за мазню Андрея не прекратится). Я совершенно не знала, что буду делать.
Наступило лето — дождливое, хмурое, злое. Неделями лил дождь. Мне не хотелось выходить из дома. Каждый день я наблюдала в окно, как льются на землю потоки воды, и мне хотелось, чтобы этот ливень смыл мои мысли и мою боль. Я собиралась развестись с Андреем. Юля уехала отдыхать в Болгарию. Андрей уехал в Крым. Конечно же, не один, а с компанией богатых прихлебателей-дружков. Он рассчитывал провести в Крыму около трех месяцев — в Ялте, Феодосии, Коктебеле… Когда я вернулась домой, зажав в руке справку о незаконченном высшем образовании, что-то навсегда сломалось в моей душе. Андрей сказал всего несколько слов, ранивших меня больней ножа:
— ты сама во всем виновата. Ты же дура.
Я отшатнулась. А он рассмеялся и ушел на очередную вечеринку. Помнится, за все это время мы не поговорили по-человечески ни разу. Мы даже прекратили заниматься любовью. Андрей по-прежнему страдал от депрессии. А две депрессии на семью из двух человек — это слишком много. Мы превратились в две бесплотные тени, неизвестно зачем шатающиеся по чужой квартире. Андрей поставил меня в известность о своей поездке только за день до отъезда. Я не дослушала его до конца, просто повернулась и вышла из комнаты. Я осталась в квартире одна. Наверное, в жизни любой семьи бывает так, что даже самые пламенные отношения дают трещину и требуется максимум такта одного из супругов, чтобы начать все снова. Так вот, ни я, ни Андрей не обладали этим тактом, ни у кого не хватало решимости.
Андрея выбила из колеи слава, испортили деньги. С деньгами он получил доступ к вещам, раньше закрытым. Я же все не могла прийти в себя после истории с институтом и сомневалась, что когда-нибудь смогу. Я чувствовала себя очень несчастной. Потому и решила, что самым лучшим выходом будет подать на развод. И заявление было написано. Я собиралась отнести его в тот день, когда неожиданно (раньше на три дня) из Болгарии вернулась Юля. Она видела и понимала, что происходит между нами, и, хотя мы ни разу не обсуждали это, вся история моего брака складывалась на Юлиных глазах.
— Значит, все-таки ты собралась с ним развестись. — Я до сих пор помню слово в слово тот разговор с моей сестрой.
— Да. Так будет лучше.
— Тебе?
— Ему.
— А ты в этом уверена?
— Да.
— Ты заболела?
— Нет.
— Знаешь, идиотка, когда у женщины есть муж, она может позволить себе абсолютно все. Даже от него уйти, если, конечно, эта женщина такая же идиотка, как ты. Думаешь, кроме него, ты кому-то нужна? Ага, щас! Ты и ему-то не нужна. Ровно через полчаса после развода он женится на другой — более умной, красивой, богатой, женственной, чем ты. И у него всегда будет женщин столько, сколько он захочет — сотни! А ты останешься одна, и так тебе и надо, идиотке! Ты не самая лучшая на земле и далеко не единственная. Сама знаешь, жизнь с тобой не такой уж подарок! Он всегда будет устроен по высшему классу, если, конечно, захочет. А ты? С чем останешься ты, идиотка? Из института тебя выгнали, диплома ты не имеешь, профессии тоже. В жизни своей ты не проработала ни дня. Чем собираешься зарабатывать деньги? Собой? Не каждый польстится! А где будешь жить? Со своим супругом, ты, кажется, планировала купить квартиру. Вот представь себе на минуточку, что я выхожу замуж и у меня рождается ребенок. Четыре человека в двух клетушках? Нет уж, милая, уволь! Конечно, я не выгоняю тебя из дома, но ты будешь вынуждена заботиться о себе сама. Я больше не обязана обеспечивать твою жизнь, ты замужняя женщина! Ты к этому готова? Нет, ни в коем случае! За тебя все всегда делали другие! Что, не ожидала таких слов, да? Ты мне просто осточертела своей тупостью! Давай, вали в суд, подавай на развод! Кому ты нужна вообще, идиотка? Ты больше никогда не выйдешь замуж, потому что ты отвратительная зараза! В данном случае развод станет крушением твоей жизни! Думаешь, это причинит горе и ему? Чушь! Найдется миллион умных баб, пожелающих незамедлительно его утешить! А вот тебя не пожелает утешить никто! Поняла?
Я разревелась, порвала заявление на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро.
В августе вернулся Андрей. Ничего не изменилось между нами, мы не разговаривали по-прежнему. Он не показал мне ни одной из своих крымских работ и не сказал о поездке ни слова. Я тоже не говорила ему о себе.
Жизнь — совокупность временных отрезков, написанных на разных языках. Чтобы читать их связно, необходимо по меньшей мере быть полиглотом. В тот же день Андрей отправился в мастерскую, предупредив Юлю, что ночевать не вернется. (Юлю! Не меня!)
Юля обычно возвращалась с работы около шести часов, в самом крайнем случае около половины восьмого. Я находилась в квартире одна и готовила ужин к ее приходу. Юля не вернулась ни в восемь, ни в девять. Рабочего телефона сестры у меня не было. Я нервничала, не находила места. В половине десятого раздался звонок в дверь. Я открыла.
Юля стояла, прислонившись плечом к двери. Платье на ней было разорвано. Левое плечо и часть груди обнажены, через грудь тянулся след от удара. В области правого виска кожа была рассечена острым предметом (края раны выглядели ровными, будто аккуратно разрезанными). Рана рассекала всю щеку, до шеи. Текла кровь. Под глазом оттенками фиолетового и бордового переливался фингал. Сумочки, которую она брала с собой на работу, не было в руках. Каблук на одной из туфель был сломан. Я потеряла дар речи, инстинктивно отпрянула назад. Потом помогла Юле зайти и уложила ее на диван. Она разрыдалась. Я принесла йод, перекись водорода, бинт, вату, кувшин теплой воды и принялась обрабатывать раны. Кроме перечисленного, других повреждений на теле сестры не было. Я потянулась к телефону вызвать милицию, но она выхватила из моих рук телефон и брякнула его об пол. Тогда я села рядом с ней и принялась выяснять, что случилось. Но ничего, кроме нескольких бессвязных слов, выудить мне не удалось. Через два часа Юля почти пришла в себя.
— Прости меня, — были ее первые слова.
— Что произошло?! Кто?!
— Только не надо милиции!
— Кто?
— Я сама во всем виновата. Я просто была такой дурой…
— Кто это сделал?!
— Понимаешь, я задержалась на работе, а он начал приставать, сказал, если я не буду с ним спать, он меня уволит. Руки распустил. Я кричала, но все уже ушли. Дала ему по морде. Тогда он избил меня, сволочь, еле вырвалась.
— Твой начальник?
— Кто же еще?
— Юля, но такое не укладывается у меня в голове!
— Да, но понимаешь… Он такая сволочь…
— В чем же ты виновата?
— Что не поняла раньше, какая он сволочь.
— Надо вызвать милицию.
Юля задумалась, потом спросила:
