— Если ты приготовила нам наколку, то пожалеешь об этом. Умирать будешь тяжело и медленно.
— Никаких наколок, — сказала я. — Просто у меня есть одна просьба перед смертью.
Мужик с неправильным прикусом усмехнулся:
— У тебя есть просьбы? Оригинально. Говори, посмеемся вместе.
— Когда найдете деньги, скажите, у кого они были.
— Зачем тебе это?
— Умирать будет легче. Так что, скажете?
Бандюга кивнул:
— Скажем. Нам не жалко.
Нам принесли ведро, изнутри покрытое каким-то ржавым налетом, и швырнули его к скамье.
— Пользуйтесь.
Нас тщательно заперли и даже выключили свет. Выключатель был внутри, а вот рубильник…
— Оставьте освещение! — возмутилась я, тарабаня в дверь. — Вам что, жалко, что ли?
— Пошла ты на хрен! — послышалось из-за двери.
Быдло невоспитанное.
— Ну, в самом деле! Одна лампочка всего, пусть светит!
Дверь снова открылась.
Бандюги стали ругаться между собой. Двое орали, что не фига нам оставлять свет, потому что кандидатам в покойники свет вообще не нужен, а за свет придется платить хозяевам подвала. Двое других, наоборот, увещевали товарищей, парируя тем, что без света двое девок поднимут вой на всю округу и тем самым привлекут внимание всех и вся. Среди последних был дядя Вова, великий гуманист. Он продолжал упиваться своей победой, то есть мыслью о том, как ловко он провел нас, заманив в подвал к своим сообщникам. Теперь он был готов к великодушному поступку по отношению к нам.
Короче, свет мы отвоевали. В самом деле, не куковать же в полной темноте, готовясь к самому худшему.
Мы остались одни. Я прислушивалась к тому, как щелкают засовы в коридоре подвала. Сколько там дверей, наверное, не сосчитать. Как в Версале…
— Что будем делать? — спросила Галина. — Нас заперли надежно.
— Вы поразительно догадливы, девушка, — произнесла я, прохаживаясь по комнате. — Нас заперли очень надежно, со знанием дела. Этот подвал хранит много криминальных тайн. Бьюсь об заклад, здесь умерло немало разных людей. И хороших, и плохих. У ребят почерк один — нож в шею и в цемент. На дне Волги камней много — одним больше, одним меньше. Я тебя не сильно напугала?
Под звуки собственного голоса я потихоньку действовала. Сняла левый ботинок, достала отмычки и попыталась открыть внутренний замок. Замок открылся, а дверь не поддалась.
Галина сидела сама не своя.
— Если честно, напугала.
— Ничего, — сказала я. — Привыкнешь. Знаешь, как в Российской армии делают обкатку молодых солдат? Сажают их в окоп, а сверху проходит танк. Или БМП…
— Что это такое — БМП?
— Боевая машина пехоты. Для солдат этот аттракцион безопасен, горстка-другая пыли сыпанет за воротник — и все. Вопрос в психологии. Не всякий выдерживает такую психологическую нагрузку. Зато потом, когда все позади, солдат приобретает опыт: если танк прокатится над тобой, то это не значит, что он тебя придавит своей массой. С того момента ему будет не страшно. Вот так и ты, Галина: когда пропустишь через себя, что не так страшно, когда бандиты запирают тебя в подвале, то и жить станет легче.
Я прошлась по комнате и обратила внимание, что бетонный пол имел неравномерный цвет. Несколько кусков выглядели так, будто их заливали раствором в разное время.
— Что высматриваешь?
— Клянусь тетей Милой, что под полом лежат несколько трупов.
Галина позеленела.
— О чем ты говоришь! Не может быть!
— Хорошо, если не может. Этот подвал надо хорошо проверить. Может быть, и нас с тобой хотят захоронить прямо здесь, не вывозя на природу? Очень удобно, экономишь силы и время.
— Не говори таких ужасных вещей. Я не выдержу!
— Я же пошутила. Ладно, молчу. Не волнуйся, так просто мы не сдадимся, еще постоим за себя. Расскажи о себе, пока есть время. Я же ничего о тебе не знаю, кроме того, что у тебя есть трехкомнатная квартира, был муж и пропали деньги.
— Что рассказывать-то? Родилась, училась, вышла замуж. Обычная женская судьба. Мать работала в одном РСУ, была прорабом на строительстве домов для своей же организации. Пошла на эту дурацкую работу только для того, чтобы получить приличную квартиру.
А получила однокомнатную. Сначала-то родители заняли двухкомнатную квартиру, как договаривались с начальством. Но потом администрация пошла на попятную: мол, перейдите в меньшую временно, а потом, когда будет сдаваться еще один дом, получите сразу трехкомнатную. Мать поверила. И оказалось, что мы застряли в той конуре на долгие годы. Нет ничего более постоянного, чем временное. Завяжешь забор на веревочку, и он простоит так двести лет.
Когда мне было шесть лет, я сказала матери, что хочу учиться играть на фортепиано. Мать согласилась, но, когда измерила ширину стен, оказалось, что пианино некуда ставить. Пришлось согласиться на аккордеон, потому что он не занимал много места. Я училась даже не в школе, а частным образом, потому что музыкальных школ в округе не было, а водить меня в центр города было некому. Я проучилась четыре года и бросила. Аккордеон — не фортепиано, мне он так и не приглянулся.
В школе мои отношения с одноклассниками не сложились. Я была гордой, а этого никто не любил. И стихи читала лучше всех в школе. Выразительно, красиво. Раз в четверть постоянно устраивалась групповая драка, которую провоцировала моя подруга по классу. Вроде бы дружили, все хорошо, а потом ей как будто вожжа под хвост попадала, прямо как у Зощенко. Принималась избивать меня, уводя за школу и собирая вокруг и мальчишек, и девчонок. Это случалось с постоянной регулярностью. После очередного избиения наступало затишье, шло время, а потом я гадала, когда снова наступит этот кошмар.
Я с радостью ушла из школы по окончании десяти классов и ни разу не приходила на вечер встречи выпускников. Ни разу… Многие умиляются — школьные годы чудесные, особенно учителя… Так говорят те, которые всей правды не знают. А я скажу так: если театр начинается с вешалки, то школа начинается с туалетов. Стоит вычистить школьные туалеты от мрази, которая там ошивается, и в школе будет совсем другая жизнь. Но никто не желает об этом задумываться.
После школы я поступила на театральный факультет. Училась с удовольствием, даже не замечала, что учеба занимает почти все мое время. Особенно нравилось актерское мастерство. С однокурсниками мы мечтали о создании своего театра. Особенного, непохожего на другие. Театра музыкального, чтобы в репертуаре были постановки для детей. Но потом наступил пятый курс, дипломный спектакль, трудоустройство по культурным организациям города.
Говорят, что жизненные невзгоды порождают творческие способности. Неужели для этого надо, чтобы отец пил и избивал семью, чтобы одноклассники превратили тебя в изгоя, чтобы некому было поплакаться на судьбу, кроме белых и черных клавиш? Судьба постоянно посылает мне испытания, и они порядком надоели. Я уже не верю, что может наступить момент, когда я заживу тихой, спокойной жизнью, заведу детишек, буду заботиться о надежном муже. Ты первая, кто слушает мою исповедь. И, наверное, последняя. Потому что неизвестно, останемся ли мы живы сегодня.
— Спасибо, Галя, — сказала я. — Во-первых, теперь я знаю о тебе многое. А во-вторых, пока ты говорила, у меня родились кое-какие мысли. Вставай-ка со скамейки, посмотрим, что можно сделать в нынешних условиях.
Галина нехотя поднялась со скамьи.
— Берем скамейку, — скомандовала я, ухватилась за одну сторону толстенной, как слоеный пирог, доски и приподняла ее кверху.
— А мне что делать? — спросила Галина.
— Хватай скамью с другой стороны, рядом.
— Схватила.
— Про таран читала?
— Еще бы.
— Вот сейчас мы с тобой будем таранить дверь. Отходим назад и, резвым шагом двигаясь вперед, бьем по двери. Поняла?
Галина утвердительно кивнула.
— Отлично. Начинаем!
Мы как следует ударили по двери, но та даже не дрогнула.
— Не получилось, — разочарованно произнесла Галина.
— Пробуем еще раз. Никогда не сдавайся и всегда улыбайся, даже если ты тонешь посередине реки. Нужно только поверить, что он близко, твой берег. «Сильным взмахом руками сам себе помоги», — напела я.
— Что это за песня?
— Мюзикл «Гензель и Гретель». Для детей. Песни закончились, пора работать.
Мы ударили по двери еще раз. Потом еще и еще. Выбили кучу пыли, опилок, но не свободу.
— Она железная, что ли? — в сердцах выкрикнула Галина.
— Да нет, обыкновенная, деревянная. Вернее, не обыкновенная, а в пять слоев досок. Чтобы воры не забрались. Наверное, в сороковых годах делали, в разгул бандитизма.
Мы бросили скамейку на пол, все равно без толку мучимся.
Я подошла к заложенному кирпичами окошку. Мало того, что кладка мешала проникновению воздуха в помещение, так еще решетки из толстой арматуры были приварены изнутри.
