– Никаких! – без колебаний ответила Наталья.
– Я понимаю, она обиделась, но если увеличить жалованье…
– Ольга совсем не обижалась, и не в деньгах дело. Страшно тут!
И, встретив вопросительный взгляд Марины, бывшая компаньонка недоверчиво поинтересовалась:
– Вам разве не страшно? Особенно вечерами, когда вдруг разом стемнеет, и лес так громко шумит, а дом как будто вымер… Ходишь по комнатам, и вдруг покажется, что ты не одна, кто-то идет за тобой… Знаешь, что ограда надежная, что охрана у ворот, да это не помогает – все равно боишься, ждешь чего-то… Нет, Ольга сюда не вернется. Это несчастливый дом. Здесь даже за деньги не всякий согласится жить! Ну разве что за очень большие деньги…
Пока Марина раздумывала, не намекала ли на нее гостья своей последней репликой, Наталья скрылась в ванной и вскоре вернулась с довольным возгласом, неся объемистую косметичку из красного винила. Затем женщина принялась выдвигать ящики в комоде, раскрыла шкаф, заглянула в прикроватную тумбочку. Ее лицо все больше вытягивалось – она явно не находила того, чего искала.
– Вам тут фотоальбом не попадался? – спросила она наконец, перерыв всю комнату. – Пропал с концами!
– Нет, я не видела. Поищите еще.
– Да что искать – он лежал вот тут, в нижнем ящике, – Наталья указала на комод. – Вообще я жуткая растеряха и потому стараюсь класть вещи на место, а то потом не найду. Альбом должен быть здесь, а его нет! И нигде нет… Такой большой, желтый, с парусником на обложке… Он почти весь ящик занимал.
Марина молча развела руками. Наталья закурила и, сдвинув брови, снова обозрела комнату:
– Альбома-то не жаль, но там столько фотографий Ксении! Мне ведь ни одной на память не осталось!
Просто чума… Ольга тоже не может найти свой альбом, ну у нее-то украли на новом месте, я уверена. А то бы я у нее хоть один снимочек попросила. У вас нету?
– У меня?! – Простота гостьи так поражала Марину, что порой она задавала себе вопрос – а не издевка ли это?
– А у Михаила Юрьевича? Может, пойдем к нему в кабинет, посмотрим? А то он когда еще вернется…
– Вы мне предлагаете порыться в его вещах? – От возмущения у женщины перехватило дыхание. – Вы что – имели такую привычку?!
– При чем тут – порыться! – ничуть не смутилась Наталья. – Так, посмотреть.
– Да я уже поняла, что смотрели вы тут в оба глаза! Как вы смеете предлагать мне такую гадость! – Марина больше не могла сдерживаться. Теперь ее бесило все – что эта рыжая бесцеремонная дамочка вела себя тут как полноправная хозяйка, что у нее с языка не сходила несравненная Ксения, что саму Марину явно воспринимали как фигуру незначительную и относились к ней без тени почтения. Чудесное утро было испорчено, и кем?! Бывшей компаньонкой бывшей хозяйки! Наемной приживалкой! Полупьяной, бесцеремонной, невыносимо вульгарной особой, которую явно держали в качестве домашней шутихи! – В кабинет Михаила Юрьевича вы войдете только в его присутствии, и рыться тоже будете при нем! Для вас это будет новый, интересный опыт!
Наталья страшно побледнела – это было заметно даже сквозь густой загар, явно приобретенный в здешнем солярии. У нее задрожали губы, она силилась что-то сказать – и не могла. Марина подошла к двери и отворила ее:
– Вынуждена с вами проститься. Мне надо заниматься детьми.
Наталья, как загипнотизированная, вышла из комнаты, спустилась по лестнице вслед за новой хозяйкой дома. И только оказавшись на улице, женщина откашлялась, прочистив горло, и с трудом произнесла:
– Пять лет здесь прожила, и ни разу…
– Очень занимательно, но у меня нет времени! – оборвала ее Марина. – Провожать не буду, дорогу знаете.
И захлопнула дверь на веранду. Сквозь стекло она наблюдала, как потрясенная гостья с минуту постояла у крыльца, прижимая к груди красную косметичку, потом резко повернулась и нетвердой походкой двинулась по направлению к воротам. «Наглая пьяная дура! – Марина провожала ее взглядом до тех пор, пока не увидела, что та исчезла за раздвинувшимися воротами. – А ведь с первого взгляда она мне даже понравилась!» Это было странно – первое впечатление о человеке редко обманывало Марину. «Но это уж было через край – рыться в Мишиных вещах! А он и не догадывался! Ведь там у него наверняка есть важные бумаги, и если бы кто-то предложил денег этой рыжей дряни, она бы их выкрала! И вот так нагло, не зная меня, предложить поучаствовать… Это или верх цинизма, или такая сермяжная простота, что дальше некуда…» Марина сознавала, что ее неприязнь к визитерше подогревали разбуженная ревность и уязвленное самолюбие, но в любом случае она считала себя правой. Этой женщине нечего делать в их доме! «МНЕ, во всяком случае, компаньонка не нужна!»
– Рыжая уже уехала. – Марина так ушла в свои переживания, что вздрогнула, услышав заискивающий детский голос. – Мы в цирк поедем?
Она обернулась – за спиной стояли обе девочки. Ульяна вертела в руке большую, не по росту, ракетку. Алина подбрасывала и ловила желтый теннисный мячик.
– Если бы у меня было расписание представлений, мы бы поехали, – уклончиво ответила Марина. – Вот позвоню вашему папе, попрошу его купить какой-нибудь журнальчик о досуге. Короче, завтра!
– Расписание можно посмотреть в Интернете, – возразила Алина. – У меня в комнате есть компьютер, и он подключен.
– Ну правда, что вам стоит, поедем! – кротко уговаривала Ульяна. – Вы же сами хотите! Вы же никогда не были в московском цирке!
Женщина замороченно отмахнулась:
– Ладно, смотрите. В самом деле, лучше нам куда-нибудь поехать – тут не очень весело.
Ей вспомнились слова Натальи: «Вдруг разом стемнеет, и лес так громко шумит, адом как будто вымер…» У нее защемило сердце, она привлекла к себе удивленных девочек и неожиданно расцеловала их в макушки:
– Мы поедем в Москву, даже если в цирке нет представления!
Прежде Марина и представить себе не могла, что у детей можно искать защиты от страха.
* * *
А в это время Наталья разогнала свою «девятку» до немыслимой для нее скорости – почти девяносто в час. Если бы женщине сказали, что она едет так быстро, она бы жутко испугалась – больше семидесяти Наталья никогда себе не позволяла. Но сейчас она просто не смотрела на приборную доску.
– Мерзавка, наглая дрянь, как она посмела! – глотая слезы, кричала в мобильный телефон разъяренная женщина. Тушь давно растеклась по щекам, Наталья стала похожа на енота, но в этот миг она меньше всего думала о своей внешности. Пары ликера давно выветрились, и ужас перенесенного оскорбления предстал перед нею в полной наготе. – Выставила меня из дома, как воровку, а я прожила там пять лет! Хоть что-нибудь пропало?! Пусть спросит у своего жениха! Да разве бы он доверил мне распоряжаться поминками, если бы хоть тень подозрения… Я в суд на нее подам!
– Не кричи так, – умоляла ее оглушенная Ника, разбиравшая одно слово из трех. – Где ты? Плохо слышу!
– Я в Москву еду! К Ярославу твоему! Передай ему, что я согласна дать интервью! Такое интервью! А я еще деликатничала! – Наталья захлебывалась от ярости и обиды. – Я этой стерве отомщу! Назвать меня воровкой! Я к ней с открытой душой, поздравлять принялась, дура, счастья желала! А она меня…
– Ты за рулем? – пыталась перекричать ее обеспокоенная подруга. – Успокойся, а то разобьешься… Остановись, и я тебе перезвоню!
– Подумаешь, я одной рукой веду, другой говорю! – Наталья бросила случайный взгляд на спидометр и, чертыхнувшись, сбавила скорость до шестидесяти. – Слушай, я в самом деле могла оказаться в кювете из-за этой дряни! Но я ей отомщу! Она думает, если спит с Банницким, на нее управы нет?! В доме без году неделя, а строит из себя английскую королеву! Еще посмотрим, женится он или поиграет и выставит! Вот я буду смеяться! Я всего-то навсего попросила у нее фотографию Ксении, а она смешала меня с грязью! Скажи Ярославу, я сейчас приеду!
Расстроенная Ника дала отбой и, стиснув зубы, снова уставилась на монитор. Она не могла ни перезвонить Ярославу, ни выйти из кабинета, чтобы вызвать его на лестницу. Рабочий день начался с выговора – оказывается, вчера она должна была вернуться в редакцию, хотя бы и под конец рабочего дня. Также ее весьма вежливо и доходчиво информировали, как опасно начинающему журналисту без имени решать семейные проблемы за счет работы. Эту отповедь слышали все в редакции. Ника никогда еще так страшно не краснела – у нее до сих пор горели щеки. Пройдя за свой компьютер, она вспомнила, что записана к Генриху Петровичу на завтра, на шесть вечера… Но она никак не могла бы туда попасть вовремя, не отпрашиваясь с работы. А отпрашиваться теперь было немыслимо – даже на час раньше, на полчаса… Ей слишком ясно дали понять, что за этим последует.
«Вот и конец нашему расследованию. – Ника глубже надвинула на лоб косынку и сделала вид, что поглощена правкой статьи. – Все пойдет, как прежде. Начальство перестанет меня позорить, муж – ревновать. Отлично. Замечательно. Неделю назад это меня вполне устраивало. Перед тобой чужая статья, которая тебе не нужна и не интересна – вот сиди и вычитывай ее. Разве не этого ты хотела, когда устраивалась на это место? Все по-честному. Никто не обещал тебе блестящей карьеры, интересных заданий, риска, таинственных авантюр, самостоятельных расследований. Кем ты себя вообразила? Отважной журналисткой из какой-нибудь повести Рэймонда Чандлера – с пистолетом за резинкой чулка и сообщником с волевой челюстью? Нет, милая, ты просто серая мышка – так грызи свой кусочек сыра!»
