сюда зайти кто-то из друзей, сколько всего в доме жильцов. Он знает, что у него достаточно времени, что среди ночи не заявится еще какой-нибудь ребенок подросткового возраста. Он досконально их изучил. Он за ними следил!
Или заранее имел доступ к подробной информации о жертвах…
Нет. Он знал их распорядок дня. Он изучил их привычки. Он шпионил за ними.
За целой семьей? И они ничего не заметили?
Эта версия вызывала у Алексиса сомнения. Слежка за перемещениями нескольких людей потребовала бы уйму времени. Улица очень тихая, здесь нельзя припарковаться и следить, не привлекая внимания. Алексис также не мог представить, чтобы он прятался на дереве в дальнем конце сада, это совсем неразумно. Вокруг слишком много соседей и недостаточно укромных мест. Нет, только не здесь.
Однако Алексис продолжал настойчиво искать варианты: Фантом как-то проникал в дома своих жертв, чтобы потом спокойно их убивать, чтобы не торопясь делать с ними что угодно. Помимо навязчивого желания истязать человека в его собственном доме, следовало учитывать и «практический» аспект.
– А ты хитрец, – тихо сказал он, подходя к лестнице. – Ну и задал ты нам задачку.
Но пока надо было сосредоточиться на догадке, которая привела его сюда среди ночи.
Эмили Эймессис была страстной читательницей детективных романов. Она поглощала их тоннами, о чем свидетельствовала стопка на прикроватной тумбочке и многочисленные книжные полки. Возможно, она знала их так хорошо, что помнила все хитросплетения сюжетов. Привыкла к сюжетным ходам и неожиданным поворотам. Ценила свежие идеи и сюрпризы. Имела живой, пытливый ум. Нельзя так увлекаться подобными историями, если сам не обладаешь динамичным мышлением. Способностью быстро понимать. Способностью взаимодействовать с информацией.
Но хватит ли у человека сил сохранить рассудок в таких ужасающих обстоятельствах, в каких оказалась она в тот воскресный вечер?
Все надежды Алексиса были связаны именно с этим.
Эмили Эймессис действовала в точности как в романах, которые она читала запоем и постоянно. Только так можно объяснить наличие крови на прикроватном коврике, расположенном так далеко от ее тела. И кровь на указательном пальце тоже.
Алексис поднялся по лестнице и вошел в родительскую спальню.
Простыни с огромным темным узором в центре еще лежали на месте. Свет падал на засохшие красные пятна – отпечаток жизни. Здесь жила женщина. Здесь она отдыхала душой, здесь она занималась любовью, здесь она зачала своего ребенка. И здесь умерла. Вся ее жизнь расплылась пятном по атласной ткани, ее ДНК теперь разлагалась среди волокон хлопка.
Алексис слышал свист собственного дыхания.
Отголоски криков на первом этаже смолкли.
Он подошел и убедился в том, что прикроватный коврик не сдвинулся с места. Эксперты-криминалисты взяли только образцы запятнавшей его крови.
Эмили Эймессис удалось высвободить запястья из пластиковых стяжек, прикреплявших ее руки к раме кровати. Ее дочь, должно быть, кричала и просила пощады, возможно, даже умоляла прикончить ее. Для матери слышать такое наверняка было невыносимо. До потери рассудка. Она раздирала себе лодыжки, пытаясь освободить ноги, чтобы бежать на помощь дочери.
Не сумела.
Стяжки оказались слишком тугими. Должно быть, Эмили обломала себе ногти, царапая и дергая изо всех сил, она наверняка перепробовала всё, была готова рвать мясо до кости и даже оторвать себе стопу, а потом поняла очевидное: она никак не может помочь Изабель. Сколько времени ей понадобилось, чтобы понять, что они обречены? Что выхода нет?
И какой силой характера должна обладать женщина в таких обстоятельствах, чтобы решиться оставить подсказку, указание на то, как остановить убийцу? Убийцу ее семьи. Чтобы он заплатил. Подсказку достаточно тонкую, чтобы этот изверг ее не заметил, но чтобы полиция не прошла мимо.
Жандарм осторожно приподнял коврик. Большая часть крови впиталась в ткань, оставив на полу лишь неясные бурые следы. На первый взгляд ничего не обнаруживалось.
Эмили была заядлой читательницей криминальной литературы.
Она знала все уловки и методы.
Все реактивы и процедуры.
Как часто они описывались в большинстве детективных историй.
И конечно, врезались в ее память.
Она знала про симпатические чернила.
Эмили знала, что кровь нельзя полностью вывести. Ее всегда обнаружит глаз следователя. В последние минуты ясности, перед тем как погрузиться в безумие и умереть, она перегнулась через край кровати, насколько позволяли связанные лодыжки, и оставила надпись на полу.
Сообщила то, что знала о своем убийце.
И снова прикрыла пол ковриком. Чтобы надпись исчезла.
Звучит абсурдно, даже безумно. Но кто знает, что может прийти в голову матери в такой момент?
Гипотеза объясняла наличие крови на указательном пальце. И кровь под прикроватным ковриком.
Все было только так, и никак иначе.
Алексис верил в это. Каким бы маловероятным это ни казалось.
Эмили хотела заставить мучителя заплатить. И в ее уме, хорошо знакомом с полицейскими уловками, возник план.
Жандарм открыл баночку и достал две таблетки «Блюстар». Он кинул их в распылитель и встряхнул, чтобы средство растворилось.
Содержащееся в крови железо впитывалось в материалы настолько прочно, что даже после мытья, в том числе с моющими средствами, оно оставляло след на многие годы. Химическое вещество «Блюстар» имело способность проявлять железо.
Алексис начал распылять проявитель на паркет. Он опустошил четверть флакона, прежде чем на полу проступил флуоресцентный ореол. «Блюстар» вступил в реакцию с железом гемоглобина, и оно стало светиться в темноте глубоким, насыщенным синим цветом.
Эмили написала сообщение и аккуратно прикрыла его ковриком, чтобы тот впитал кровь, но не размазал ее слишком сильно.
Чтобы буквы остались на паркете.
Алексис сделал шаг назад, чтобы лучше разглядеть флуоресцентные синие пятна, которые проступали все четче.
Он выключил фонарик и остался в темноте.
Сердце учащенно билось. Он чувствовал, как его охватывает разочарование.
Синие штрихи ничего не напоминали.
Только дуги, полосы и кляксы.
Алексис нафантазировал неизвестно что.
Но средство продолжало работать, высвечивая в ночи невероятные, завораживающие, почти красивые арабески.
И вдруг волосы у него встали дыбом.
На паркете стали появляться кривые. Палочки. Пока совершенно непонятные.
И все же…
Постепенно появилось нечто похожее на букву.
Ее контуры были нечеткими, размытыми.
Но Алексис узнал букву с. Он опустился на колени, чтобы как можно яснее видеть то, что уже угадывалось.
Эмили, вы гениальная женщина.
Одну за другой жандарм различал буквы, хотя коврик, видимо, частично смазал кровь.
Это было не имя. Даже не фраза.
Всего одно слово.
Когда Алексис встал с коленей, он был несколько озадачен.
Эту гипотезу они уже отрабатывали, и она ничего не дала.
Тем не менее прямо перед его глазами было слово.
Последнее слово матери, которая слышит, как в соседней
