Пискунов уж так бежал, так бежал, что от него пар пошел. Как на грех, ни одного извозчика не попалось, пришлось ногами воспользоваться, преследуя карету господина Неверова. Так ведь какие извозчики глубокой ночью? К счастью, господин Неверов проехал немного и остановился неподалеку от особняка Оболенцевой. Пискунов буквально упал на тумбу, согнулся, схватившись за бок, и дышал, глотая холодный воздух. Эдак чахотку недолго подхватить, да и ноги сводило в икрах от длительного и непривычного бега, пот катился, охлаждаясь по пути, отчего Пискунов быстро продрог.
Вдруг он перестал дышать – из особняка вышла женщина в длинном пальто, закутанная в вуаль, и села в карету Неверова…
Пискунов на слабых, дрожащих после перенапряжения ногах двинул за ними, да куда ж ему поспеть? Он плелся некоторое время за каретой, когда же она свернула, вовсе остановился, не имея ни малейших сил.
Да, Виссарион Фомич приказал ему лично следить за Галицким. А тот допоздна в конторе сидел, затем приехал домой и заперся в кабинете. Работал. Что-то подсчитывал, сверял, писал. По всему было видно – никуда не собирался. Пискунов и решил проверить, как его подопечные службу служат, примчался (на своих двоих, чтобы сэкономить) к дому Неверова, а тот выехал как раз. Пискунов за каретой и побежал, показывая молодому сыщику пример усердия. Но таковское рвение до гробовой доски доведет, а Неверова с женщиной из особняка все-таки упустил.
Елагин был уже одет и держал в руках трость, но, не смея выйти, слушал тишину в доме. Так простоял он долго, потому что хотел быть уверенным, что никого не встретит. Наконец Афанасий Емельянович открыл дверь кабинета, еще послушал, нет ли кого поблизости, однако дом был погружен в безмятежный покой. Он бесшумно проследовал к выходу, выскользнул за дверь, с наслаждением вдохнул свежий воздух…
– Куда это ты?
От неожиданности он вздрогнул и обернулся с нечаянно вырвавшимся возгласом:
– Матушка?!
– Я, я, – отделившись от стены, сказала Домна Карповна, подходя к сыну. Она остановилась почти вплотную, смотрела на него снизу вверх строго.
– Я сигару выкурить… – слетело с его уст оправдание.
– А шляпа и трость на что?
– М-м-м… по привычке…
– Ну, так кури, – скрестила она руки на груди: дескать, я подожду.
Вот так попался! Елагин закурил, не зная, как теперь быть. А Домна Карповна стояла, рассматривая сына, и ни упреков, ни просьб одуматься, ни единого слова не произнесла, лицо ее находилось в полнейшем покое. Как ни тянул Елагин, матушка не ушла, да и не могла уйти, она ведь его караулила.
– Покурил? – спросила Домна Карповна, когда сын отбросил остаток сигары. – Пора и на покой.
Не даст уйти – это очевидно. Отстаивать свое право жить и делать, как ему вздумается, Елагин не посмел, зная, что мать пеклась о его счастье. Только вот понимание этого счастья у них разное, тут уж Афанасий Емельянович ничего с собой поделать не мог, хотя осознавал, что поступал нечестно, дурно. Ему было очень стыдно за себя, за свою слабость и за то, что из-за него мать не спала, переживая разлад сына с женой. Он вошел в дом и машинально двинул в кабинет, его остановил голос матери:
– Ты, Афанасий, чай, забыл: твоя супружеская спальня наверху.
Не обернувшись, Елагин изменил маршрут, как того требовала мать. В спальне он разделся, понимая, что ускользнуть не удастся, лег рядом с женой. Глашенька лежала тихо, однако он почувствовал: не спит. И Елагин долго не спал, думал о другой женщине, которая, возможно, ждала его. Когда же услышал едва слышимые всхлипывания, невольно его брови соединились от досады на себя, ведь виновник этих слез – он. И не решился утешить Глашеньку, не решился обнять ее, впервые за много дней дневные терзания перетекли в ночные без изменений.
Надин приподнялась на постели, заглянув в лицо Неверова, который лежал на спине и, казалось, спал. Но если не спал? Она легонько подула ему в лицо, он не шелохнулся. Надин тихо позвала его:
– Орест…
Удостоверившись, что сон его глубок, Надин встала с постели, накинула шлафрок Неверова и, босая, выскользнула за дверь. Дом она знала прекрасно, поэтому даже в темноте ориентировалась неплохо.
В кабинете Надин зажгла лампу и подошла к шкафу, где Орест хранил важные бумаги. Дверцы оказались запертыми, но Надин не огорчилась, а ринулась к вазе, стоявшей на подставке в углу. Запустив руку в вазу, она достала связку ключей, усмехнулась и двинулась прямиком к шкафу. К замкам подобрала ключи без труда, так как примерно знала, какими из них Орест открывал дверцы и ящики. Глаза Надин горели коварным огнем, когда она выдвигала ящики, но где именно Неверов хранил то, что ей нужно? Однако ключи в руке, хватило бы времени – она боялась, что Орест проснется и отправится ее искать. Что будет, когда он застанет ее в кабинете? Да ничего. План сорвется, и только. Ну, расстанутся, впрочем, душа Надин давно рассталась с неверным Неверовым.
В одном из ящиков она обнаружила письма, но не те, а перебрала все. Вряд ли Орест держит письма в тайнике. Надин огляделась, вычисляя место. Где-то под рукой должны быть… например, в бюро. И снова неудача. Надин обшарила стол и вдруг увидела шкатулку, разумеется, заглянула в нее. Так и есть: стопка писем, перевязанная крест-накрест ленточкой, можно сказать, на самом видном месте хранилась.
Она вернулась в спальню, письма положила в сумочку из бархата и с самодовольной улыбкой на губах улеглась рядом с Орестом».
В полтретьего ночи они уже были на месте, к воротам мастерской, над которой висел допотопный фонарь, не подъехали, остановились в переулке. На всех этих предосторожностях настоял Артем: мол, будем видеть, как там и что. Оба отправились на угол и ждали, когда появится Жора.
– Сигареты кончились. – Каскадер отбросил пачку, выругался. – Ты глянь, как в этом году зима разошлась.
– Ну и что?
– Я замерз… – Вдруг он вытянул шею. – Кажется, едет…
Действительно, без пяти минут три у ворот мастерской остановилась легковушка, из нее вышел толстяк. Каскадер рванул было к нему, но Артем удержал его:
– Стой! Пусть откроет и войдет.
При полном спокойствии Жора достал из кармана дубленки ключи, неторопливо их поперебирал, нашел нужный и вставил в замок… Откуда ни возьмись, с двух сторон на Жору налетели люди в штатском, завалили, два наблюдателя из-за угла слышали:
– Наручники давай!
– Не пырхай, а то башку отстрелю!..
– М-м-м! А! – издавал панические звуки Жора.
– Ходу! – зашипел Артем и потянул Каскадера за рукав.
Запрыгнув в машину, он долго, чертыхаясь, заводил джип.
– Быстрее! – психовал Каскадер, чуть не рыдая. – Ну же!
С горем пополам мотор завелся, Артем сдал назад, в глубь переулка, развернулся и рванул по улице на большой скорости. Каскадер упал на спинку сиденья, голову запрокинул, дышал, будто ему не хватало кислорода. Ощупав себя, вспомнил:
– Сигарет нет.
– Мы в городе, курево купим в ночном магазине, – успокоил его Артем.
– И поесть. Мяса хочу.
– У тебя бабок много? – покосился на него Артем.
– Мелочь одна, рублей двести.
– Ты мужик вроде крутой, а без бабок выходишь?
– Взял только на такси, портмоне оставил в клубе. Разве я думал, что… Ай! – в сердцах махнул рукой Каскадер. – Курить хочется…
Ага, так и предоставил ему Артем отдых со всеми почестями!
– И у меня рублей сто наберется, – солгал он. – На последние бензином затарился, залил «снегурочку» под завязку. Хе! Как знал! Мы нищие, мяса тебе не видать, дешевой колбасы тоже. Но крупы там много.
– Ну, менты, паскуды… Вычислили по звонку! Вот гады…
– Может, твоего Жору сдали те, кого в мойке сцапали, – высказал предположение Артем. – У Жоры засада была, хорошо, что мы туда не ломанулись.
– Нет, я уверен в них.
– Не знаешь, как выбивают показания?
– И не хочу знать! – огрызнулся Каскадер, после чего заладил: – Ну, козлы… Обложили! Со всех сторон. Ублюдки хреновы. Как быть, куда бежать? Вот так все бросить?
– А вначале ты мне показался человеком без страха.
– Ну, знаешь, на нары никто не хочет.
– Слушай, пока мы в городе… Есть же еще место, где берут машины? – приступил к главному Артем.
– Угонки никто больше не берет.
– Что, только тебе сдают? – засомневался Артем.
– Мне не сдают, – очень уж живо отреагировал Каскадер. – Я свожу с людьми…
– Опять заливаешь. Ты с Жорой разговаривал как босс, в приказном порядке заставил приехать к трем ночи…
– Для бизнеса нет дня и ночи, – перебил Каскадер.
– Не спорю. Но ты не объяснил Жоре, какую выгоду он получит. Молчи, Каскадер, я тебя раскусил. Ты заправляешь мастерской и сбываешь транспорт без паспорта. Ну и молоток, я рад за тебя.
