Инга побрела вдоль забора и вскоре увидела отогнутый железный лист. Здесь вполне можно было протиснуться на территорию заброшенной больницы.
Она вспомнила о стороже с собакой, но решила, что проблемы нужно решать по мере их поступления, и пробралась за забор.
Перед ней был большой участок с несколькими мрачноватыми зданиями, больше всего похожими на тюремные корпуса. Окна забраны ржавыми решетками, в некоторых стекла еще уцелели, в других были выбиты.
Ближайший к ней корпус выглядел чуть более обжитым, в двух окнах первого этажа здесь виднелись занавески. Должно быть, там обитал тот самый дядя Петя.
Туда и направилась Инга.
На дорожке, по которой она шла, валялась какая-то бесформенная темная груда. Поравнявшись с ней, Инга замерла от ужаса и отвращения – перед ней лежала мертвая собака.
Точнее, только собачье туловище, без головы.
Над окровавленной тушей роились мухи.
Ингу замутило. Впрочем, теперь ее было трудно вышибить из колеи. За последние дни она повидала и не такое.
Она обошла собачий труп и пошла дальше, думая о том, что приближается к концу пути. Скоро все решится – она узнает правду. Или погибнет.
Инга поднялась на крыльцо.
Из-за двери доносились странные фальшивые голоса.
Она постучала, но на стук никто не отозвался, а голоса за дверью стали еще громче.
Тогда она толкнула дверь.
Дверь легко поддалась, и Инга оказалась в небольшой, скудно обставленной комнате. Стол, накрытый яркой клеенкой, на нем чайник и большая фарфоровая кружка, рядом пара разномастных стульев, узенькая кушетка. На полу коврик для собаки, в углу включенный старенький телевизор.
Шел какой-то сериал.
Инга поняла, что слышала из-за двери фальшивые голоса актеров.
Перед телевизором стояло деревянное кресло с высокой спинкой.
В кресле кто-то сидел.
От порога Инге не был виден этот человек, только левая рука на подлокотнике.
– Эй, – окликнула его Инга. – Извините, что я вошла без спроса. Я стучала.
Человек в кресле не отозвался. Рука на подлокотнике не шелохнулась.
Инга медленно двинулась вперед, обошла кресло, взглянула.
В кресле сидел мужчина средних лет. Наверное, тот самый сторож, о котором говорил водитель «Фольксвагена».
Хозяин собаки.
Мертвый хозяин мертвой собаки.
Глаза его были широко открыты, в них отражалось мерцание телевизора. Одет в теплую вязаную куртку, на шее странный галстук – широкий, неровный, темно-красный, что-то вроде пионерского галстука советских времен.
Инга вгляделась… и уронила пакет, а комната закачалась перед глазами.
За галстук она приняла язык мертвеца.
Язык, продернутый через перерезанное горло.
– Черт, – прошептала Инга, пятясь и пытаясь справиться с приступом тошноты. – Черт, что же это такое? Кто же может такое творить? Это не человек!
Она не справилась с тошнотой, ее долго выворачивало на собачий коврик. Впрочем, собаке он больше не понадобится.
Когда все закончилось, она почувствовала себя пустой и легкой. Недрогнувшей рукой налила воды из чайника, выпила.
Вода еще не успела остыть.
Значит, все произошло совсем недавно.
Инга еще раз взглянула на мертвого сторожа.
И на этот раз увидела стрелку.
Стрелка нарисована была кровью на полу комнаты.
Она указывала на угол, занавешенный тяжелой портьерой.
Инга не колебалась.
Подхватила свой пакет, отдернула портьеру, за которой оказалась дверь, толкнула ее и вышла в полутемный коридор, освещенный редкими тусклыми лампочками дежурного света.
На стене была нарисована кровью еще одна стрелка.
И Инга пошла туда, куда эта стрелка указывала.
Она прошла по коридору метров пятьдесят и оказалась перед открытым люком, за которым была лестница. Лестница, ведущая вниз.
Под землю.
На стене рядом оказалась еще одна стрелка, которая указывала вниз.
«Неужели ты сама пойдешь туда? – прозвучал в голове голос разума и рассудительности. – Туда, к ужасу и смерти?»
Она вспомнила ту ночь, восемь лет назад. Ночь, которая расколола ее жизнь на до и после. Тогда она всего лишь заглянула в открытый люк.
Она поняла, что уже прошла точку невозврата и должна двигаться вперед. Даже если этот путь приведет ее к смерти.
Инга начала медленно спускаться.
Ей казалось, она спускается в свое прошлое, в ту самую ночь. В самую страшную ночь своей жизни.
Вот она снова в подвале деревенского дома, в подвале, стены которого освещены дрожащим пламенем свечей. Только тогда она упала в черную дыру – а сейчас спускается сюда по своей воле.
И как будто она действительно вернулась в прошлое – Инга увидела такой же, как тогда, колеблющийся неверный свет.
Еще несколько ступенек – и она на дне.
Этот подвал не был похож на погреб деревенского дома.
Большой, просторный, уходящий в таинственную полутьму, он был освещен двумя десятками свечей, расставленных на полу.
Как тогда.
Только между этими свечами не лежала мертвая женщина.
Между ними стояла стальная тренога, к которой вниз головой был подвешен человек.
Человек со связанными руками.
Как карта Таро, неуместно подумала Инга. Карта «висельник».
Этим человеком был Иван.
На бетонном полу под ним стояло большое ведро, в котором плескалась какая-то темная жидкость.
Инге не понадобилось много времени, чтобы понять, что это.
Кровь.
Кровь стекала в ведро из раны на шее Ивана.
Инга не думала, что в человеке так много крови.
Она шагнула вперед, приблизилась.
И вдруг его глаза открылись.
Иван все еще был жив.
Он увидел ее и, кажется, узнал. В глазах мелькнуло осмысленное выражение, с губ сорвалось какое-то слово.
Что-то похожее на «прости».
Так Инге хотелось думать.
В эту минуту она совершила, наверное, самый жестокий поступок в жизни. Она подошла вплотную к умирающему, посмотрела прямо в его глаза и отчетливо проговорила:
– Нет!
И тут же глаза Ивана погасли.
А за спиной у Инги раздалось несколько хлопков, и сухой насмешливый голос проговорил:
– Браво! Это правильно! Есть вещи, которые никогда нельзя прощать!
Инга резко развернулась.
Ей показалось, что она сходит с ума. Уже сошла, провалилась в черную пропасть кошмара.
За спиной стояло существо из самых страшных ее снов – чудовище с телом человека и головой волка. То самое существо, которое обитало в черной дыре ее памяти. Существо, которое она увидела в тот последний вечер, когда была с Максом.
Она думала, что это чудовище привиделось ей.
– Браво! – повторил этот монстр тем же странным, приглушенным голосом и шагнул навстречу. – В нас с тобой есть кое-что общее. Ты тоже не умеешь прощать. Но если ты думаешь, что это спасет тебя сегодня, ты ошибаешься. Оборотень вышел на охоту, и он не успокоится, пока не получит свое!
Инга почувствовала, что это уже перебор.
Этого слишком много для одного человека, для одной женщины. Это чудовище…
Но что-то в нем было ненастоящее. Глаза не горят адским блеском, только блестят, как две стекляшки.
Монстр приближался.
Чтобы как-то защититься, она швырнула в него единственное, что оказалось у нее в руках, – пакет с головой Ульяны Спасской. Коробка попала точно в цель, и произошло неожиданное: волчья голова свалилась на пол, и на месте чудовища оказался человек.
Тот самый человек, с которым Инга встречалась в отеле «Невский парадиз».
Человек, который назвался Михаилом Юрьевичем Слонимским, психиатром, специалистом по маньякам.
Но сейчас она ни за что не приняла бы его за респектабельного, интеллигентного ученого, автора книг и участника конгрессов.
Сейчас он был страшен. Забрызганный кровью, с безумными глазами, с перекошенным от ненависти лицом.
Он был страшен, но Инга постаралась преодолеть страх и взглянуть прямо в глаза безумцу. Как нужно смотреть в глаза бездомной собаке, чтобы остановить ее.
– Так это была всего лишь маска? – насмешливо проговорила она, кивнув на волчью голову. – Дешевая бутафория? Стеклянные глаза?
– Это не бутафория, – злобно процедил безумец. – Это настоящая волчья голова. Голова зверя, которого я убил собственными руками, чтобы взять от него силу и беспощадность!
Да, без маски этот человек оказался еще страшнее.
– Кто вы? – проговорила Инга дрожащим голосом. И тут же поправила себя: – Кто ты?
Она поняла, что их двоих связывает что-то столь сильное и страшное, что делает немыслимым холодное «вы».
– Кто ты? – повторила она. – Что тебе от меня нужно? Почему ты меня преследуешь?
Ответ его загрохотал на весь подвал, отдавшись эхом от бетонных стен:
– Ты еще не поняла?
Инга смотрела на него как зачарованная. Как кролик смотрит на приближающегося удава.
А он, этот страшный человек с окровавленными руками, с забрызганным кровью лицом, действительно приближался к ней.
– Зря ты так сделала, – проговорил он с детской обидой в голосе. – Зря ты сбросила с меня маску. Я не люблю, когда посторонние видят мое лицо.