Но тогда она не узнает правды.
«И слава богу, – шептал внутренний голос. – Черта ли в ней, в правде? От нее одни неприятности».
Но Инга решилась. Дрожащими пальцами нажала кнопку, чтобы открыть сообщение.
На дисплее загорелись ровные строчки:
«Привет, Снежинка! Я от тебя совсем потерял голову! Хочу ее вернуть. Приходи в «Сиртаки» как можно скорее, долго ждать не буду».
Инга застыла, не сводя глаз с дисплея.
Этого просто не может быть.
Только Макс называл ее Снежинкой. Сначала ей даже нравилось это дурацкое имя, но потом он сам же проговорился, что так же называл ручную белую крысу, которая была у него в детстве.
Только Макс так называл ее.
Но Макс уже давно мертв, она сама видела его отрезанную голову, сама спрятала ее в морозилке греческого ресторана – и вот теперь его призрак посылает ей это издевательское сообщение и зовет туда же, в этот самый ресторан.
Он потерял от нее голову. Ха-ха. Очень смешно.
От такого юмора немудрено свихнуться.
А она и так давно уже ходит по самому краю, по грани безумия.
Что делать?
Внутренний голос шептал, что нужно затаиться, спрятаться, найти какое-нибудь безопасное место и не высовывать оттуда нос, – но какой-то другой голос, куда более сильный, гнал ее в «Сиртаки», чтобы проверить, на месте ли коробка с ужасным содержимым.
Уже через сорок минут она входила в ресторан.
В зале было почти пусто.
Метрдотель Виталик, увидев Ингу, метнулся к ней, думая, что это посетитель, но узнал ее и скис:
– Ты к шефу?
– Ага, – ответила Инга, не собираясь вдаваться в подробности.
В коридоре она снова столкнулась с поваром Рахметом, и тот снова бросился ей навстречу:
– Привет, Инга-джан! Давно не заходила! Будешь обедать? У нас сегодня долма очень вкусная! Попробуй долмы, я тебе самую лучшую положу. Тебе нужно есть, а то совсем худая стала! Одни кости остались, куда это годится?
– Спасибо, Рахмет, – перебила его Инга. – Мне сейчас некогда. Помнишь, я у тебя в морозилке коробку оставила?
– Помню, Инга-джан, конечно, помню.
– Ее никто не мог взять? Она на месте?
– Обижаешь, Инга-джан. Конечно, на месте. Раз ты ее положила, я никому, кроме тебя, ее не отдам.
– Спасибо, Рахмет! А сейчас я хочу ее забрать.
– Забирай, Инга-джан! Если нужно, конечно, забирай.
Рахмет проводил Ингу к огромному морозильнику и деликатно удалился.
Она убедилась, что рядом никого нет, открыла морозильник, засунула руку в глубину, за огромные куски мороженого мяса, и нащупала там свою коробку.
Со страхом, но и с облегчением вытащила ее.
Никто ее не тронул, никто не подменил.
Но тогда кто же прислал ей то издевательское сообщение? Не призрак же Макса с того света!
На всякий случай Инга заглянула в коробку.
Только чтобы убедиться, что внутри замотанная в несколько слоев пленки голова.
И ресторанная подсобка закачалась, как палуба корабля в шторм.
В коробке действительно лежала голова.
Только не голова Максима.
В коробке лежала женская голова.
Инга на мгновение закрыла глаза.
Нет, этого не может быть.
Это просто невозможно.
Сейчас она откроет глаза – и все будет как прежде. Все будет так, как она оставила в прошлый раз.
В коробке окажется плотно упакованная в полиэтилен голова Макса.
Она открыла глаза, но ровным счетом ничего не изменилось.
В коробке была женская голова.
И она даже узнала чья.
Это была голова Ульяны Спасской.
Брови и ресницы покрывал иней, чувственные губы побелели от холода.
– Черт, черт, черт, – пробормотала Инга, разглядывая эту проклятую голову. – Да что же это творится? Кто играет со мной в эти кошмарные игры?
Она еще раз взглянула на голову Ульяны. Та притягивала взгляд, как магнит притягивает железные опилки. И на этот раз Инга увидела то, чего не заметила сразу.
В губах Ульяны, в этих побелевших от холода, но все еще красивых и чувственных мертвых губах, что-то было зажато.
Это был сложенный вдвое листок бумаги.
«Не трогай! – взвыл внутренний голос. – Не трогай, если не хочешь, чтобы все стало еще хуже!»
Но Инга не слушала.
Она должна была знать. Должна была узнать правду.
Осторожно, словно боясь разбудить мертвую голову, она извлекла из ее губ листок бумаги, развернула.
Это была записка, обращенная к ней.
«Привет, Снежинка! – То ли почерк был таким корявым, то ли у нее дрожали руки, Инга так и не поняла. – Ты нашла мою игрушку. Молодец. Теперь принеси ее мне. Я жду вас – тебя и ее – через час в Парголове, Лесная улица, 4. Если вы с Ульяной опоздаете, ты никогда не узнаешь правду».
Тот, кто писал эту записку, нашел самые верные слова. Узнать правду, поставить точку в бесконечной и бессмысленной череде смертей и страданий. Это единственное, что ее еще интересует.
Самой сунуться в пасть зверю?
Но это ее больше не пугало. Пусть все закончится, как угодно, но только закончится.
Инга увидела на полке рядом с коробкой забытый кем-то длинный мясницкий нож. Повинуясь мгновенному порыву, она схватила его и засунула в злополучную коробку.
Хоть какое-то оружие.
Она вышла из кладовой, прижимая коробку к груди. За дверью ее поджидал деликатный Рахмет.
– Все в порядке, Инга-джан? Что-то ты совсем бледная.
– Это от холода, – отмахнулась Инга.
– Может, чаю горячего хочешь или кофе? Хорошо бы водки выпить, сразу согреешься, но ты же не пьешь.
– Спасибо, Рахмет, некогда! Как-нибудь в другой раз. Вот если у тебя пакет есть, чтобы эту коробку в него положить…
– Есть пакет, как не быть. – И Рахмет протянул ей яркий пластиковый пакет с названием ресторана.
Инга упаковала коробку и вышла на улицу.
Подняла руку, чтобы поймать машину.
Очень скоро рядом с ней остановился старенький, но аккуратный и ухоженный «Фольксваген».
– В Парголово отвезешь? – спросила Инга водителя, подтянутого мужичка лет сорока пяти.
– Отчего не отвезти? – ответил тот дружелюбно. – Я сам парголовский, все там знаю. Вопрос только в цене.
– О цене договоримся.
По дороге в Парголово водитель безуспешно пытался разговорить мрачную пассажирку. Заводил разговор о погоде, о ценах на бензин, о футболе, но она молча смотрела перед собой, прокручивая в голове события последних дней.
Кто играет с ней в эту ужасную игру? Какой безумец жонглирует человеческими головами? Чего он хочет от нее?
– Вот оно, Парголово, – подал голос водитель. – Теперь, девонька, куда едем?
– Лесная улица, дом четыре, – ответила Инга. Этот адрес намертво отпечатался в ее мозгу.
– Лесная, четыре? – Водитель удивленно взглянул на нее. – А ты, девонька, часом, ничего не путаешь?
– Не путаю, – мрачно проговорила Инга. – Лесная, четыре, нужно мне туда.
– Так там сейчас ничего нет и никто не живет. Раньше психушка была засекреченная, больница, значит, психическая, а теперь ее подальше от города перевели.
– Засекреченная психушка? – Инга все же отвлеклась от своих мыслей и взглянула на водителя. – Разве больница может быть засекречена? Это же не военный объект.
Водитель обрадовался, что наконец завладел вниманием мрачной пассажирки, и оживленно заговорил:
– А потому она была засекречена, девонька, что в ней содержали самых опасных психов. Убийц, которых по приговору суда приговорили к принудительному психиатрическому лечению. Маньяков всяких. Видела кино «Молчание ягнят»? Вот таких уродов, как там, в этой больнице и держали. Забор очень высокий, колючая проволока, охрана с собаками – все как положено. Чтобы ни один маньяк оттуда не сбежал.
– А вы-то откуда это знаете, если больница была такая секретная?
– Местные жители всегда все знают. У нас же некоторые в этой больнице подрабатывали, а кто просто с охранниками корешился. От местных ничего не скроешь!
– А сейчас, говорите, она закрылась?
– Закрылась, потому как ее подальше перевели. То ли в Лисий Нос, то ли в Мельничный Ручей. И персонал, и больных – всех перевели. Так что, девонька, зря ты туда едешь, никого там теперь нет. Один сторож с собакой, дядя Петя.
– Зря не зря, а мне туда нужно.
– Коли так – твое дело. Вот она, бывшая больница.
Машина остановилась перед высоким железным забором, по верхнему краю которого была пущена колючая проволока.
Инга почувствовала холод в груди.
Выхода не было.
Она должна доиграть эту кошмарную игру, чего бы это ни стоило.
Расплатилась с водителем, выбралась из машины.
Водитель сочувственно покачал головой и укатил.
Инга еще раз огляделась.
Перед ней был глухой забор, но он уже не производил впечатления непреодолимой преграды. Колючая проволока была кое-где оборвана и свисала ржавыми завитками, железные листы тоже проржавели и кое-где были смяты и погнуты ветром. Все вместе производило впечатление заброшенности. Впрочем, железные ворота были пока закрыты.
Инга побрела вдоль забора и вскоре увидела отогнутый железный лист. Здесь вполне можно было протиснуться на территорию заброшенной больницы.
