Ангелина Анатольевна возмутилась:
– Знаю я эту милицию, им лишь бы отчитаться! Лишь бы начальству угодить! Конечно, самого Балалаева обчистили! Вот они на стену и лезут! Хватают, кто под руку подвернулся!
Произнося свою речь, Рогальская ходила вдоль садовой дорожки, и миниатюрные копытца ее высоких каблуков оставляли во влажном песчаном грунте глубокие ямки, похожие на пулевые отверстия.
– Ты-то чего молчишь, Ефим Алексеевич? – наставил на Мимикьянова свою простодушную оптику генеральный директор. – Ты-то, Ефим, как считаешь, мог Грибков пойти на такое, а?
Ефим сжал губы в подковку концами, устремленную к земле: дескать, не знаю, что и думать.
В следующее мгновение его сросшиеся на переносице брови приподнялись.
Ефим увидел, как в калитку директорского сада один за другим втискивались трое мужчин. Это была лаборатория пространственных измерений в полном составе. Первым двигался прямой и мрачный, как приговор суда, исполняющий обязанности заведующего лабораторией Максим Карликов. За ним выступал, опустив львиную голову, младший научный сотрудник Феликс Бобин, а замыкал шествие – инженер Женя Вергелесов, нарядный, как киногерой. Снежно-белую шляпу он держал в опущенной левой руке.
Очки Ильи Сергеевича устремились на нежданных гостей с выражением вопроса.
Ангелина Анатольевна перестала хрустеть песком.
Лаборатория подошла к дачному столику, за которым сидел генеральный директор «Топологии», и выстроилась, словно воинское подразделение на плацу.
Все молчали, будто прятались за еще не нарушенной тишиной от новых нерадостных известий.
Наконец, Карликов грузно переступил с ноги на ногу, сморщил свое маленькое лицо медвежонка, укрепленное на большой колючей голове, и мрачно прогудел:
– Мы признаться пришли.
– Раз уж так получилось, – встряхнул львиной гривой Феликс Бобин и намертво уткнул глаза в землю.
Женя Вергелесов ничего не сказал, а только переложил свою снежно белую шляпу из левой руки в правую.
– В чем признаться-то? – осторожно и даже, как показалось Ефиму, с испугом спросил Лисоверт.
Карликов похрустел подошвами по песку, и ответил по праву старшего по должности:
– Мы же думали, тот эхолот «Зонд -5» был списанным. Мы не знали, что он остался на балансе. Ну, и… – исполняющий обязанности начальника лаборатории с видом вконец проигравшегося банкрота, махнул рукой.
– Понимаете, Илья Сергеевич, – вскинул голову Феликс, – там приемное устройство – очень мощное! Поличастотное… Вот мы и решили из него спутниковую антенну собрать… Ну, чтобы все мировые каналы брала… Там же не только музыка с порнографией… Вы не подумайте… Мы не для этого! В мире же и научные каналы есть! Хотя, и не так много…
– Мы же должны в курсе научных новостей быть! – несмело промямлил Женя Вергелесов, смутился и переложил белую шляпу из правой руки обратно в левую.
Лисоверт смял кожу над переносицей, отчего ее складки стали похожи на маленький лабиринт, где вход есть, выхода – нет.
– Какой «Зонд-5»? Какая антенна? Какая порнография? – почти жалобно произнес он. – Что вы несете? Максим Сергеевич! – устремил очки на исполняющего обязанности начальника лаборатории генеральный директор.
Карликов два раза моргнул маленькими медвежьими глазками и ответил:
– Разве правильно, если Алексей Григорьевич за нас сидеть будет? Мы же не знали, что его за этот «Зонд– 5» арестуют… Это же старье! Кому он нужен! Только браконьерам каким-нибудь!
– А с чего вы взяли, что Грибкова за этот ваш «Зонд-5» арестовали? – спросил Ефим.
Карликов опустил глаза:
– Один человек рассказал… Только он просил его не называть!
– Ну, уж, скажите, пожалуйста! – повысил голос Мимикьянов.
– Мы обещали не говорить, – робко проблеял, прячась за спины товарищей, инженер Вергелесов.
– Мы слово дали! – гордо встряхнул львиной гривой младший научный сотрудник Феликс Бобин. И тут же по-кошачьи вздрогнул.
Потому что генеральный директор ударил твердым кулаком кадрового рабочего-металлиста по дощатой крышке стола, чудом не пробив ее насквозь:
– Отвечайте, когда вас спрашивают!
Маленькое медвежье лицо на большой колючей голове Максима Карликова сморщилось, но ничего не произнесло.
Феликс копытил башмаком песок.
Женя изучал изнанку шляпной тульи.
– Ну! – понизил тембр голоса почти до инфразвука Лисоверт. – Максим Сергеевич!
– Полина Аркадьевна нам сказала, – понимая, что не всякий допрос можно выдержать, тихо ответил Карликов. – Мы ее в магазине встретили, мы… это… как раз вермишель покупали, а она бутылку пива, что ли, брала… Она нам и рассказала.
– Чего это она? С ума старуха тронулась? – словно бы самой себе, но так, чтобы ее услышали, заметила пресс-секретарь.
В тишине над столом с жужжанием вертолетного двигателя начала барражировать оса с вытянутым черно-желтым фюзеляжем.
– Это она, наверное, для маскировки сказала… – без особой уверенности в голосе, произнес Лисоверт. – Чтобы люди не болтали, будто Грибков инкассаторов ограбил… Слухи-то, сами знаете, как у нас по городку расходятся… Быстрее скорости света… Хотя, говорят, по Эйнштейну это и невозможно.
Оса повернулась в воздухе вокруг самой себя, словно маленький горизонтальный флюгер, потом, описав полукруг, спланировала на крышку стола и, деловито исследуя ее поверхность усиками, медленно двинулась вокруг сжатой в кулак руки Лисоверта.
– Так мы, пошли, Илья Сергеевич? – по форме решительно, а по существу, робко, спросил Карликов.
– Куда вы еще пошли? – сверкнул очками директор.
– Ну, в милицию… – увел глаза вдаль Максим – Заявление писать, что это – мы «Зонд-5» присвоили и демонтировали.
Лисоверт через нос втянул в себя воздух и сказал:
– А «Зонд-6» вы, случайно, не трогали?
– «Зонд-6»? – переспросил Максим. – «Зонд-6» – нет. А что, он тоже пропал?
– Вот он-то и пропал! – тяжело вздохнул генеральный директор. – А «Зонд-5» не пропадал. Перепутала Полина Аркадьевна, с кем не бывает… Она в технике-то, как вы понимаете, не слишком уж разбирается… Хорошо хоть чайник с утюгом не путает! Так что, если вы «Зонд-6» не трогали, то идите себе домой! И пива больше не пейте! Хватит уже вам пива на сегодня!
Лица сотрудников лаборатории разом просветлели.
Ефиму показалось, что большая круглая голова Максима Карликова из колючей неожиданно стала бархатной, словно весенний одуванчик. Но тут же руководитель лаборатории снова озадачился пришедшей ему в голову мыслью:
– А за что же тогда Алексей Григорьевича арестовали? – спросил он у директора.
– Не арестовали, а задержали, – ответил мудрый руководитель, обязанный всегда быть еще и педагогом для своих подчиненных. – Для выяснения некоторых обстоятельств.
– Каких обстоятельств, если «Зонд-5» не пропадал? – удивился Феликс.
– Да, каких? – осмелел и Женя Вергелесов.
Директор на минуту задумался, подняв стекляшки к синему августовскому небу.
– Никому не скажете? – опустив глаза, обвел он взглядом личный состав лаборатории.
Личный состав дружно закивал головами.
– Тогда ладно, – понизил голос Лисаверт. – Только по большому секрету. Какая-то дама из Севастополя написала письмо, будто бы у Грибкова в Крыму остался ребенок, ну, а алименты он платить не хочет. Вот милиция и проверяет…
Генеральный директор немного подумал, поискал что-то своими стекляшками в синем небе и добавил:
– Но, я лично в это не верю. Не такой Грибков человек, чтобы от своего ребенка отказываться. Наверняка, придумала все, красавица черноморская. От кого-нибудь другого ребенка нагуляла. А нашего матроса просто использовать решила. Если не женить на себе, то хоть алименты получить. Женщины они такие. Своего интереса не упустят!
После этих слов генерального директора пресс-секретарь встрепенулась, как кошка, почуявшая запах свенжей рыбы.
– Что ж нам одним детей воспитывать, что ли? – живо вступила она в беседу. – Как удовольствие от женского тела получать, так – пожалуйста, а как ребенка кормить, так – я знать, не знаю, от чего это он образовался!
Директор с удивлением посмотрел на своего пресс-секретаря, покачал головой и снова перевел взгляд на сотрудников лаборатории.
– Поняли меня, коллеги? Ну, теперь идите! И – никому ни слова! Милиция во всем разберется! – железным тоном армейского сержанта напутствовал доктор наук сотрудников лаборатории.
Лаборатория почувствовала этот армейский дух. Ее сотрудники повернулись дружно, как опытные солдаты срочной службы, и строгой колонной, один за другим, двинулись по каменной дорожке. Максим, как и положено начальнику, шагал во главе. За ним – гордо откинув назад львиную гриву, поблескивающую на солнце, Феликс Бобин. И замыкал шествие, помахивающий праздничной снежно-белой шляпой Евгений Вергелесов.
Темп старинного испанского танца, под названием Болеро, изложенного по своему вкусу, французским композитором Морисом Равелем, все убыстрялся. Отбиваемый барабаном ритм звучал в ушах майора Мимикьянова все громче и громче. Что-то приближалось.
