– Высокий, под два метра, рыжий, угрюмый, непривлекательный, носит собачью шубу…
– Вот гад! – прижимая ручки к лицу, возмутилась девушка.
– Не то слово: он сам ее сшил из убитых собачек. Еще у него пышная борода и усы, тоже рыжие. В общем, очень приметный, если он к вам заглянет – сразу звоните мне, я вышлю на место группу немедленного реагирования, и мы схватим этого гнусного типа, – с этими словами майор Анин встал, простился с девушкой и гордо покинул свой боевой пост, сдерживая хохот, готовый вырваться из груди. У дверей архива Анин не выдержал и выпустил смех на волю, пугая прохожих своим громогласным ржанием. Настроение его заметно улучшилось. С красной физиономией и слезами на глазах он ввалился в здание архива, продолжая истерично всхлипывать и хихикать, запросил дело Савельева и успокоился только тогда, когда пролистал первые страницы. Смеяться ему больше не хотелось – главной подозреваемой по делу проходила Нина Яновна Лацис, будущая княгиня Волынская. Ничего не понимая, Анин открыл список свидетелей и мгновенно наткнулся взглядом на очень знакомое имя. Трясущейся рукой он углубился в материалы дела, жадно вчитываясь в протоколы допросов, выводы следователя и экспертные заключения. С каждой новой страничкой связь между прошлым и настоящим тесно переплеталась в клубок. Когда Анин закончил, он уже знал ответы на многие вопросы, на которые раньше не мог найти ответа. Страшная картина предстала перед его глазами. Он понял все. Осталось лишь проверить одну деталь – и дело можно считать раскрытым.
Глава 1
Форшмак отменяется
Старая сельская больничка распространяла вокруг себя интенсивный запах хлора и лекарств. В кабинете главврача Рафаэля Абрамовича Разумовского пыхтел калорифер, грозно рычал облезлый ржавый холодильник «ЗИЛ» и душераздирающе вопила радиостанция «Маяк», сообщая окружающим последние горячие новости. Окна кабинета с выцветшими занавесками в цветочек и засохшим фикусом на подоконнике смотрели в сторону заброшенной свалки, и взору открывалась братская могила поломанной колхозной техники и прочего мусора. Однако вид из окна и шум от радио и электроприборов совершенно не мешали Рафаэлю Абрамовичу честно выполнять свои обязанности и следовать клятве Гиппократа, так как Разумовский был глух, как тетерев, и к тому же слегка подслеповат. Да и с обонянием у именитого некогда доктора тоже дела обстояли не лучшим образом, поэтому, бежав из суетной Москвы, где Рафаэля Абрамовича не оценили по достоинству, и прикупив себе за бесценок домик недалеко от свинофермы, Разумовский осел в провинции и зажил на вырученные от выгодной покупки деньги в свое удовольствие под мелодичное хрюканье фермерских свиней. В личной жизни доктора тоже произошли интересные перемены: на него, старого холостяка «по обстоятельствам», неожиданно обратила внимание знойная работница свинарника Серафима Петровна Корзинкина, которая, стремительно ворвавшись в его скупую на события жизнь, скрасила доктору его старость, интимную жизнь и быт.
Вспомнив о Фимочке, – так ласково называл Рафаэль Абрамович свою пышнотелую гражданскую супругу, – Разумовский нежно улыбнулся, сглотнул набежавшую слюну и начал собираться домой. Вечер обещал быть превосходным – Серафима клятвенно заверила его, что непременно истопит сегодня баньку и приготовит обожаемый доктором форшмак.
– Налейте!.. Налейте… бокалы вина, тратата, тратата, тратата-та-та… – басом пропел Рафаэль Абрамович, отливая из бутылки подотчетный медицинский спирт в маленькую майонезную баночку, предусмотрительно позаимствованную с утра из кабинета приема анализов. Наполнив импровизированную тару до краев, Разумовский с помощью широкого пластыря плотно приладил к горлышку банки полиэтиленовый пакет, сунул сосуд с огненной водой в карман длинного драпового пальто с каракулевым воротником, нахлобучил на лысую голову облезлую ондатровую шапку и уже было направился к двери – как дверь вдруг с шумом распахнулась, на пороге появилась медсестра Ирина и, хлопая ярко накрашенными глазами и активно жестикулируя, стала что-то орать в лицо доктору. Из ее сумбурной речи Рафаэль Абрамович понял только одно живописное словосочетание: «пьянь подзаборная» – страшно смутился, отступил назад, залился краской, трясущейся рукой нащупал в кармане баночку с притыренным медицинским спиртом и, тяжело вздохнув, выставил ее на свой рабочий стол.
– И стоит ли из-за такой мелочи так нехорошо выражаться, голубушка, – откашлявшись и поправив съехавшие с носа очки, возмутился доктор. – Помнится, в прошлом месяце вы три килограмма бинтов со склада утянули, объяснив мне, что у вас были небольшие трудности по женской части, а специально предназначенные для этих целей предметы гигиены вам не позволило приобрести ваше скромное жалованье. Заметьте, дорогая, я не стал вас упрекать, хотя таким количеством бинтов можно было забинтовать кровоточащие раны целого взвода искалеченных пулями солдат. А вы, вы, набросились на меня из-за какой-то жалкой чекушки! Да там, если грамотно разбавить, только пол-литра и получится. К тому же у меня сегодня семейное торжество – я только по праздникам употребляю. Ясно вам? – Закончив свою победоносную речь, которая определенно должна была поставить зарвавшуюся нахалку на место, Рафаэль Абрамович с достоинством затолкал банку обратно в карман и окинул сестру презрительным взглядом. Медсестра, выражение лица которой во время пламенной речи доктора менялось как светофор, приобретая разные цвета от красного до зеленого, неожиданно стало ультрафиолетового оттенка, и она, смачно плюнув на пол около ног Разумовского, схватила его за рукав и потащила по коридору в приемное отделение.
– Вот! – изо всех сил проорала она в ухо доктору, указывая на каталку, на которой без сознания лежала молодая девушка. – Со станции привезли только что!
– Не ори, голубушка, я не глухой, – по-деловому сообщил доктор, к этому времени он уже успел подключить свой слуховой аппарат, который использовал только в исключительных случаях, когда ему необходимо было осмотреть пациента.
– Она там со вчерашнего утра в отключке провалялась, – заметно тише продолжила сестра. – Из электрички вышла, раскачиваясь из стороны в сторону, в помещение билетной кассы вошла, на лавку села, вернее легла – и все, больше в сознание не приходила. Кассирша решила, что она пьянчужка или наркоманка. Милицию не стала вызывать, думала, проспится девка и уйдет сама. Только потом уже сообразила, что что-то не так… Вы уж извините меня, Рафаэль Абрамович, но, кроме вас и меня, в больнице уже никого не осталось.
– А Тарасов где? – приложив ко лбу девушки руку, спросил главврач.
– Ушел, – однозначно пояснила Ирина.
– Давно? – уточнил Разумовский.
– Со вчерашнего дня, – уточнила Ирина.
– Понятно, значит, его можно ждать не раньше чем через неделю. Ну, бог с ним. Давай, душенька, в отдельную палату ее немедленно, а я сейчас переоденусь и приду.
Сестра незамедлительно выполнила поручение, раздела девушку, переложила ее с каталки на кровать и, утерев рукавом халата пот со лба, присела на стул в ожидании врача. Разумовский не заставил себя долго ждать, вооружившись стетоскопом, вошел в палату, тщательно осмотрел пациентку, нахмурился и покачал головой.
– Кожные покровы гиперемированны и цианотичны, дыхание поверхностное, учащенное… А с девочкой-то беда, – вынес он свой вердикт, – и без рентгена ясно, что пневмония у нее в тяжелой форме. Готовь ампициллин и жаропонижающее, маску с кислородом подключи… хотя здесь все понятно – не выживет она, даже если мы в Москву ее отправим.
– Ох, несчастье-то какое, – запричитала сестра, громко топая, вылетела из палаты, так же громко топая, вернулась со всем необходимым и, продолжая причитать и охать, засуетилась над девушкой. – Может, оклемается еще, Рафаэль Абрамович? Ведь молодая совсем, – закончив все предписанные доктором процедуры, с надеждой спросила Ирина, укутала девушку в одеяло и промокнула ее влажный лоб стерильной салфеткой.
– Только чудо сможет ей помочь, голубушка, уж поверьте моему многолетнему опыту, – грустно сказал доктор. – Родственников надо известить, чтобы проститься успели. Судя по одежде, она из обеспеченной семьи. Документы у нее есть? Что она вообще делала на нашей станции?
– Она, наверное, экстрасенша, – предположила сестра, деловито обшаривая карманы одежды пациентки.
– Не понял, – растерялся Разумовский.
– Что тут непонятного, Рафаэль Абрамович? Неужто вы не в курсе, что здесь недалеко живет… Как его, блин?
– Не выражайся, голубушка, – сделал замечание Разумовский. – И кто же тут живет недалеко?
– Простите, Рафаэль Абрамович, – извинилась Ирина, – здесь недалеко живет человек один. Доктор. Так вот, к нему со всей страны эти, ну как их, блин…
