– Евгений Павлович, кажется, вы хотели мне что-то сказать, – надменно и холодно отозвалась Наталья Вениаминовна со своего места, когда пауза затянулась.
И Разумовскому почему-то стало неловко за ее высокомерный тон. Было ясно, что между Натальей Лемешевой и доктором сложились сложные и даже враждебные отношения. «Но почему? – размышлял Рафаэль Абрамович. – Ведь совершенно очевидно, что доктор души не чает в этой необыкновенной девочке, способной сотворить такое чудо».
– Алина – уникальный ребенок! – собравшись с мыслями, с жаром воскликнул Корейкин. – Заметьте, я сделал акцент на слове «ребенок», потому что, учитывая «устройство» ее интеллекта, она никогда не вырастет. Психическое заболевание не позволяет ей контролировать свое поведение, она делает это интуитивно. Но ее потрясающая способность делиться с нуждающимися своей энергией и не осознавать этого – таит в себе настоящую угрозу! Проблема в том, что она не умеет перераспределять свою энергию, энергозапасы ее организма истощаются, что очень сильно влияет на ее здоровье. Посмотрите на своего ребенка, Наталья Вениаминовна, девочке очень плохо.
– Вижу, не слепая, – огрызнулась Лемешева. – Только я приехала к вам не для того, чтобы вы мне тут лекции читали и изучали способности Алины. Я и без вас знаю, что у моей девочки настоящий дар. Я хочу, чтобы вы научили ее распределять эту свою энергию и восстанавливаться побыстрее. Работать стало совершенно невозможно, пришлось сократить количество посетителей вдвое, да и то последний сеанс она не довела до конца и грохнулась в обморок.
– Господи, да вы… вы… – потрясенно сказал Разумовский и замолчал, пытаясь подобрать подходящее определение, но не смог. Его всего трясло от негодования и возмущения. Мерзкая баба использовала не совсем психически здорового ребенка в корыстных целях и совершенно не стеснялась говорить об этом вслух!
– Сволочь, вот вы кто! Вы не мать, а ехидна, – выдала со своего места Ирина, медсестру тоже всю трясло, несмотря на выпитую валерьянку. Атмосфера в комнате накалилась до предела.
– Вы, милочка, рот свой закройте, – брызгая слюной, резко выговорила Наталья Вениаминовна, и глаза ее злобно блеснули. – Не вам меня судить. Посмотрите на мое лицо: оно безобразно, не так ли? А я, между прочим, была умопомрачительно красива! Эту девочку я вытащила из огня, я спасла ее, но моя собственная жизнь превратилась в кошмар. Я продала квартиру, купила дом в деревне, подальше от людей, лелея мечту о пластической операции. Деньги от продажи квартиры я положила в банк, договорилась с врачом, прошла все необходимые анализы и стала ждать вызова в клинику, но банк рухнул, и все мои деньги сгорели так же внезапно, как когда-то сгорело мое красивое лицо. Надеяться мне было больше не на что. Конечно, я прекрасно понимала, что замуж с таким лицом не выйду, а все мои попытки устроиться на работу, естественно, потерпели полный провал – работодатели в ужасе шарахались от меня, как от чумы. Вот тогда я и решила получить опекунство над девочкой, рассчитывая на то, что дочь, когда вырастет, будет помогать мне. Жили мы трудно – на мою копеечную пенсию и на пособие Алины. Я экономила на всем, но денег все равно не хватало. Все мои мечты я возложила на ребенка: вот вырастет она, выучится, и тогда… Тут я стала замечать за Алиной разные странности: девочка росла, но не развивалась. Она как будто затормозилась в своем развитии, с трудом запоминала информацию, ее словарный запас был ограничен. Я повела ее к врачу, где девочке поставили страшный диагноз – олигофрения! В истерике я пришла домой, у меня дико разболелась голова, до тошноты… Она подошла ко мне, положила ручки мне на голову – и боль отступила. Она и раньше всегда так делала, только я почему-то не придавала этому никакого значения, а тут вдруг поняла – это неслучайно! Я подхватила ребенка и побежала к соседке, чтобы проверить необычные способности Алины. Старуха как раз жаловалась мне на днях, что у нее очень сильно болят колени. Алина и ей помогла.
– И вы со временем поставили это дело на поток, – подытожил Разумовский.
– Да, и не вижу в этом ничего особенного. Девочка помогла многим людям, а я получила то, о чем мечтала. Теперь мы ни в чем не нуждаемся, и я счастлива. Мало того, скоро мы переедем в новую квартиру в престижном районе Москвы. Я ее уже купила, только пока медлю с переездом. Согласитесь – деревня, целительница – это вызывает у людей больше доверия? – Лемешева оглядела всех присутствующих и, не найдя одобрения ни в одном лице, разозлилась. – Ну так как, вы будете учить Алину перераспределять энергию? – с вызовом спросила она. – Если нет, то мне придется обратиться к другому специалисту. В Москве жизнь гораздо дороже, соответственно, и денег мне понадобится больше, чтобы жить достойно.
– Смею вас огорчить, Наталья Вениаминовна, – расстроенно сказал Корейкин, – даже если бы я и хотел, то не смог бы научить Алину этому мастерству. Никто не сможет научить ее это делать – в силу устройства интеллекта девочки. Хочу предупредить вас еще раз: если вы будете продолжать эксплуатировать Алину, она погибнет. Вы должны оставить ее в покое и просто любить. А ведь ее есть за что любить и просто так. Она – чудо природы, создание с чистой и непорочной душой.
Глава 3
Конфузное поручение
Очень ранним зимним утром, тихим и морозным, в то время, когда почти все мирные граждане еще похрапывали в своих теплых постельках, оперативник Кирилл Олейников уже был в Кокошкине и сконфуженно топтался у калитки старого рубленого дома, держа в руках полиэтиленовый мешок с шалью, носками и таблетками для старой развратницы Маруси. Кирилл не выспался, всю ночь он уговаривал себя плюнуть на обещание, данное старику, позвонить ему и, сославшись на завал в работе, отказаться от выполнения столь важной миссии. Однако ближе к четырем утра в измученной голове Олейникова появился стойкий образ скрюченной радикулитной старухи с мокрыми ногами и повязкой на голове. Старуха охала, стонала, кашляла и звала на помощь.
«А ведь старик сам ни за что не поедет», – с ужасом подумал Кирилл и решительно встал с постели.
На подъезде к дачному поселку Олейникова охватила тревога, он живо представил себе возможный после его внезапного визита диалог, а также ситуацию, при которой дверь ему откроет не Маруся, а ее новый возлюбленный, почувствовал себя полным кретином и стал молиться о том, чтобы престарелые голубки выбрали другое место для своих любовных утех. К несчастью, около калитки и на тропинке, ведущей к дому, он обнаружил припорошенные снегом следы и понял, что его молитвы оказались бесполезны…
– Молодой человек, что вы там топчетесь у калитки?
Олейников от неожиданности вздрогнул и уронил пакет с вещами на землю. На крыльце дома, кутаясь в пушистый лисий полушубок, стояла пожилая высокая дама, именно дама, потому что старухой ее назвать у Кирилла никогда не повернулся бы язык.
– Я, это, – растерянно промямлил Олейников, – вот, приехал я, носки привез.
– Носки? – изумленно приподняла брови дама. – Вы что, коммивояжер? Тогда смею вас огорчить, носки мне не нужны, спасибо.
– А шаль вам нужна? – почему-то спросил Олейников и густо покраснел.
– Шаль мне тоже не нужна. Я, знаете ли, уже давно ничего не покупаю с рук. Вы попробуйте в тот дом зайти, – женщина указала рукой, унизанной кольцами, на соседский дом и уже собралась закрыть дверь, но тут Олейников наконец пришел в себя:
– Постойте, вы Маруся?!
– Ах, вот оно что! – радостно воскликнула женщина и широко улыбнулась. – Так что же вы мне голову морочите битый час? Проходите скорее и не обижайтесь, что я приняла вас за продавца носков.
«Что-то тут не так», – мелькнуло в голове у Кирилла, он стушевался окончательно, но в дом все же зашел и стал, как затравленный заяц, оглядываться по сторонам.
– Говорите скорее, что он просил мне передать? – нетерпеливо спросила дама, подталкивая Олейникова в комнату.
– Кто? – на всякий случай спросил Кирилл.
– Как это кто, вас разве не мой муж послал? – изумилась женщина.
– Он самый, – подтвердил Кирилл.
– Тогда что же вы спрашивает кто? – на минутку рассердилась дама, но потом вновь стала дружелюбной и счастливой.
– Откуда вы узнали, что меня послал ваш муж? – спросил Олейников и передал даме пакет с вещами.
– Только он меня Марусей называет, для всех остальных я Мария Васильевна, – объяснила дама, с интересом заглядывая внутрь пакета. – Боже мой, как романтично! – блаженно закатив глаза к потолку, воскликнула Мария Васильевна, выуживая из пакета шерстяной носок, и по-деловому спросила: – Как он, очень страдает?
– Ну, это, как вам сказать, – замямлил Олейников смущенно.
– Господи, что же я за вами не ухаживаю, – спохватилась Мария Васильевна. – Вы же наверняка продрогли, стоя на морозе. Раздевайтесь, присаживайтесь, сейчас я приготовлю чай и все вам объясню. – Она вышла в другую комнату, а Олейников, стянув с себя дубленку, вернулся в прихожую, повесил ее на вешалку и только тут понял, что его удивило больше всего: без сомнения, Маруся жила в этом доме одна. Присутствия мужчины в доме не чувствовалось. Если она одна, то куда же тогда дела своего любовника Федора?!! Нехорошие предчувствия поселились в душе оперативника, на ватных ногах он продефилировал в гостиную, уселся на стул и замер в ожидании объяснений.
