– Нет, – признался Ласточкин. – Дело в том, что попугай исчез, и нам нужен на несколько часов другой, который был бы в точности похож на него. У вас нет на примете какой-нибудь птицы?
– Ну, в точности похожий – это вы сказали не подумав, – важно ответил маленький человечек. – Дело в том, что попугаи различаются между собой так же, как и люди, и практически невозможно…
– Для специалиста все попугаи, безусловно, разные, – прервал его Ласточкин. – Но дело в том, что наши подозреваемые – не специалисты. И… нам очень нужен похожий попугай. Просто позарез.
Крокодиленко задумчиво погладил подбородок.
– Видите ли, этот вид попугаев довольно редок, – сказал он, – и я сейчас подумаю, кто бы мог… Вам ведь нужен попугай прямо сейчас, верно?
– Ну, не прямо сейчас, – возразил Ласточкин. – Скажем, к завтрашнему утру.
– Очень хорошо, – сказал человечек. Он птичьим движением склонил голову к плечу и окончательно сделался похож на большого попугая, лишь по недоразумению втиснутого в бескрылое человеческое тело. – Итак… м-м… Гриша Вороницкий со своим Наполеоном сейчас отдыхает на Кипре, он нам помочь не сможет. Варвара Алексеевна… нет, ее попугая съела кошка. Преступная, непростительная небрежность! Мы даже исключили ее из нашего общества… У Феди есть подходящий экземпляр, но он слишком старый, немного облезлый и, боюсь, никак не сойдет за этого роскошного красавца. Он еще помнит революцию, представляете, и голосом Фединого прадедушки время от времени начинает ругать большевиков. Уникальная, удивительная птица! Затем Ника Степанова… нет, у ее попугая красные эполеты на плечиках, он вам не подойдет. Надежда Сергеевна… она уехала в Париж. Есть еще Марина Федоровна, но ее попугай вам тоже не подойдет, потому что у нее девочка, а этот на снимке – мальчик.
– А какая разница – девочка или мальчик? – нетерпеливо спросил капитан.
Крокодиленко от возмущения даже подпрыгнул на стуле.
– Как какая разница? Очень даже большая, уверяю вас! Может, это вам, полицейским, все равно, а любителям попугаев…
– Я неудачно выразился, извините, – поспешно сказал Паша. – Я хочу сказать, издали разве не все равно, попугай это или попугаиха? Нам, так сказать, нужен экземпляр только для психологического эксперимента, и совершенно не обязательно…
– Хорошо, я вас понял, – проскрипел Крокодиленко. – Да, пожалуй, летом, когда все разъехались кто куда, лучше, чем Клеопатра Марины Федоровны, мы все равно никого не найдем. Да и внешне она чрезвычайно похожа на того попугая, который изображен на снимках.
– У нас нет слов, чтобы выразить, как мы вам признательны, – искренне сказал Ласточкин. – Теперь, если вы уговорите Марину Федоровну помочь нам, вы окажете нам еще более неоценимую услугу.
Крокодиленко вздохнул.
– Значит, завтра утром? – спросил он. – Когда именно?
– Часам к десяти, – сказал Ласточкин, подумав. – Да, к десяти сойдет.
– Только смотрите, чтобы с попугаем ничего не произошло, – внезапно произнес Крокодиленко. – Потому что Марина Федоровна – такое нежное, хрупкое существо. У нее никого в жизни нет, кроме дорогой Клеопатрочки.
– Обещаю вам, – торжественно сказал Ласточкин. – С дорогой Клеопатрочки даже перышка не упадет.
– Ну, смотрите, – сказал Крокодиленко с сомнением. – Так куда ей надо будет подъехать?
– Я напишу вам адрес, – ответил Ласточкин, – и объясню, как к нам удобнее добраться.
– Ну, дело в шляпе! – возбужденно сказал Ласточкин, когда мы покинули чужое отделение.
Оказавшись в нашем кабинете, он снова сел на телефон и положил перед собой список кавалеров Насти, к которому внизу были приписаны еще три фамилии. Среди последних числились Антон Илларионов, Маша Олейникова, а также бывшая идейная бандерша Инна Петровна Василевская.
– Ну, была не была, – вздохнул Ласточкин и начал накручивать диск.
* * *
На следующий день, в четверг, Николка сидел за столом, болтая босыми ногами, и подкармливал печеньем попугая, который примостился на спинке стула. Орлов сидел тут же и, подперев щеку кулаком, смотрел на счастливое лицо сына.
– Ну как? – спросил он наконец. – Доволен своей новой игрушкой?
– Это не игрушка, папа, – решительно сказал Николка. – Он же живой!
– Хороший мальчик, – проскрипел попугай. – Дай еще кусочек.
Он повернулся, и маленькое фиолетовое перышко вылетело из его хвоста и плавно скользнуло на пол.
– Смотри, он линяет, – встревоженно сказал Орлов. – Вчера я нашел целый пук перьев. Может, он больной? Надо бы его показать этому, как его… ветеринару.
– Сам ты больной, – неприязненно сказал попугай. – Я чувствую, не любят меня в этом доме, – добавил он другим голосом.
– Папа, – встревоженно сказал Николка, – с ним все в порядке!
– Если все в порядке, то почему его хозяева его не ищут? – возразил Орлов. – Странно все это. Надо будет все-таки отнести его к ветеринару.
– Но, папа!
– Никол, животные – разносчики разной заразы, ты должен это понимать. Мало ли какую хворь он притащил в наш дом!
Попугай сердито покосился на него и перелетел на подоконник.
– Папа, я убежден, он совершенно здоровый! Он такой умный! И так здорово разговаривает!
Николка чувствовал, что его хотят разлучить с любимым попугаем, и поэтому постарался добавить в голос побольше убедительности. Впрочем, если быть до конца откровенным, то ведь и Орлов был не вполне честен. С того момента, как в доме объявилась говорящая фиолетовая птица, сын полностью переключился на нее и почти забыл о своем папе, а ведь тому была так нужна привязанность Николки! Ведь все, что Орлов делал в своей жизни, он делал ради него одного.
– Мы покажем его ветеринару, – упрямо объявил Орлов и принялся за завтрак.
Николка недоверчиво поглядел на него, не понимая, почему папа так упорно настаивает на своем, но тут попугай, сидевший на подоконнике, встрепенулся, неожиданно поднялся в воздух, сел на раму под открытой настежь форточкой и вытянул шею.
– Флинт! – позвал его Николка. – Флинт, иди сюда!
Но попугай уже протиснулся в отворенную форточку и вылетел на улицу, – только его и видели.
Опрокинув тарелку, Николка спрыгнул со стула и бросился к окну.
– Флинт! Флинт, вернись!
Однако попугай уже завернул за угол и скрылся из глаз.
Мгновение Николка стоял неподвижно, но потом вдруг бросился на кровать и зарыдал так страшно, что Орлов испугался. Все худенькое тельце мальчика ходило ходуном от плача, и отец совершенно растерялся перед этим взрывом отчаяния. Он только стоял над сыном, не зная, что делать, и растерянно бормотал:
– Ну что ты, Никол? Что ты?
– Вот так всегда, всегда! – прорыдал мальчик в ответ. – Никому я не нужен, никому, никому! И ни… кто… меня не любит! Все меня… бро… бросают! И мама, и даже… и даже… попугай! У-у-у!
Он взвыл и свернулся калачиком, как маленький раненый зверек. Орлов не мог этого вынести. Он бросился в переднюю и стал на ходу зашнуровывать ботинки.
Николка поплакал еще немножко, но, в общем, это быстро ему надоело, и к тому же он понял, что папа куда-то делся и комната опустела. Хлюпая носом, Николка поднялся и вытер глаза. На столе лежали чашки, тарелки и недоеденное печенье. Николка покрутил головой и вышел в переднюю, где стоял отец, и лицо у него было такое решительное, какого Николка никогда у него прежде не видел.
– Папа, ты куда? – спросил мальчик, видя, что отец держит в руках ключи.
– За попугаем, – коротко ответил тот. – Не волнуйся, Никол, я его найду.
Он погладил Николку по русым вихрам, улыбнулся ему и вышел за дверь.
На улице Орлов покрутил головой, пытаясь определить, куда делся попугай. Точно, он пролетел над трамвайными путями и свернул в тот переулок. Ни минуты не колеблясь, Орлов отправился следом за ним.
Глава 22. Свидетель обвинения
В то знаменательное утро коридор возле нашего кабинета напоминал поле битвы. В нем кипели страсти, взрывались люди и раздавались гневные речи.
– Сколько можно отрывать нас от дела!
– Это просто невыносимо!
– А говорили, между прочим, что убийца найден!
– Да-да, говорили! А она здесь, кстати!
Маша Олейникова, которую накануне стараниями Ласточкина выпустили, была, по-моему, единственной среди подозреваемых, кто источал самую настоящую, непритворную радость. Ведь она пережила головокружительное приключение – провела двое суток в камере самого настоящего СИЗО, подумать только! Какие люди ей там встречались, какие истории они ей рассказывали! Честно говоря, мы с Ласточкиным всерьез опасались, что два дня в следственном изоляторе могли повлиять на психику девушки не самым лучшим образом, но все оказалось с точностью до наоборот. Маша Олейникова была в восторге! Ей никогда, даже в самом страшном сне не могло привидеться, что с ней произойдет такое невероятное происшествие, ну прямо как в детективном романе!
