Некий смутный план у него зародился уже на Смоленском рынке, когда чернявый принялся расспрашивать про сукно. Но после его откровения план приобрел уже отчетливые очертания. Страха Василий не испытывал, он вообще был не из робкого десятка, было лишь опасение: а получится ли сделать так, чтобы все было шито-крыто?
Когда приехали домой, он провел гостя в дом. Мария выставила закусь, а сам хозяин достал из шкафа поллитровку, предложил откушать.
— А чего, можно, — согласился на предложение ничего не подозревающий гость.
Выпили. Плотно закусили. Потом тяпнули еще. Чернявый изрядно захмелел. Жену Василий отправил с ребятишками на улицу, а сам под предлогом того, что ему нужно принести для показа отрезы, вышел из комнаты. Нашел в сенях ящик с инструментами, достал из него тяжелый сапожный молоток и сунул его под спинжак за пояс. А чтобы чернявый не заподозрил чего недоброго, набил пустой мешок разным тряпьем и, взвалив его на плечо, вошел в комнату, изображая нелегкую ношу.
Мешок оставил в углу. Сел за стол. Разлил остатки водки. Потом вдруг засуетился, будто забыл что-то, заверяя при этом гостя:
— Щас, щас.
Поднялся из-за стола, зашел чернявому за спину и что есть силы ударил его молотком по темечку. Чернявый охнул, размяк. Из головы обильно хлынула кровь. Комаров и не ожидал, что ее будет так много. Она залила одежду убитого, стекла на стул, обильно разлилась по полу. Пятна крови оставались на молотке и на рукавах спинжака Комарова.
— Твою мать! — невольно выругался он вслух. — Надо будет в следующий раз ведро под голову подставлять или таз какой. Чего так перемазываться-то?
Когда кровь перестала течь, Комаров тщательно осмотрел труп, пошарил по карманам и наскреб лишь мелочь, которой хватит едва на пару буханок хлеба (наврал, что при деньгах, злыдень!). Затем стянул с чернявого обувь и штаны, оказавшиеся не запачканными, и сложил их в комод. Одежду, перемазанную кровью, оставил на трупе. Попытался запихнуть тело чернявого в мешок, но дело не клеилось. Уже вернулись со двора жена и дети, вдоволь нагулявшись, он на них цыкнул, чтоб не входили в комнату, пока сам не позовет, а обмякший труп чернявого все упорно не желал помещаться в мешок. Пришлось вытащить его обратно и покумекать, что надобно с ним сделать, чтобы уменьшить в размерах. Поначалу Василий даже хотел разрубить его на куски, как вдруг к нему пришла мысль: покойника нужно сложить и связать, чтобы тот более не распрямлялся. После нескольких неудачных попыток он понял, как лучше всего это сделать, — его нужно свернуть наподобие калача. Завел руки трупа за спину и связал в запястьях, а коленки и голову веревками подтянул к животу и тоже крепко связал. Получилось нечто вроде тела, сложенного пополам и внутрь. Оно поместилось в мешок без особого труда, и осталось еще много места для того, чтобы тщательно и крепко связать мешок и чтобы было за что ухватиться при его переноске.
Мешок Комаров унес в кладовку. А потом позвал жену.
Мария вошла в комнату и непроизвольно ахнула, всплеснув руками:
— Боже ты мой, что же здесь произошло!
— Ничего… Замой здесь все, — приказал Василий.
— А откуда столько крови? — тихо спросила женщина с легким то ли польским, то ли литовским акцентом.
— Да у гостя мово кровь носом пошла, — ответил Комаров, — вот и натекло. Вишь, и на меня малость попало, — показал он жене рукав спинжака. — Так что, ты это, приберись здесь хорошенько. Чтоб ни пятнышка не было! И спинжак отмой, чтоб не видно было, мне его еще носить.
— А гость куда подевался? — еще тише спросила Мария, избегая встречаться взглядом с мужем.
— Как — куда? — почти натурально удивился Василий. — Ушел! Нешто не слышала? Я его еще провожать во двор выходил, когда ты там с ребятишками возилась.
Ночью Комаров перенес мешок на пустующую соседнюю усадьбу и зарыл под лагами разобранного пола в полуразрушенном доме. А свежую землю завалил камнями и засыпал разным мусором…
Второе убийство Василий совершил через неделю после первого. На Смоленский рынок ехать остерегся, приехал на Конную площадь, где торговали лошадьми, упряжью и прочей конной утварью.
Долго высматривал покупателя на свою казенную лошадь, которую, естественно, продавать не собирался. Наконец высмотрел: мужик лет под сорок приценивался к мерину, которого хоть сейчас можно было под седло или в упряжь. Но хозяин мерина запросил столько, что покупатель — явно крестьянин из какого-нибудь подмосковного села или деревни — округлил глаза и, даже не пытаясь торговаться, резво отвалил в сторону.
— Лошадь ищешь? — быстро спросил его Комаров.
— Ну, ищу, — невесело ответил ему крестьянин.
— А мой коняга тебе, случаем, не сгодится?
— Продаешь?
— Продаю, — кивнул головой Комаров. — Карачаевская порода, — похлопал он по крупу лошади. И добавил: — А эта порода, сам небось знаешь, жуть какая выносливая.
— Это да-а, — протянул крестьянин. — Была у нас такая в хозяйстве. Добрая скотина! И сколь просишь? — поинтересовался он. — Небось тоже лихую цену запросишь. Они у вас тут в Москве ажно бешеные какие. У вас здесь все не так. Поросенка по цене лошади продаете, а лошадь по цене слона!
— Да не-е. — Василий даже мотнул головой, всем своим видом показывая, что и ему не по нраву московские цены. — Цену ломить не стану. Потому как деньги во как нужны, — провел он ладонью по горлу.
— Так сколь хошь за свово коня?
Василий назвал цену.
— Все равно много, — нахмурился крестьянин, хотя, похоже, цена его устраивала.
— Так я ж тебе еще и повозку даю в придачу, — принялся уговаривать Комаров.
— А на хрена мне твоя повозка сдалась? — укоризненно посмотрел на него крестьянин. — Она у тебя уж дюже старая. Того и гляди рассыплется прямо на ходу.
— Это верно, — охотно согласился Василий. — Я бы на твоем месте тоже ее не взял. У меня дома другая есть. Нова совсем! Во дворе стоит, тебя дожидается. Не хошь глянуть?
— Можно, — кивнул крестьянин.
Приехали к Комарову домой.
— А где повозка-то? — удивленно оглядев двор, спросил гость.
— Да я ее намедни соседу одолжил, — соврал Комаров. — Он скоро придет. А мы, его ожидаючи, покуда закусим.
Они прошли в дом, расположились в комнате. Мария быстро собрала нехитрую закуску и ушла.
— «На сухую» и кусок в горло не полезет, — прозрачно намекнул крестьянин и прищурился. Он, верно, считал себя шибко хитрым: и конягу щас ладную прикупит недорого, с новой повозкой в придачу, выпьет еще по такому случаю да и на дармовщинку прихарчится.
— Так мы смочим, не боись, — усмехнулся Комаров. — Такую покупку и обмыть не грех…
Он встал, подошел к шкафу и достал бутылку «белоголовой».
Выпили. Закусили.
Василий разлил по второму кругу: себе поменьше, гостю побольше.
Снова выпили.
Вдруг послышался какой-то шум во дворе, и он деловито спросил крестьянина:
— Глянь-ко, друг, не сосед ли подъехал?
Мужик привстал и глянул в окошко. В это время Комаров зашел сзади и, размахнувшись, сильно ударил его молотком по темени, пробив черепную кость. Мужик сел, голова его запрокинулась назад, и Василий, памятуя прошлый случай с чернявым, подставил под нее загодя приготовленный большой цинковый таз. Когда кровь перестала течь, положил тело крестьянина на пол, раздел его (деньги, весьма большую сумму, он обнаружил в специальном кармане, пришитом к подштанникам и застегнутом на пуговичку) и принялся связывать калачом. И тут крестьянин вдруг зашевелился, открыл глаза и вполне внятно произнес:
— Ты чего это, паскуда, делаешь-то? Убить меня собрался?!
Василий аж подпрыгнул от неожиданности, и у него мгновенно вспотело под мышками. Несколько мгновений он ошалело смотрел на голого мужика с размозженным черепом, силящегося привстать, а потом рыком бросился на него и принялся истово душить.
На шум прибежала Мария, ахнула, да так и осталась стоять на пороге, не в силах отвести взгляд от ужасного зрелища.
— Чего встала, топай отседова! — зло прикрикнул на нее Комаров, но та стояла как завороженная. — Не вишь, занят! Ступай, сказал! — уже прохрипел он, поскольку крестьянин продолжал отчаянно сопротивляться, елозил ногами по полу и тоже схватил его за горло.
Мария, прикрыв лицо краем платка, выскочила из комнаты. Крестьянин оказался невероятно крепким: еще минуты три он боролся за свою жизнь, а потом тело его обмякло, и он вытянулся во весь рост. Василий неистово продолжал душить его. Убедившись наконец, что мужик мертв, отнял руки от его шеи и сел, отдуваясь, на пол. Сердце колотилось так, что, казалось, стук его слышен в соседней комнате, где находилась перепуганная Мария с детьми. Отдышавшись, связал труп так же, как до того связывал чернявого спекулянта, потом засунул тело в мешок, крепко завязал и оттащил в кладовку.
