– Вы приходили к Оксане Прохоренко? Приходили, – задал Тихомиров вопрос Максиму и сам на него ответил. – Вас, уважаемый, видела соседка по лестничной площадке. Отпираться бессмысленно.
Инархов и не думал отпираться. Он хорошо помнил, как приехал в тот злосчастный день на Енотаевскую улицу. Раньше он был там только один раз, два года назад. Нужно было передать подарок от родственника. Пришел – отдал – ушел. В этот раз они договорились с Оксаной обсудить предстоящие похороны их общего дяди. Максим приехал в назначенное время, но Оксаны не оказалось дома. Мобильный она не брала. Потоптавшись у двери, Инархов развернулся и уехал. Соседка видела, как он шел к Оксане – это правда. Макс помнил сердитую старушку, отчитавшую его за то, что он «ходит и ходит». К сожалению, бдительная дама не видела, что в квартиру сестры он не заходил. Следователь, естественно, ему не верит. Максим никак не мог понять, каким образом его часы оказались в квартире Оксаны, откуда на них взялась ее кровь. Следователь оперировал этим фактом и склонялся к тому, что убийца – Максим Инархов. Тихомирова понять можно, улика очень весомая, для обвинительного приговора других и не нужно.
– Вы, как никто другой, заинтересованы в смерти Прохоренко. Недавно скончался ваш общий родственник, московская квартира которого должна перейти по наследству вам обоим. Вы решили ни с кем не делиться и стать единоличным владельцем дорогостоящей недвижимости.
Ну конечно! Он так и думал: мотив лежит на поверхности – дядюшкина квартира в Сокольниках. Дядя Рома тяжело болел уже который год, его смерть не стала неожиданностью.
Отец Максима ушел из семьи, когда мальчику исполнилось одиннадцать лет. Очень скоро он женился на другой и напрочь забыл о сыне. Максим отца простил бы, если бы не видел страданий матери. Она была брошена неожиданно и жестоко. Развод не прошел бесследно, он лег паутинкой морщин на ее привлекательное лицо, заблестел сединой в волосах. Мама таяла на глазах, больше не было слышно ее смеха, она совсем перестала улыбаться, а по вечерам, после того, как укладывала его спать, тихо плакала в ванной. Почему папа променял его милую, красивую маму на несимпатичную, грубую тетку с малолетним ребенком, в голове Максима не укладывалось. К отцовской падчерице, Оксане, он неприязни не испытывал, впрочем, как и каких-либо других чувств. Со своей новоявленной сестрой Макс не общался и нисколько не интересовался ею. Впервые встретиться родственникам пришлось два года назад, на свадьбе троюродного брата. Максим равнодушно смотрел на молодую женщину: она как была в его жизни пустотой, так ей и осталась. Ее род деятельности, о котором Макс случайно узнал, показался ему крайне несерьезным, и у него окончательно пропало желание общаться.
Максим не стал комментировать слова Тихомирова. Что толку убеждать его в обратном? Квартира в Москве – отличный мотив для убийства, и оспаривать это бессмысленно.
– Напрасно вы молчите. В вашем-то положении… ну, как знаете.
Илья Сергеевич вызвал дежурного и велел проводить Инархова.
Юрасов сработал быстро. После наведения справок были выяснены родственные связи Инархова и сведения о московской квартире, которая переходила им с Оксаной в наследство.
– Очень перспективная версия, – зацокал языком Тихомиров. – Квартира – это серьезно. За квадратные метры близкие родственники друг друга убивают, а мы имеем дело со сводными братом и сестрой. А это совсем другое. Они чужие люди и, по сути, соперники. Максима бросил отец и ушел в другую семью. Дополнительный мотив налицо.
– Только все слишком складно и легко выходит с этими часами, будто Инархов полный идиот, раз умудрился оставить их около трупа, – заметил Шубин. Он никогда не верил в легкую удачу и не сомневался, что в деле обязательно всплывет какой-нибудь подвох. Анатолий вместе с Юрасовым оказался у следователя и портил Антону своим пессимизмом настроение.
– Согласен, на идиота Инархов не похож. Но это не исключает, что он мог допустить оплошность. Он же не хладнокровный рецидивист, чтобы, расправляясь с жертвой, контролировать свои действия. В такой ситуации нужны крепкие нервы, любой от волнения наследит, – не сдавался Антон.
Следователь никому не возражал и ни с кем не соглашался. Он был сам с усам и имел собственную точку зрения. Илья Сергеевич захлопнул папку с уголовным делом, старательно завязал тесемки и убрал ее в стол. Его рабочий день подошел к концу.
Как все скверно получилось! Неожиданно изменились планы и перевернулась жизнь. В конце августа он собирался в отпуск, уже заказал двухнедельный тур в Италию, а тут… Какая, к дьяволу, теперь Италия! Выпутаться бы из передряг и остаться на свободе. Инархов привык трезво оценивать ситуацию и рассчитывать на самый худший вариант. Логика подсказывала, что при сложившихся обстоятельствах паршивый исход наиболее вероятен.
«Как же все-таки в Оксаниной квартире могли оказаться мои часы?» – мучился Максим вопросом. То, что часы принадлежат ему, Инархов ничуть не сомневался, да и следователь тоже. Он их потерял неделю назад. Где именно, не помнил. С ним иногда случались провалы в памяти, и это происходило преимущественно после основательных возлияний. А таковые как раз имели место – корпоративный выезд «Артемиды» на базу отдыха. Праздновали годовщину основания фирмы, которая совпадала с юбилеем генерального директора. Тот решил сделать широкий жест и арендовал на выходные коттеджи в пригороде, чтобы сотрудники могли отдохнуть на природе по полной программе: с шашлыками, выпивкой, купанием в озере и ночевкой. Инархов, в общем-то, человек непьющий, но когда выпадала возможность со вкусом заложить за воротник, старался ее не упускать. После того, как следователь обрисовал положение, в которое он попал, Максиму пришлось напрячь извилины, чтобы вспомнить, когда и где он видел свои часы в последний раз.
В четверг, накануне корпоратива, часы при нем еще находились. Это Максим помнил хорошо – в тот день было совещание, на котором он теребил металлический браслет. Инархов всегда так делал, когда его что-то раздражало, а на совещаниях раздражителей хватало. Одно выступление Вьюшина чего стоило. Мало того что Вьюшин ему сам по себе не нравился, так еще и нес сплошную ахинею. Были ли при нем часы в пятницу, Максим не помнил. По идее, должны были быть, так как до обеда у них продолжался рабочий день, а на работу он всегда их надевал. Около трех все дружно погрузились в автобусы и поехали за город. Вернулись в воскресенье. Приезд в город для Инархова был расплывчатым, он не совсем помнил, каким образом оказался дома, где уж упомнить, были при нем часы или нет. Проснулся в понедельник, привел себя в порядок – и на работу. Выходных как не бывало. В понедельник часов уже не было – это Максим знал точно. Он их поискал дома, на работе в ящиках стола и, не найдя, беспечно махнул рукой.
«Как они могли оказаться у Оксаны, вот в чем вопрос, – размышлял Инархов. – Не сам же я к ней их принес с перепоя! На корпоративе, кроме сотрудников «Артемиды», никого не было, и Оксана там оказаться никак не могла даже случайно. А если она приехала в те же коттеджи на следующий день проводить семинар или просто отдохнуть? Могла ведь приехать? Могла. Нашла там часы, опознала по надписи и взяла, чтобы потом вернуть мне».
Версия на троечку с минусом, но она хотя бы выглядела логичной. Другого объяснения появления своих часов в квартире Прохоренко Максим придумать не смог.
– Любопытно, – прищурил хитрые глаза Тихомиров, когда на очередном допросе Инархов поделился с ним своими размышлениями. – Проверить-то мы, конечно, проверим, но не кажется ли вам, что ваше предположение, как бы это помягче сказать… бредовое?
– Кажется, но другого у меня нет.
– Скажите, какие у вас отношения с коллегами?
– Нормальные. Нормальные рабочие отношения, – ответил Максим, догадываясь, к чему клонит следователь. Он считает, что кто-то из коллег воспользовался случаем и спер у него часы, а потом подбросил их на место преступления. Но это чушь! Кому из сотрудников «Артемиды» это понадобилось и зачем?! Вьюшин – придурок, никто не спорит, и «симпатия» у них взаимная, но не до такой же степени, чтобы прибить сестру и подставить его. Должность у него не последняя, но хлопотная и неблагодарная, поэтому желающих занять его место найдется не много, а таким изощренным способом – тем более.
– И никому вы дорогу не перешли?
– Нет.
– Вы все же подумайте, – порекомендовал Тихомиров.
Да что тут думать?! Не знает он, кому это понадобилось. Инархов стал мысленно перебирать всех коллег, кто мог взять часы. Никто не подходил, поэтому он решил не исключать никого.
«И какая сволочь так меня подставила?! Кому шею свернуть и ноги выдернуть?! Кто эта собака?!» – думал Инархов, уставившись на унылые стены камеры. Обстановка располагала к размышлениям, и Максим только ими и занимался. Ему во что бы то ни стало нужно найти ответ на один из вечных вопросов – кто виноват? Ответ же на второй вечный вопрос – что делать? – отыщется сам по себе.
