— Что вы в дверях-то стоите? Проходите, — предложила я. — Можно чаю попить.
Я поднесла цветок к носу и вдохнула его аромат. Уланову передернуло: она сейчас только заметила в моей руке розу. Вытерпеть такого женщина не могла и, подтолкнув вперед Романа, вдвинула его в квартиру, зайдя за ним следом. Дверь с треском захлопнулась.
— Я вижу, нам есть о чем поговорить, — раздувая в гневе ноздри, сказала она и, пройдя в зал, села в облюбованное мною кресло.
Мне это не понравилось. Что же мне теперь, стоять? Нужно было обязательно принять позицию более выгодную, и я села на диван, подобрав под себя ноги, как дома. Марину Викторовну такая наглость просто взбесила.
— Тебе не кажется, что ты нам должен кое — что объяснить? — заикаясь от волнения, спросила она.
Мы обе ожидающе посмотрели на общего любовника. Он потирал красную щеку, не зная, что сказать. Надо отдать должное Роману — он быстро сориентировался, кто ему нужен больше, и обратился ко мне:
— Таня, я с нею давно уже порвал. Но эта женщина до сих пор приходит сюда и ревнует меня ко всякому столбу.
Этого и следовало ожидать. Уланова ему уже не нужна, деньги он из нее выкачал. А вот я могу и пригодиться. Чтобы не засадила. Одного не просчитал Шкода: брошенная женщина может сделать все, чтобы отомстить своему обидчику. Например, рассказать о преступлении, в котором сама замешана. Пусть она понесет наказание, но и ему будет плохо.
Оставалось только узнать, поступит ли так Уланова.
— Я, значит, столб? — спросила я у Романа.
— Нет же, Таня. Зачем ты так?
Очередной звонок прервал беседу. Теперь Роман совсем не скрывал своего раздражения. И, мне показалось, отправился к двери с некоторым облегчением, по-видимому, думая, что посторонний человек замнет неприятный разговор. М-да, он еще не знал, кто ждет его на пороге…
— Ромик! Вау, как ты классно выглядишь! — крикнула во все горло Лилиана и, как я заказывала, повисла на шее мужчины.
Шкода оторопел. Эту он не знал точно.
Смачный поцелуй взасос нарушил возникшую тишину непонимания. Обширным своим бюстом Лилиана прижалась к растерявшемуся Роману, одною ногой проведя вверх по брюкам. Получилось очень эротично. Лиля скосила на меня ярко накрашенные глаза, ища одобрения. Одними уголками губ я улыбнулась.
Марина Викторовна смотрела на все происходящее широко раскрытыми глазами, один из которых задергался.
Лилиана, оторвавшись от глупо уставившегося на нее Романа, прошла внутрь квартиры, с интересом осматривая ее. Кое — какие безделушки, понравившиеся ей особо, Шрамированная брала со своего места, рассматривала не очень внимательно и ставила совершенно в другое, словно нарочно.
— А классно ты живешь, — обратила внимание на обстановку вновь вошедшая. Она перемешивала слова с чмоканьем, жуя жвачку.
Уланова, исчерпав до предела свою ненависть, стала спокойна, словно ничего не происходило. Ее волнение выдавали только цвет лица, постоянно менявшийся от ярко-красного, почти бордового, до мелового, и все тот же рог на голове.
— Боже мой, сколько их у тебя? — ровным голосом спросила Марина Викторовна. — Ты нас коллекционируешь?
— Я ее не знаю, — попытался оправдаться Роман.
— Может, и нас ты видишь в первый раз? — спросила Марина.
— Как это не знаешь? — очень натурально возмутилась Лиля. — А кто меня вчера называл своей Венерой? Выходит, когда мы вдвоем, ты меня узнаешь, Лильчиком называешь.
— Как-как? — переспросила Уланова, усмехнувшись странному имени.
— Лильчиком, — повторила Лилиана, нисколько не смутившись иронии сидящей в стороне от нее «однорогой» женщины. Она вновь переключилась на Шкоду: — А на людях тебе стыдно признаться в связи со мной? — Она подошла к Роману и поднесла свои губы прямо к его уху. — Может, ты обиделся на меня из-за того, что я тебе не сделала… — Лиля шепнула слово на ухо мужчине. — Но ты пойми, у меня за ночь их столько бывает… Я устаю.
— Да кто ты такая? — потеряв самообладание от таких слов, раздраженно воскликнул Шкода.
Лиля размахнулась, и многострадальная щека получила очередную пощечину. Она стала опухать от такого с собой обращения, отчего лицо Романа получилось немного кривоватым.
Как же он сейчас не был похож на того элегантного молодого человека, которого я впервые увидела в кафе! И новая прическа растрепалась от постоянных встрясок, и взгляд уже не получался загадочным, не до него было. В новом образе Роману очень подходила его фамилия: кривоват, с красной щекой и взъерошенными волосами…
Лилиана, недовольная последней фразой «милого», решительно отстранилась от него и села в кресло прямо напротив Улановой, перевалив ноги через подлокотник. Непомерно большой разрез на юбке обнажил белое кружевное белье. Марина Викторовна снова стала закипать.
— Я не обижаюсь на тебя, котик, хоть ты и сделал мне сейчас больно, — несла околесицу Лиля. — Кстати, кто эти тетки?
— Тетки? — взревела Уланова, поднимаясь с кресла и подходя к Шкоде. — Ну, знаешь, меня еще никто так не называл. И этого человека я любила! — всплеснула она руками. — Верила ему!
— Да не знаю я ее!
Взрыв Улановой вывел из себя ее любовника. Он толкнул рукой фарфоровую статуэтку пастушки, сбив ее со стола. Белые осколки рассыпались по всему полу, вызвав восторженное восклицание со стороны Шрамированной. Жилка на виске Романа часто запульсировала.
Я поняла, что пора вмешаться и мне.
— Не верьте ему, — спокойно сказала я. Мой четкий голос контрастом повис в нервной обстановке квартиры.
— Спасибо, я и сама это поняла, — откликнулась Уланова.
— Он вас обманывал не только с женщинами, — продолжила я.
Уланова изумленно повернулась в мою сторону. Может, она подумала, что я поведаю сейчас о страсти Романа к мужчинам? Но я имела в виду совсем другое.
— Что ты говоришь, Татьяна? — не поверил моим словам мужчина.
— Тот случай с Шадрухиной… — напомнила я Марине Викторовне. — Уверены вы, что Шкода рассказал вам всю правду?
У Улановой задрожали кисти рук, и она, обессилев, села на подлокотник кресла, чуть не попав на ноги Лиле. Та немного подвинулась и внимательно стала слушать. Она и не предполагала, что рабочий день окажется таким занимательным.
— Я так и знала… — со слезами в голосе произнесла Уланова. — Ты специально заказал ее убить.
— Молчи, дура! — сбросив с себя последний свой лоск, крикнул Роман. — Это она все подстроила, — он махнул рукой в мою сторону. — Я понял — она специально выводит нас на эту тему, чтобы мы все рассказали. Она, наверное, и разговор-то наш теперь записывает. — Он подскочил ко мне и прокричал прямо в лицо: — Записываешь, да? Где у тебя спрятан магнитофон? Где?
Бешеным взглядом он окинул комнату и пошел по ней, заглядывая в каждую щель, сметая все безделушки на пол, чтобы проверить и за ними. Во власти своей злости Роман никак не мог сообразить, где можно спрятать записывающее устройство. Он терял время, ища его на книжных полках шкафа, в посуде, аккуратно расставленной за стеклами серванта. Он все ближе подходил к гардинам. Я мысленно прикинула расстояние до окна. Диван стоял довольно далеко, могу и не успеть, если Роман обнаружит сейчас мою сумочку. Я внутренне собралась, готовая каждую секунду к прыжку.
— Ты врешь, — твердила, роняя слезы, Уланова, нисколько не интересуясь тем, что происходит вокруг. Она погрузилась в себя, в свои воспоминания, всхлипывала и тихим голосом повторяла: — Ты все время врешь. Врал мне, когда брал у меня деньги. Врал, говоря, что любишь меня, обманывал, когда уговаривал припугнуть Свету. Ложью были слова, что ты не хотел ее убивать, — она громко хлюпнула носом. — И сейчас врешь.
На этом женщина сорвалась. Она вышла из оцепенения, подхватила книгу, сброшенную Романом на пол, и запустила ее в спину некогда любимого человека. Книга попала точно в цель. Шкода крякнул и резко повернулся, раздув в негодовании ноздри.
Женщины с ним так еще не поступали. Мальчишки в школе били, да. На улице вечером, когда он учился в университете, встречала дворовая шпана, и парни пинали его за то, что девчонки на них не обращали внимания, когда рядом был Рома. Он знал: с ними ему не справиться. Сколиоз не позволял серьезно заниматься спортом, и Рома никогда не отличался физической силой. Он терпел издевательства со стороны мнимых друзей, подавляя свое «я», которое тем красочнее открывалось в общении с противоположным полом, чем больше его били. Но чтобы женщина подняла на него руку…
— Да, врал, — остановился Шкода, так и не добравшись до окна. — Ты мне никогда не была нужна. Да, Мариша, я тебя не любил. Неужели ты столько времени не могла понять, что от тебя мне требовались только деньги? Мариша, ты рохля. От тебя всем — и мне, и Свете — нужны были только деньги, доставшиеся тебе в наследство от папочки. Но в одном я тебя не обманул: Шадрухину я не заказывал. Это была случайность. Простая случайность.
