— Тебе что, девчат мало? Анна — замужняя женщина!
Власенко растерялся. Поднял плечи.
— Она другое говорила. А девчат хватает.
— Да у самого сыщика три девки. Иди, выбирай любую, — крикнула Анна.
Старший оперуполномоченный взял за локоть Власенко и показал глазами на дверь. Оба вышли на улицу.
— Врала она мне, товарищ капитан. Говорила, что не замужем. Я-то ее знаю еще по школе, мы в десятом классе с ней встречались. А вчера в парке до часу ночи с ней гуляли. Какой-то парень искал ее вечером. Говорила, что не может от него отвязаться. Заставляла меня прятаться за деревьями.
— Скорее всего, это был ее муж, Коровин. Пришел с работы домой в одиннадцать. Помылся, перекусил. Анны нет. Переоделся, пошел искать. Да, дела… Было бы все ничего, да этой ночью сторожа убили. А тут сам Коровин как сквозь землю провалился. Ну, ладно, будь здоров, Игорь. От Витюгиной держись подальше, советую.
— Все, отрубил. Я же не знал… Ну и артистка!.. Неужели этот Коровин замешан в убийстве?
— Поживем — увидим. Всего доброго, Игорь. Отдыхай. Отпуск долгий?
— Месяц. Недели уже нет. До свиданья, товарищ капитан!
Находился Вершигородцев с раннего утра. Ноги гудели. Но, оказавшись в парке, зеленом уголке Цавли, он решил пройти его из конца в конец. Отдохнуть, подумать. По пути разбудил незнакомого мужчину, спавшего на траве. Проверил документы. Сделал нужную пометку в разбухшем от записей блокноте и не спеша подошел к пригорку. Здесь кончался парк. Чуть дальше серпом вытянулся песчаный берег реки. От воды отслаивался редкий туман, сизый, как дымок от папиросы.
«Куда теперь пойдем, товарищ капитан? — мысленно спросил себя старший оперуполномоченный. — Заглянем к новому подшефному Хайкину. Не наделал бы этот бед».
Вершигородцев покинул парк, вышел на улицу Калинина, свернул в Лесной переулок, в дом Николая Хайкина, трижды судимого за хулиганство и кражи. Полгода как прибыл тот в поселок и женился на женщине-одиночке с кучей детей.
— День вам добрый, труженики. Все дома? — спросил капитан, переступив порог. Его сразу же окружили сопливые ребятишки. Он дал им по конфете. Жена Николая, худенькая, но боевая женщина, насторожилась:
— Николай чего натворил?
Ее мать, старушка доброго нрава, сразу Павлу Ивановичу кружку квасу:
— Отведай, сынок, поспел к твоему приходу.
— Выпью, бабуся, жажда мучает. А с Николаем все в порядке, Надежда Марковна. Где он сам?
— Да вон, окаянный, — показала ухватом в окно молодая женщина, — с четырех идет на завод. Во вторую смену. Ну, что тебе? — крикнула Надежда Марковна в окно мужу.
— Сгони кур, огурцы пожрали, — ответил через форточку Николай и, увидев капитана, воскликнул: — Милиция в доме! Почтение Павлу Ивановичу. Так что, Надь, с курами делать?
— Спрячь ты их себе за пазуху, непутевый. Шугни с огорода, видишь, к тебе человек пришел. Так как, Павел Иванович, ни в чем этот баламут не замешан? А то я его враз…
Вошел Николай. Высокий — жердина. Худой, как стручок, с иронией произнес:
— Мое вам с кисточкой, гражданин капитан. Чем обязан?
— Сети что сушишь? За рыбой собрался?
— Век бы ее не видел.
— Смотри за ним, Надежда. От рыбоохраны есть сигналы.
Надежда закипятилась:
— Поменьше верьте. Надзор-то рыбный сам рыбку глушит, а потом продает — рубль кило.
— Проверю. А ноги Николая чтоб там не было. Что у тебя такой вид? — показал капитан на засученные штанины.
— Вот кого спросите. В прошлом месяце сто семьдесят принес, а костюма не выклянчу… Правда, гражданин капитан, ночью убийство было?
— Правда. Не поможешь? Дружки как? Семен Бурлов, Михайлов, «Атаман»?
— Давно с ними не виделся. Знаю, усердно вы их заставили трудиться. Так, говорят, Коровин, зять Витюгиных?
— Болтовня, — ответил капитан.
Поговорив еще немного, сотрудник милиции раскланялся с женщинами, погрозил на всякий случай пальцем подопечному:
— Я лично за тебя в ответе, не забыл? Не ершись на заводе. Слышал, с мастером пререкаешься, хвалишься жаргончиком. Прекрати!
— Можете всюду за меня ручаться. — Помолчал, ехидно добавил: — Как за Женьку Коровушкина, то бишь Коровина.
— Ну, замолкни! — Надежда шлепнула мужа ладонью по лбу.
— Может, в шахматы сыграем, гражданин начальник? Уже с месяц не с кем играть. Редко заходите. Расставлять?
— А на работу?
— Успею.
— Расставляй, отвлечемся.
Николай сделал первый ход, посмотрел, далеко ли женщины, и шепотом сказал:
— Хотите новость?
— За тем и пришел. Выкладывай!
— К вашему Женьке дружки завернули. Вчера на вокзале пьянствовали.
— Сам видел?
— Мужики говорили. Ходили вечером пиво пить в буфет. Всю компанию разглядели. Человек восемь за столом сидело. Освободились. Видимо, переписывался с ними Коровушка.
— Озадачил ты меня, брат. И все-таки Коровин тут ни при чем.
Сыграв партию, оба вышли из дома. Вершигородцев проводил Николая по улице до поворота на завод. Услышал от него:
— Дело говорю, оперуполномоченный. Коровушка с приятелями рубанул старика. И рванул когти. Не промахнись в этом случае. Не настырничай. За нашего брата, судимого, не ручайся. Потеряешь голову.
А Вершигородцев стоял на своем:
— За Коровина уверен, как за себя. А за Хайкина Николая Трофимовича поручусь через год. Иди трудись и не заедайся с мастерами. А то будешь ящики таскать в тарном складе.
— Лады, учтем. А вы, Павел Иванович, не мешкайте, идите на вокзал. С четырех заступает буфетчица Канаева. Опишет картину в деталях.
«Дружки? Какие приятели, когда вчера в одиннадцать вечера он ужинал дома. Пошел искать Анну, — доказывал сам себе капитан по пути на вокзал. — А, впрочем, стой, буфет работает до двух ночи. Коровин вполне мог зайти и со зла выпить. Мог и Анну искать». Толстушка Канаева виновато оправдывалась перед старшим оперуполномоченным:
— С пьяными шутки плохи. А их двое. Один стройный, блондин, может, это и есть Коровин, не знаю, второй, как бык, сутулый, лет сорока, а то и пятидесяти, в сером замазанном костюме. Соляркой от него несло. Зато денег полный карман. Шиковал. Коньяку две бутылки взял. И молодому внушал про вас, Павел Иванович: мол, не верь ему, в душу влезет, чин на тебе заработает, а потом все преступления за твой счет будет списывать, пока на десяток лет не упрячет по старой прописке. Это я дословно помню. Соседний столик вытирала. Даже задержалась. Очень удивилась.
— Кто же такой? — вырвалось у капитана.
— Не могу сказать. Но он вас знает. И я поняла так, что вы его посадили, «срок намотали», так он выразился. Не прощу, дескать ему. До двух ночи, до самого закрытия все балабонил. Горло луженое, все бу-бу-бу. А потом ушли. Может, мне надо было в милицию сообщить, товарищ начальник? Но ведь пьют же все. На то и буфет. А тут еще и коньяк покупают. Опять же выручка. План тянуть мне. Нет, я не о том, знай я, что тут пахнет таким преступлением, я бы ни на что не посмотрела, прямо в органы звонила… Но, скажу прямо, я этого здоровяка сторонилась. Он как зыркнет красными глазищами на меня, аж дрожь по спине.
Разговорчивая Канаева не умолкала. Описывала в подробностях одежду поздних «гостей», вспоминала «досконально» их беседу, потому как заинтересовалась ею. Потом, в полтретьего ночи, проходя через зал ожидания, она видела стройного блондина, в синей с белыми полосками рубашке. Другого с ним не было.
Вдруг женщина замолчала. Внимательно посмотрела в утомленное постаревшее лицо старшего оперуполномоченного уголовного розыска и предложила:
— Гуляш или поджарку? Вы еще с утра ничего не ели… Угадала?
— Час назад две кружки квасу выпил.
— Миленький, садитесь за стол, я мигом.
— Баловать меня не надо, Раиса Александровна. Пойду домой: получать взбучку за пропуск обеда. — Вершигородцев попрощался.
— Да, вот еще, — вслед капитану крикнула толстушка-буфетчица, — рыжий второй был. Щетина так и выпирала на груди из-под рубахи, аж завивалась на воротник. Шея — во! — Канаева растопырила пальцы и свела их в незамкнутый круг. — Что каток тебе суковатый. Жилами опутана, как веревкой или канатом.
Часам к семи вечера Павел Иванович попал домой. Во дворе разделся до пояса, налил ведро воды и как следует освежился: день был душный, жаркий. Небо нахмурилось. Завихрил перед глазами ветерок. Небольшой сад вокруг дома зашумел листвой. Еще несколько минут, и ударила гроза. Небо вспыхнуло синим цветом. Дождь быстро усиливался.
Вершигородцев встал под навес, не надевая рубашки. Вышедшая из квартиры жена сердито приказала:
— Сейчас же оденься. Ей-богу, как маленький. Простудишься, потом нянчись с тобой. Где задержался?
— Так вот, мать, — начал капитан, — все доказательства ведут к нашему с тобой подопечному, Коровину.
— Косвенные?
— У, Ленок, ты просто юрист на все сто. Да, косвенные улики. Но их много. И еще есть одна. Про нее пока только я знаю. Вернее, только я вспомнил. По прибытии из заключения в Цавлю Коровин месяц работал на складе ОРСа грузчиком. Расположение внутри отлично знал.
