– Иди ты! – удивился Данилов, тараща глаза, чтобы они наблюдали за дорогой, тогда как мозг полностью переключился на доклад Мишина. – И кому же? Заломову?
– Заломова вы, товарищ подполковник, от тюрьмы спасли, велев мне наблюдать за Соседовой. Горячеву я жизнь спас. Вот!
– Красавец, – вяло улыбнулся Данилов.
Он вдруг подумал, что, если Горячев будет полностью оправдан и все его грехи будут заключаться лишь в том, что он крал секретную информацию у своих работодателей и играл в казино, ничто не помешает Саше Воронцовой начать смотреть в его сторону благосклонно. А ему ничто не помешает повторить свое предложение.
– Так что там у тебя конкретно случилось, Игорек?
– Значит, так…
Игорек набрал полную грудь воздуха и начал рассказывать. И словно невидимой рукой разогнал всю дрему с Данилова. Нет, он, конечно, подозревал Соседову с некоторых пор, но чтобы все было именно так!
– Ты хочешь сказать, что Горячев месяц назад установил в ее кабинете камеру слежения и наблюдал из своего кабинета за всем, что происходило у Соседовой?
– Да! После того как его неудавшаяся попытка выкрасть диск с информацией сорвалась, он пошел на крайний шаг и… влепил камеру прямо над ее головой в светильник.
– Как он сумел?!
– Софья его впустила однажды, когда Соседовой не было, та была в отъезде. А ему будто бы понадобились срочно документы, что он оставлял на подпись у нее на столе. Секретарша как раз красила ногти. И позволила ему самому посмотреть. Он и влепил камеру.
– И увидел потом, как она сыплет яд в кофейник?!
– Нет, он заранее увидел, еще до совещания, что она что-то сыплет. Не понял что. Подумал, сахар. Но когда чашка с кофе пошла по кругу после совещания, решил не рисковать. Хотя хотел пригубить. А потом, когда все так трагически сложилось, все понял. И…
– Начал ее шантажировать?
– Не совсем! Она начала первая, узнала, что он игрок. Непросто же так собирала о каждом информацию долгое время. Догадывалась, что ему могут быть нужны деньги, догадывалась, кто подсунул диск в сумку Воронцовой, проследила за ним. И однажды просто приперла его фактами к стенке. Ты, говорит, крыса?
– А он что?
– А он ей в ответ: я никого хотя бы не убивал, и крал не я, а Савельев. Он и камеру установил у вас в кабинете. Я, мол, ни при чем, а вот вы… И понеслось! Короче, они держали друг друга за жабры, товарищ подполковник. И если Горячев ничего, кроме карьеры, потерять не мог, то Соседова…
– Могла сесть!
– Совершенно точно.
– А дальше что? Сегодня-то что стряслось? Что-то же стряслось после моего ухода?
– Да, она позвонила Горячеву и отправила его в свой загородный дом.
– Это я знаю, там они целовались в губы, – передразнил его Данилов. – И что? Чем закончился затяжной поцелуй?
– Она его отравила, Сергей Игнатьевич! – выпалил Игорек Мишин странно вибрирующим от волнения голосом. – Вернее, попыталась отравить.
– А ты его спас?! – ахнул Данилов и остановился все же на обочине, включив аварийки.
Спать уже не хотелось. Но вести машину в напряженном потоке и слушать доклад Мишина, который менял полностью весь ход следствия, было невозможно. Он точно какой-нибудь столб обнимет капотом или дерево.
– Да, Сергей Игнатьевич. Хоть и на то не было вами дано никаких указаний, – повинился Игорек. Но тут же встрепенулся: – И вовремя! Его успели спасти, промыли желудок, капельницы там всякие поставили, все подряд. Сок еще сыграл свою роль, смягчил действие яда. Горячев уже лопочет в полную силу, товарищ подполковник!
– Ай да Игорек! Ай да молодец! Но как мы ее припрем? Одного его заверения мало. Любой адвокат скажет, что налицо оговор и все такое. Установят, что он игрок, что крал информацию. Лицо ненадежное для обвинительных речей. Есть что-то, кроме твоих фотографий, а?
– Есть! Есть! Еще как есть! – снова взвизгнул радостно Мишин. – Она, Соседова, малость перемудрила: она узнала, что Заломов приезжал к Горячеву, что они поспорили, повздорили, и на ходу решила использовать этот факт. Она сыплет яд в сок Горячеву, собирается, уезжает с дачи, выжидает в каком-то придорожном кафе. В каком именно – выясняем, потом едет обратно и метров за сто до своего участка звонит в полицию и сообщает, что нашла в своем доме труп своего любовника, по виду отравление. Он, мол, в луже блевотины лежит, и что она даже знает, кто его отравить мог. Он ей якобы звонил и рассказывал, что к нему приезжал их главный бухгалтер, они ругались и… пили сок.
– Поторопилась, да?
– Конечно! Горячева к тому моменту уже увезли на «Скорой». Заломова взяли под стражу, хотя у него алиби стопроцентное. Прямо с дачного поселка он поехал в ресторан и надрался там до слюней. Хотя в его машине, в салоне, и нашли упаковку с ядом.
– Соседова?
– Видимо, пока не знаем.
– Так что там Алла Юрьевна? Как отреагировала, не обнаружив трупа любовника в собственной кухне?
– Бесновалась, Сергей Игнатьевич! Выла, орала и буквально рвала на себе волосы!
– Где она теперь? Надеюсь, под арестом?
– Так точно, товарищ полковник! Она арестована до выяснения. Мы ее приняли. Я же вызвал еще и наряд, когда вызывал «Скорую». Но желает говорить только с вами. Я вообще-то еще в отделе, Сергей Игнатьевич. Только-только освободился от всех бумажных дел. Будете с ней сейчас говорить?
– Утром… утром, Игорек. Подождет наша леди Макбет до утра.
Но все равно свернул к отделу, не выдержал. Отоспится, время придет. Вот выйдет на пенсию, как Востриков. Уедет куда-нибудь в глушь, где мобильник не доступен. Станет удить рыбу, солить сало, мариновать огурцы и ждать в гости редких визитеров, чтобы поделиться с ними накопленным опытом.
Неужели он так и останется один?
Неожиданная мысль, посетившая его где-то между съездом с проспекта и выездом на брусчатку, опечалила.
Он не хотел быть один! Не хотел, как Востриков, комкать кухонные полотенца и чисто по-мужски рассовывать их комками по ящикам стола, не хотел носить свитера с наметившимися прорехами на локтях, не хотел ронять пепел где попало, зная, что за это не попадет. Пусть на него ворчат, пусть отнимают полотенца и складывают их как положено. А что касается пепла… Так он и не курит вовсе.
– Я так и знал, что вы приедете! – встретил его возбужденный Игорек Мишин на пороге кабинета.
– Знал он! Все хоть нормально? По документам? Зафиксировано, как положено? – начал с ворчания Данилов, дождался положительного ответа и тут же похвалил: – Молодец, Игорек!
– Это вы молодец, Сергей Игнатьевич! – Веснушчатое лицо Мишина расплылось в улыбке. – А как вы догадались, что Соседова замешана?
– Я не догадался, я подозревал. Слабенькое такое было подозрение. Вот настолечко, – Данилов раздвинул большой и указательный пальцы сантиметра на три. – Но было. А когда я узнал, что при слиянии двух компаний Соседову намерены поменять на Заломова…
– То есть? – не понял Игорек.
– Акционеры выдвинули обязательное и непременное условие, чтобы руководителем компании после слияния стал мужик, и указали на Заломова. То ли связи у него в той компании какие, то ли просто его опыт был нужен и важен. По слухам, мужик-то грамотный очень. Опыта не занимать. Гадкий, правда… – тут же вспомнил Сергей, как Заломов ругал на все лады Сашу Воронцову, обвиняя ее в сговоре с Горячевым.
– И Соседова об этом не могла не знать.
– Конечно! Ей так и сказали, если Заломов откажется, тогда, конечно, Алла Юрьевна, останетесь вы в своем кресле. А так… лишь роль исполнительного директора.
– А она, зная, что Заломов ни за что не откажется, – затараторил Мишин, обводя пустой коридор – они так и стояли на пороге кабинета – заполошным взглядом, – решается на крайнюю меру?
– Да! – подхватил Данилов, но тут же решил, что гнать лошадей еще очень рано, и сбавил пыл. – Я так думаю… Ты вот что, Игорек, давай-ка домой. Я тут сам разберусь с Соседовой. А тебе отдохнуть надо. Глазищи красные, зеваешь без конца.
– Это я от волнения, – покраснел Мишин и снова широко зевнул. – И от напряжения. Фотоаппарат в сейфе у меня, если понадобится.
– Фотоаппаратом утром пусть кто нужно занимается. Мне Соседова сейчас нужна. Ох, как хочу я с ней побеседовать…
Комната для допросов была просто кубом, обитым фанерой под дерево. Без окон, с одной дверью. В центре допросной стоял обшарпанный, исцарапанный стол. По обе стороны от него два стула. Один тяжелый, деревянный – для допрашиваемого, второй – удобный, с мягкой спинкой – для допрашивающего.
– Присаживайтесь, Алла Юрьевна, – Данилов неожиданно указал ей на стул с мягкой удобной спинкой, а сам сел напротив, приказал дежурному: – Наручники снимите с нее. Спасибо…
Алла Юрьевна великолепно держалась, отметил он тут же про себя. Если бы не спутавшиеся пряди испорченной прически, не измявшаяся канареечного цвета блузка и юбка в пятнах, приобретенных, видимо, уже в камере, никто бы не сказал, что женщина испытывает глубокое душевное потрясение. Взгляд ее по-прежнему оставался властным, подбородок держался высоко. Пальцы, которые она тут же сплела в замок, уложив их на обшарпанный стол привычным начальствующим жестом, не дрожали.
