– Хорошо держитесь, Алла Юрьевна, – похвалил ее Данилов с ядовитой ухмылкой. – Похвально.
Она промолчала, не поменяла позы и взгляда.
– Вам предъявили обвинение?
Молчание.
– Вы знаете, за что задержаны?
Молчание.
– Хорошо, тогда я вам скажу. – Взгляд Данилова сделался холодным и колючим. – Вас подозревают в покушении на убийство гражданина Горячева.
– Чушь! – зло выплюнула, даже не сказала она.
– А также в убийстве, возможно и непреднамеренном, еще двух человек. Савельев Геннадий Степанович и ваша секретарша Софья были отравлены ядом, который вы подсыпали в кофе, в ваш кофе.
– Чушь! – уже менее уверенно, но так же зло выпалила Соседова.
– Ах, Алла Юрьевна, Алла Юрьевна! Ну что вы в самом деле упорствуете? Нам же с вами прекрасно известно, что все было именно так.
– Доказать сможете? – Ее посиневшие от гнева губы разъехались в разные стороны, видимо, она попыталась улыбнуться.
– А как же! Столько доказательств у нас, наверное, еще ни по одному делу не было! Слава богу, Горячев жив!
– Он жив?! – удивленно воскликнула она. Лицо ее исказила гримаса отвращения, боли и страха.
– Да, он жив. Вы поторопились вызвать сотрудников полиции. Надо было доехать до дома, убедиться, что отравленный вами любовник в самом деле валяется в луже собственных рвотных масс. А вы что же сделали? Эх, Алла Юрьевна, Алла Юрьевна, излишняя самонадеянность, она ведь до хорошего не доводит, так ведь?
Она промолчала, впервые опустив голову.
– Видимо, вы так долго занимали кресло руководителя, так долго властвовали над людьми, так привыкли к их беспрекословному подчинению, что перестали быть осторожной. Так?
– Нет, не так, – хриплым голосом отозвалась она, расплела пальцы. Они чуть подрагивали, когда погладили драную поверхность стола. – Просто… просто не хотела долго находиться возле Сашкиного трупа. Думаю, пока полиция доедет, я с ума сойду от ужаса.
– Когда яд ему насыпали куда? В яблочный сок?
– Да, – кивнула она едва заметно.
– Страшно вам не было? А вот находиться подле творения рук ваших – это страшно! Как-то нелогично. И цинично даже, я бы сказал!
Данилову стала противна эта крупная тетка в изляпанных мятых одеждах, изо всех сил старающаяся теперь вызвать в нем сочувствие. Он не мог сочувствовать ее безжалостной душе, погубившей двух невинных человек и собирающейся погубить третьего. Не мог восхищаться ее холодным разумом. И уж, конечно, не мог ее жалеть.
– Знаете, я вам не верю. Думаю, что вы просто привыкли все делать быстро и решительно. Вы не привыкли тратить время и терять его на ожидание полиции сочли неприемлемым. Пока-то они доедут!.. Утром ведь рано вставать. Не так ли, Алла Юрьевна? Надо было быстро все провернуть – убрать Горячева якобы руками Заломова. Он ведь засветился, Заломов-то, приехав в поселок на встречу с Горячевым? Засветился. В машине его найден пакетик с ядом? Найден. Когда вы подсунули ему пакетик? До или после?
Она промолчала.
– Вам надо было все сделать быстро. И со спокойной душой, с чувством выполненного долга лечь спать. А утром доложить вашим партнерам, не желающим видеть вас в кресле руководителя после слияния, что кандидатура Заломова не может быть утверждена. Он где? Правильно! Под следствием! По подозрению в убийстве вашего юриста. Да и кажется, зама и секретаршу тоже он отравил… Как цинично, Алла Юрьевна! Как безжалостно… Вы же женщина!
Она так резко вскинула голову, что в спине у нее что-то щелкнуло. Данилов отчетливо услышал щелчок. Ее сузившиеся глаза совершенно потонули в пышных морщинах. Лицо превратилось в одутловатую сизую маску.
– Женщина? – просипела она, и пальцы ее сжались в крепкие кулаки. – Женщина? А кто, кто и когда видел во мне женщину? Кто? Отвечу вам, гражданин следователь: никто и никогда! Руководитель, надзиратель, денежный мешок, мегера! Все, что угодно, но не женщина! Я понимала, я не красавица. Но таких, как я, много! Почему же? Почему?! Почему у них есть мужья, дети? Почему я была лишена всего этого?!
Данилов по-прежнему не сочувствовал. Он вот тоже одинок, хотя далеко не урод. Как раз наоборот, женщинам он нравится. И Мишин Игорек ему даже немного завидует, но он одинок даже при всех своих достоинствах. И от этого не стал гадким и опасным. Он, во всяком случае, на это надеется.
– Женщина… Я не просто любила Васю… Я обожала его, боготворила его! – вдруг произнесла Соседова, широко распахнув глаза и взглянув на Данилова с болью. – Я долгие годы работала с ним бок о бок, и никто, даже он, не подозревал, что я его люблю! Сильно… Безнадежно… Но меня утешало, что у него семья. Что я не имею права. И тут вдруг…
– Он бросает свою жену в угоду молодой девчонке? – подсказал Данилов.
– Да! Он бросает жену, с которой прожил долгие годы, и сходится с этой дрянью! – стиснула зубы Соседова. – Мало этого, наши партнеры вдруг возжелали видеть в кресле генерального именно его! Пунктик у них насчет бабы руководителя, видите ли! Вот если, говорят, он откажется, тогда уж…
Мощная грудная клетка Соседовой ходила ходуном. Желтый шелк вдувался и опадал. Речь была проникновенной, страстной, но глаза странно оставались сухими и жесткими.
– И тогда вы решили, что должны избавиться от него, так?
– Ой, ну зачем так? – сморщила она лицо-маску. – Я решила в какой-то момент, что время для мести идеально и… и сотворила то, что сотворила.
– Для мести? Вы хотите сказать, что мстили ему? – Данилов недоверчиво покрутил головой. – Не расчищали себе дорогу на пути к успеху, а мстили чисто по-бабски?!
– Ну да, а как? – Она жалко улыбнулась, видимо, снова призывая его к сочувствию.
– Да ни фига не так! – взорвался Данилов – ужимки этой бабы доводили его до бешенства.
Она не могла любить и никого не любила! Уязвленное самолюбие – это да. Ускользающая из рук власть – да. Ненависть к более удачливому и более умному Заломову, неожиданно начавшему обходить ее в карьерном забеге, – тоже да. Но не любовь! Не было даже намека!
– Просто ваша задница, гражданка Соседова, испугалась потери руководящего кресла! Вам сделалось так жутко, что вы готовы были на все ради сохранения этого кресла под собой! А тут еще возня с кражей информации. Ваши потенциальные партнеры озаботились. И снова решили, что в этом ваша вина. Баба не может удержать вожжи! – предположил Данилов и по тому, как судорожно дернулись широкие плечи Соседовой, понял, что попал в точку. – Вы начали рыть носом, искать, опустились даже до незаконного обыска личных вещей сотрудников. Нашли девчонку для битья и…
– Хватит! – перебила его властно Соседова, ее голос вновь обрел силу, будто и не разбавлялся хрипотой несколько минут назад. – Не надо держать меня за дуру. Вора я вычислила сразу. Просто наблюдала за ним, подсовывала всякую чушь, не способную нам навредить. Но… но он все равно обошел меня, скот!
– Он, поняв, что сливается всякая фигня, ничего не стоящая, устанавливает в вашем кабинете камеру слежения, прямо над вашей головой, чтобы…
– Чтобы просматривать всю документацию, с которой я работаю, – подхватила со злостью Соседова. – Я вообще перестала всем на свете доверять после всего этого.
Она неопределенно повела руками вокруг себя.
– Он увидел, как вы сыплете яд в кофейник. Сначала не понял, что это было. А когда погибли Софья и Савельев, догадался, кто отравитель, – кивнул Данилов и неожиданно похвалил ее с сатанинской ухмылкой: – А вы виртуозно все придумали, Алла Юрьевна. Все совещание нагнетали атмосферу, угрожали вору, демонстрируя папку, в которой якобы были документы, компрометирующие его. А потом, когда погибли от яда ваши сотрудники, выставили ситуацию так, что это будто бы вас хотели отравить. Грамотно!
– Да, все было продумано идеально, за исключением…
– За исключением того, что вор знал, что в папке у вас ничего нет. Горячев наблюдал за вами до совещания, и видел, что вы вкладываете в папку чистый листок бумаги. И еще прокол. Отравленный кофе выпил не тот, кому он предназначался.
– Да! Да! Вот что обидно больше всего! Генка и Софья погибли из-за этого старого, лысого козла! – взвизгнула на высокой ноте Соседова, закрывая лицо руками. – Он же всегда, всегда пил мой кофе! На каждом совещании он хлебал из моей чашки! Это у него чем-то вроде ритуала было! Он и в тот вечер собирался, а тут вдруг Генка, дурачок, выхватил у него чашку. Господи, кто же знал, что так будет?!
– Вы, – коротко обронил Данилов, встал с неудобного стула, прошелся по допросной, зачем-то потыкал кулаками в стены, обитые фанерой под дерево. Обернулся на Соседову: – Вы знали, что Савельев отравится. И тем не менее позволили ему кофе выпить. Что решили в тот момент, Алла Юрьевна? Что если не получилось отравить Заломова, то вы его хотя бы под статью подведете? И не позволите кресло свое занять?
Она промолчала, сгорбив спину.
