Сверху опять послышался звук закрываемой щеколды, потом Алла начала двигать какую-то мебель – явно для надежности. На ее месте я, наверное, сделала бы то же самое. Но только вот что это за место?
Тем временем Светка с Храпом начали ругаться.
– Я тебе говорила, что не надо сюда ехать? – шипела моя младшая сестрица. – Говорила? Я бабам никогда не доверяла. Все одинаковые. А ты: нет, поедем, она нам поможет. Это ближайшая Маринкина подруга. Приехали. Получили.
Я превратилась в одно большое ухо.
Храп возражал, что все было нормально, пока не приперлась «твоя сестрица». Он уже забыл, что я нахожусь в двух шагах от него и даже рисковала собой, пытаясь поймать его, чтобы не сломал шею, падая с лестницы. Вот что значит делать людям добро. Однако, поскольку головой он все-таки ударился (дважды за последние десять минут – насколько было известно мне, но, может, и больше) да еще и дополнительно получил по ней от Аллы, то соображал плохо, поэтому и забыл, что я где-то рядом. А если еще вспомнить несколько затуманенный большими вливаниями алкоголя мозг… Да, на Храпа, как на единственного мужчину в нашей компании, рассчитывать не приходилось. От моего Валерки и то будет больше толку.
– Мам, звони дяде Олегу, – прошептал Валерка мне в ухо, словно услышал мои мысли, и протянул трубку.
Я включила аппарат. Слава богу, есть подсветка у клавиатуры! А то как бы я тут номер набирала? Сестрица с Андрюхой продолжали ругаться. Я попросила их заткнуться, потому что мне надо позвонить. Они мгновенно замолчали, потом Храп спросил:
– Ты?.. У тебя?.. Да как же…
– Заткнись, – в очередной раз попросила я.
Конечно, при помощи подсветки клавиатуры маленького сотового телефона не осмотреть погреб и не разглядеть лица окружающих людей, но я в эти минуты преследовала совсем другие цели.
Аппарат Расторгуева был выключен – или находился вне зоны обслуживания, что для меня было одинаково плохо. Я непечатно высказалась, забыв, что рядом детки.
– Мама, ругаться нехорошо, – заметил Валерка. – Меня воспитываешь, а сама…
У меня было желание в очередной раз попросить и его заткнуться, но я понимала, что сын прав, а поэтому смолчала. Все остальные тоже не открывали ртов – по крайней мере, временно. Я судорожно соображала, кому еще позвонить, а потом вывела из памяти номер сотового телефона Юрия Леонидовича. Я еще думала в четверг, вводить его в память или не вводить. В хорошенькой бы я оказалась ситуации, если бы не ввела – записной-то книжки у меня с собой не было. Нет, я, конечно, могла бы позвонить домой Лариске, но это отняло бы лишнее время: сестрица потребовала бы объяснений, рыдала, переживала, давала ценные советы…
Слава богу, у Цыгана аппарат был включен. Он несколько удивился, услышав меня, но тут же понял, что я звоню не для того, чтобы справиться о его здоровье. Я стала быстро описывать ситуацию – но не успела сказать все, что хотела. До Храпа дошло, с кем я разговариваю, и он бросился на меня с воплем:
– Только не его!
К моему счастью, Андрюша был в наручниках. Я отскочила в дальний угол погреба, предварительно пнув Храпа по ногам, моему примеру последовал Валерка – и Храп рухнул, ударился головой о край лестницы, матюгнулся, взвыл и опять стал подниматься.
– Займитесь им! – заорала я деткам и Светке.
Валерка отреагировал первым, Светка после секундного колебания решила все-таки выполнять мои приказы, Вадик рыдал, сидя на лавочке. Я же сообщила Юрию Леонидовичу, что рядом со мной в погребе находится его родственник, выражающий большое недовольство тем, что я обращаюсь за помощью именно к нему.
Светка лежала на Храпе, пытась помешать ему двигаться, Валерка держал его ноги, я продолжала отчет, правда, много времени он не занял: я уже практически все сказала, вернее, все основное: наше местонахождение, состав заключенных и то, как мы тут оказались. Времени вдаваться в детали не было. Я попросила Юрия Леонидовича немедленно выслать спасателей. Цыган обещал приехать лично.
– Полтора часа, – сказал он. – Продержитесь?
Я заверила его, что продержимся, если только его родственник не нанесет нам увечий. Цыган велел особо не церемониться с Андрюшей, единственной его просьбой было не лишать родственника жизни, оставив это удовольствие старшему из двоюродных братьев, которому еще требовалось провести допрос с пристрастием. Я обещала сохранить Храпу жизнь. Останется он калекой или нет, зависело от него самого – по крайней мере, в период общения со мной, а как там дальше решит старший из братьев… Но это уже не мое дело. На этом мы с Цыганом временно распрощались.
Я отключила связь, отключила трубку, решив больше никому не звонить, сунула ее в глубокий карман пиджака, после чего вернулась к лавке и устало опустилась на нее. Валерка пристроился рядом со мной, Светка поднялась с Храпа.
– Эй ты, – пнула я его ногой, – успокоился?
Храп пробормотал что-то нечленораздельное, с большим трудом и жалобными стонами сел, повозился в темноте, явно устраиваясь поудобнее. Наверное, прислонился к лестнице. Я на его месте сделала бы именно это.
– Суки вы все, бабы, – наконец выдавил он из себя. – А уж ваша семейка в особенности.
– Ты нашу семью не трожь! – взвизгнула Светка и пнула бедного Храпа ногой.
Так, меняем стороны? Или Светка обладает просто звериным чутьем, мгновенно определяя сильнейшего в стае, к кому следует примкнуть, чтобы оказаться в наивыгоднейших условиях? Старый вожак ослаб, его скоро загрызут другие волки, надо прибиваться к новому – то есть волчице, возглавившей стаю, – ко мне.
– Хватит ругаться, – прервала я очередной начавшийся скандал бывших любовников. – О деле поговорить надо.
– Еще наговоришься, когда мой родственничек пожалует, – процедил Храп. – Уж ты особо не рассчитывай, что он тебе…
– Заткнись, а? – перебила я его, понимая, что говорю нелогично: то хочу получить от Храпа информацию, то требую замолчать. – Уж я как-нибудь найду, что сказать.
– Да уж, не сомневаюсь. Ты выкрутишься. Но не надейся, что я за тебя хоть слово замолвлю…
– Я не понимаю, о чем ты.
– Мама, я писать хочу, – внезапно сказал Вадик.
– Сходи в уголок, – посоветовала я.
Вадик поднялся, сделал пару шагов и рухнул, зацепившись за ногу Храпа. Не знаю, специально Андрей ее подставил или просто сидел, вытянув задние конечности, но факт оставался фактом: мой младший ребенок упал, зацепившись за ногу Храпа, и заревел в голос. Я не могла спустить увечий своего детеныша и бросилась в ярости на Андрюху, высказывая все, что о нем думаю. Ко мне подключился Валерка. Вадик выл. Светка расхохоталась. Ее смех подействовал на меня отрезвляюще, я отцепилась от Храпа, оттащила Валерку на лавку, отвела Вадика в угол, к бочке, потом обратно и наконец снова сама плюхнулась на лавку.
– Мама, я есть хочу, – сказал Валерка.
У меня возникло желание врезать старшему, но я сдержала благородный порыв и отправилась на разведку содержимого бочек. Одна оказалась пустой, другая была наполовину заполнена квашеной капустой: рачительная хозяйка запасалась на зиму. Я решила ощупать полки по двум сторонам погреба, пожалев в очередной раз, что у меня с собой нет фонарика, оставшегося в багажнике машины, но кто ж знал-то, что мне может понадобиться в этом доме?
Я пыталась найти банки с закручивающимися крышками – как, например, из-под венгерских солений, – а не закатанные на машинке. Швейцарский нож остался в «бардачке», ключи от квартиры я не брала: Лариска обещала быть дома, а сумочку, как я уже говорила, я таскать с собой не люблю, если можно этого не делать, так что открывать банку мне было бы нечем, а разбивать не хотелось: еще порежемся осколками.
Мои поиски увенчались успехом: я нащупала две такие банки. Может, были и еще, но не исследовать же весь погреб? Я прихватила одну банку, решив узнать о ее содержимом опытным путем, вернулась на лавку, приложила усилие и открыла. Это были домашние консервированные огурцы.
Пахло аппетитно, неплохо было бы, конечно, добавить свежей картошечки или, по крайней мере, хлебца, но увы… Валерка уже запустил ручонку внутрь, послышался хруст.
– Вкусно, – сообщил мой старший ребенок.
– Вадик, будешь? – спросила я у младшего.
– Буду.
– Я тоже, – сказала Светка. – И рассольчика дай хлебнуть.
– Саш, – прохрипел Храп с пола, – Саша…
До меня дошел смысл гласа жаждущего, но вначале я протянула банку Светке, жадно припавшей к краю, потом отобрала банку у нее, сказав, что «раненому тоже надо», что вызвало взрыв благодарности из уст Храпа. Ну наконец-то дождалась! Вокруг меня раздавался хруст огурцов, мне же почему-то есть их просто так не хотелось. Обедаю я обычно позднее, если вообще обедаю, так что чувства голода я не испытывала, с картошечкой я бы, может, и стала, а так не стоило. Я была только раздающей. Вскоре банка опустела: огурцы были съедены голодающими, рассол выпит страждущими.
