– Вымоталась. Просто это все… чересчур. Все идет наперекосяк.
– У каждого есть свои причины для сожалений, – ответила Ханна. – Одни поступки мы совершаем, потому что приходится, другие – потому что считаем правильными. А порой… поступок, который ты считал правильным, со временем начинает казаться иным. – Ханна порывисто обняла пастора Летт. – Только исправить ошибку уже нельзя. И мы смиряемся и бредем дальше.
Они сели в машину. Каждый думал о своем, каждый делал вид, что ничего необычного в уходящей ночи нет.
Субботние и воскресные утра всегда были для Молли своего рода крошечными каникулами. Как бы ни манила пробежка, тело желало подольше полежать, понежиться, насладиться покоем. Солнечный свет лился сквозь занавески на разметавшегося в постели Коула. Молли лежала рядом, чувствуя себя в полной безопасности. Поразительно, но спала она этой ночью очень крепко. Открытия и переживания прошлого вечера словно сдали поле боя покою и расслабленности.
Коул притянул Молли к себе, глаза его сонно улыбались.
– Привет, незнакомка!
– Привет! – Она обняла его, поцеловала.
– Во сколько вчера вернулась? – Коул провел указательным пальцем по ее плечу. У Молли по спине пробежал озноб.
– Не помню, – пробормотала она, вся во власти чудесного ощущения. – Поздно.
Коул поцеловал ее в лоб, потом поочередно – в закрытые глаза. Молли наслаждалась колючестью его небритого лица. Утреннее блаженство нарушил телефонный звонок.
– Алло! – недовольно ответил Коул и передал Молли трубку, лицо у него было брезгливое. – Тебя. Майк Мелер.
– Да?
– Молли? Это Майк. Спасибо за вчерашний звонок.
Молли прижалась щекой к плечу Коула, но тот уже словно окаменел.
– Вы ведь Иди ничего не скажете?
При мысли о своем маленьком предательстве у Молли засосало под ложечкой.
– Это обсудим позже. Теперь делом занимается детектив Розутто. Он хочет с вами встретиться.
– Почему он, а не вы?
– По мере поступления новых дел нас перераспределяют. Розутто – хороший детектив. Как насчет встречи? Лучше прямо сейчас.
– Да, конечно. – Молли виновато покосилась на Коула, тот лишь плечом дернул.
– Давайте через полчаса в кондитерской недалеко от вашего дома, – предложил Майк.
Молли согласилась и повесила трубку.
– Ну? – спросил Коул.
Молли покрепче к нему прижалась.
– Все это мерзко, но мне нужно с ними встретиться. Ты же сам настаивал, чтобы я общалась с полицией.
– Хочешь, пойду с тобой на рандеву с этим Майком?
Молли посмотрела Коулу в глаза.
– Во-первых, Майк – это сержант Мелер, то есть коп, а во-вторых, спасибо, но я справлюсь сама.
– Ладно, – буркнул Коул.
– Милый, ну как мне загладить вину?
– Хороший вопрос.
Молли пожала руку Сэлу Розутто, оливковая кожа и черные волосы которого казались образцово-итальянскими, как и его фамилия, кивнула Майклу Мелеру.
– Рад знакомству. – Голос у полицейского был звучный.
Держался Розутто дружелюбно, однако давал понять: главный он.
– Благодарю, что уделили нам время. Такие, как вы, с особым… хм… восприятием, и помогают раскрывать сложные дела. – Улыбка не сходила с его лица.
Молли приподняла брови:
– Не совсем поняла насчет восприятия, но помочь рада.
– Если не ошибаюсь, – Розутто чуть подался к Молли и понизил голос, – вы по-особому воспринимаете обстоятельства этого дела. У вас видения, – проговорил он так, словно у них с Молли был общий секрет. – Миссис Таннер, для нас это огромное подспорье.
Молли не сумела скрыть удивления, и Розутто быстро добавил:
– Мы довольно редко привлекаем к работе… ясновидящих, но если время на вес золота, а на карту поставлена жизнь ребенка… – Розутто выдержал паузу. – Ради спасения ребенка мы готовы прибегнуть к помощи ясновидящего, особенно если он… кажется добропорядочным и здраво рассуждающим.
– Детектив Браун говорил…
– Детектива Брауна я беру на себя, – заверил Сэл.
– Не представляю, что вам обо мне сообщили.
– Достаточно, чтобы понять: вы знаете, о чем говорите. – Розутто оглянулся на Майка, но тот ничего не сказал.
Молли почувствовала, что краснеет.
– Как бы вам лучше рассказать… Ну, о видениях. – Она тоже понизила голос, чтобы не услышали другие посетители кондитерской: – Мои видения не совсем четкие, понимаете?
– Я понимаю, что они такие, какие есть. Вы их где-нибудь фиксируете?
– Фиксирую? – Молли рассмеялась и рассказала о своем дневнике. – Но большую часть фиксирую вот здесь. – Она указала на голову.
Розутто кивнул.
Откровенничать или нет – Молли не знала, на что решиться.
– Господа, я готова рассказать вам о видениях, но для начала хочу прояснить один момент.
Майк вопросительно смотрел на нее.
– Детектив Браун фактически назвал меня подозреваемой. Если мы с вами беседуем по этой причине, мне хотелось бы знать заранее, как вы относитесь ко мне. Если я подозреваемая, скажите сразу. Я найму адвоката, тогда и побеседуем, – уверенно, чуть ли не с вызовом проговорила Молли.
– Я не в курсе, что детектив Браун считал вас подозреваемой, – признался Сэл и повернулся к молчащему Майку Мелеру.
– Думаешь, я в курсе? – подал тот наконец голос. – Напрямую мне Браун об этом не говорил.
– Неважно, – покачал головой Сэл. – Даю слово, Молли, сейчас вы подозреваемой не считаетесь. Очевидно другое: некто хочет с вами связаться. Возможно, этот некто имеет отношение к похищению, возможно, что-то о нем знает.
– Записки, – подсказал Майк.
– Меня интересует любая информация, которая поможет найти Трейси, очень надеюсь, что быстро и живой.
– Ясно. – Молли удостоверилась, что никто не подслушивает, и посмотрела в окно. Как им сказать и, главное, что сказать?
– Молли, в чем дело? – спросил Розутто.
– Все в порядке, – со вздохом ответила она. – О видениях говорить непросто. Они обрывочные, частью бессмысленные, частью касаются совершенно других вещей. – Молли выжала в воду лимон и добавила немного сахарозаменителя. – Мой кофеин, – с улыбкой пояснила она.
Молли заранее приготовилась к недоверию и описала некоторые образы: как били парня, как над ним склонились трое, а потом свою боль и всепоглощающую грусть. Несколько раз она останавливалась – собиралась с мыслями и гадала, как лучше передать глубину своих ощущений.
По настоянию Майка Молли описала вкус яблочного леденца, и рот тут же наполнился слюной. Потом заговорила о холодных, мрачных пещерах и туннелях, о том, как Трейси и темноволосая женщина молились, стоя на коленях, перед морем свечей. В последнее время Трейси излучала спокойствие и умиротворение, которые казались Молли странными и почему-то не нравились.
Силы ее таяли. Молли замутило, словно она рассказывала о чем-то запретном, словно, описывая Картины, воскрешала их. Нужно продолжать, нужно упомянуть дурноту во время пробежки на Уайт-Граунд-роуд. Молли сглотнула желчь, поднявшуюся к горлу, и рассказала о девочке в струящемся цветастом платье, которая гуляла по кукурузному полю у церкви, а потом навсегда исчезла. Сэл с Майком молча записывали.
Молли начала задыхаться. Хотелось описать еще одну Картину. Она помолчала, восстанавливая дыхание, и рассказала, как коснулась двери в подвал дома Перкинсонов и ощутила на своих запястьях грубые мужские руки.
Молли сидела, поставив локти на стол и уткнув лицо в ладони. Видения, выдернутые из памяти, были как кошмар наяву. Голова налилась гулкой тяжестью. Молли чувствовала пустоту, точно вырвала из себя свою суть. Она едва расслышала спокойный голос Сэла:
– Запрашивай ордер!
Пастор Летт стояла на задней террасе дома, сжимая в руках чашку с кофе, смотрела на озеро и думала о прошлом. Она вспоминала, как все было, пока над Родни не устроили самосуд, до того, как она встала на путь лжи. Когда Родни был маленький, они вместе рыбачили на озере. Он садился на мостки, свешивал ноги в воду, но, пошевелив пальцами, быстро вытаскивал, боялся, что рыба укусит. И каждый раз она сердито выговаривала ему, что так он рыбу лишь распугает, но Родни продолжал забавляться. Ни одной рыбы они так и не поймали, зато каждую субботу, когда над озером еще стелилась утренняя дымка, а птицы только-только затевали свою перекличку, они с братом шагали к причалу в полном рыбацком обмундировании – жилеты защитного цвета, оснащенные тьмой карманов, резиновые сапоги, которые скидывали, едва оказавшись на мостках, и коричневые рыбацкие шляпы с широкими полями – Родни называл их «рыбьими головами». Пастор Летт улыбнулась воспоминанию.
На другом берегу озера царило оживление – то и дело подъезжали патрульные машины, полицейские с собаками сновали туда-сюда. Удивляться не следовало: пастор знала, к чему все идет. Тем не менее рука ее мелко задрожала, кофе выплеснулся на террасу. Пастор подумала о Молли, о долгих беседах, которые они вели, о деликатных нюансах ее депрессии. Жаль, что Молли перестала ей доверять.
