– Ваша честь, – начал я, устремив наконец взгляд на Лего, – судя по протесту, мистер Форсайт уже знает, кто эти люди и какое отношение они имеют к рассматриваемому делу. Тем не менее защита рада предоставить время, чтобы проверить новые имена и дать соответствующий ответ. Однако прерывать процесс нет необходимости. Я планирую развлечь присяжных долгой вступительной речью, а потом начать со свидетелей, чьи имена были в исходном перечне и уже одобрены судом.
Казалось, Лего осталась довольной, что ей предоставили такое простое решение.
– Очень хорошо, – сказала она. – Завтра утром и начнем. Мистер Форсайт, к этому времени вам придется ознакомиться со списком и подготовить ответ.
– Спасибо, ваша честь.
Лего вызвала присяжных. Пока они рассаживались, я стоял, изучая свои записи. Судья объяснила, что я заранее просил выступить со вступительной речью в начале судебного процесса. Она напомнила, что мою речь не следует толковать как показания, а затем передала слово мне. Я отошел от стола защиты. Обращаясь к присяжным, я никогда не брал с собой записи, не читал с листа и старался по максимуму поддерживать зрительный контакт.
Судья еще раньше постановила, что во время вступительной речи и адвокату, и прокурору разрешено стоять прямо напротив скамьи присяжных. Все юристы знают, что это место – кладезь, но для меня оно всегда было испытательным полигоном. Испытательным не в юридическом смысле. Я говорю про испытание самого себя перед лицом присяжных, про то, что нужно показать им, кто ты есть и за что борешься. Для начала, если хочешь получить шанс доказать свою правоту, нужно заработать их уважение. Отстаивать обвиняемого нужно горячо, без обиняков.
Для начала я зафиксировал взгляд на присяжном под номером четыре. Мэллори Гледуэлл, двадцати восьми лет, редактор в киностудии – анализирует присланные сценарии. Когда опрашивали кандидатов в присяжные, я сразу понял, что она мне нужна. Я буду рассказывать историю, буду выстраивать логические связи. И ее аналитические способности придутся как нельзя кстати. Ведь в конечном итоге присяжные должны предпочесть мою историю, а не историю Форсайта. И я нутром чуял, что именно Мэллори Гледуэлл перетянет их на мою сторону.
Пока Форсайт представлял линию обвинения, я не сводил глаз с Мэллори. Не скрою, я наблюдал за всеми присяжными, пытался читать по лицам, пытался найти зацепки, которые подсказали бы, какие свидетельства или улики произвели на них наибольшее впечатление, к чему они отнеслись с недоверием, что их разозлило. В Мэллори я разглядел лидера. И догадывался, что ее способности разобрать по косточкам всю историю сделают ее голос значимым, возможно даже решающим в ходе закрытого обсуждения. Поэтому она была первой, с кем я встретился глазами, и должна была быть последней. Мэллори тоже посмотрела мне в глаза и при этом не отвела взгляда; похоже, интуиция меня не подвела.
– Леди и джентльмены, – начал я. – Не думаю, что здесь нужны какие-то официальные представления. Мы хорошо осведомлены об этом судебном процессе, и я уверен, все друг друга знаем. Поэтому я буду краток, так как хочу побыстрее перейти к сути дела. Перейти к правде: что же на самом деле случилось с Глорией Дейтон.
Я сделал два шага вперед, раскинул руки и положил их на ограду перед скамьей присяжных, пытаясь сделать общение между одним человеком и двенадцатью незнакомцами предельно тесным, словно один на один со священником. Каждый присяжный должен почувствовать, что я обращаюсь только к нему:
– Знаете, юристы любят придумывать для всего названия. Присяжных мы зовем «боги вины». Поймите правильно: мы уважаем и религию, и веру, просто это отражает суть. Вы – боги вины. Вы решаете, кто виновен, а кто – нет. Кто свободен, а кто – нет. Выполняете благородное дело и в то же время несете тяжелую ношу. Чтобы принять ответственное решение, вы должны обладать всеми фактами. Вы должны знать историю, правдивую историю. Целиком. И эту историю вы должны интерпретировать самостоятельно.
Я снова взглянул прямо на Мэллори Гледуэлл. Убрал руки с ограждения и отошел на место адвоката так, чтобы двенадцать присяжных и два дублера полностью оказались в поле моего влияния. Продолжая говорить, я невзначай передвигался вправо, чтобы большинство присяжных смотрели на меня слева.
– До сих пор вы слышали эту историю лишь с одной стороны – стороны обвинения. Теперь вы услышите и увидите ее с другой стороны. Вы поймете, что в этом деле две жертвы. Жертвой, конечно же, стала Глория Дейтон. Но Андре Лакосс тоже жертва. Как и Глорией, им манипулировали, им воспользовались. Ее убили, а Андре подставили, сделали его крайним.
Моя прагматичная задача – посеять в ваши умы семена сомнения. А когда дело дойдет до решения, виновен Андре или нет и у вас возникнут обоснованные сомнения, тогда ваша задача – признать подсудимого невиновным. В следующие несколько дней я выйду за общепринятые рамки и поведу вас за собой. Вы узнаете, что Андре абсолютно невиновен. Вы узнаете, кто на самом деле совершил это ужасное преступление.
Здесь я взял паузу, но не отводил взгляда от лиц присяжных. Моя речь их пробрала.
– А теперь, перед тем как закончить, позвольте мне обратить ваше внимание на то, что наверняка беспокоило вас, пока вы слушали обвинение. Сомнение вызывает способ, каким мистер Лакосс зарабатывает на жизнь. Сказать по правде, мне это тоже не совсем нравится. Он, по сути, сутенер, только онлайн. А я, как и многие из вас, отец, и меня беспокоит мысль о том, что кто-то извлекает выгоду из сексуальной эксплуатации молодых людей. Но нельзя считать, что он виновен в убийстве только из-за рода его занятий. Я прошу вас подумать о жертве этого дела, о Глории Дейтон, и спросить себя, разве она заслужила такую смерть, потому что была проституткой? Конечно, вы ответите «нет». И таков же ответ на вопрос, можно ли признавать Андре Лакосса виновным в убийстве лишь потому, что он сутенер.
Замолчав, я устремил взгляд в пол. Настало время для яркой концовки. Когда я поднял голову, то встретился глазами непосредственно с Мэллори.
– Я даю вам обещание, что вы тоже можете с меня спросить. Если я не сумею доказать то, о чем говорю, тогда вперед, признавайте моего клиента виновным. Эту ставку я готов принять, и ее готов принять Андре, потому что мы знаем, где правда. На нашей стороне, на стороне невиновного.
Я вновь замолчал, надеясь, что Форсайт выдвинет протест. Присяжные должны были посмотреть, как он выступает против меня, пытается остановить, чтобы я не сказал правду. Однако обвинитель оказался не лыком шит. Он понял, что происходит, и воздержался, не дав мне то, что я хотел. Я продолжил:
– Защита в дальнейшем предоставит и улики, и свидетельские показания, доказывающие, что мистер Лакосс – всего лишь козел отпущения. Попавший в сети коварнейшего плана. Плана, придуманного теми, кому мы больше всего доверяем, теми, кто ложно обвиняет невиновного человека. Эта история о том, как желание спрятать правду в конечном итоге приводит к убийству и сокрытию. Надеюсь, что мы с вами вскроем эту правду, и вы провозгласите соответствующий вердикт – не виновен. Большое спасибо.
Вернувшись на свое место, я тут же сверился со своими записями: не забыл ли чего. Похоже, мне удалось осветить все основные факты. Андре, наклонившись, прошептал слова благодарности. А я ответил, что это только начало.
– Полагаю, пора сделать перерыв, – сказала судья. – Через пятнадцать минут начнем с представления доводов защиты.
Я встал, когда поднялись с мест присяжные, и наблюдал, как они вереницей выходят через двери в комнату для совещаний. Мэллори Гледуэлл шла с опущенной головой. Потом, в последний момент, уже на полпути к выходу, почти в дверном проеме, она развернулась и посмотрела в зал.
Я вылетел из зала, как только его покинула судья и вышли присяжные, потому что хотел в туалет. Я готовился к вступительной речи и не спал с четырех утра, в мыслях был только процесс. Поэтому обильно заливал в себя кофе, чтобы поддерживать работоспособность. И теперь едва терпел.
В коридоре на скамейке сидел Сиско, а рядом с ним – Фернандо Валенсуэла.
– Как тут у нас дела? – бросил я мимоходом.
– Отлично, – ответил Сиско.
– Это точно, – подтвердил Валенсуэла.
– Сейчас вернусь, – сказал я.
Несколько минут спустя я стоял у писсуара. Меня переполняло чувство облегчения. Я даже закрыл глаза, так как прокручивал в голове отдельные моменты из вступительной речи. Я не услышал, как открылась дверь в туалет, и не понял, что кто-то подошел ко мне сзади. Я уже застегивал ширинку, как меня толкнули лицом на кафельную плитку прямо над писсуаром. Пригвоздили руки, и я не мог пошевелиться.
– И где же твои защитнички из картеля?
Я узнал и голос, и запах кофе с сигаретами.
– Отвали от меня, Лэнкфорд.
– Нарываешься, Холлер? Хочешь получить по морде?
