— Пока не знаю, — ответил он Ивэну, неожиданно для самого себя почувствовав прилив бодрости. — Но к чему гадать? Думаю, нас не выгонят со службы, если мы посетим парочку умельцев, промышляющих фальшивками, опросим осведомителей и тряхнем как следует скупщиков краденого.
Лицо Ивэна прояснилось, и он восхищенно улыбнулся. Похоже, помощник Монка был весьма поверхностно знаком с преступным миром, который еще не утратил в его глазах ореола таинственности. Что ж, краски трущоб покажутся Ивэну мрачноватыми: серый цвет нищеты и черный — застарелой боли и привычного страха. Горький юмор их обитателей напоминает о виселице.
Монк смотрел на мягкие черты лица Ивэна. Ну как ему объяснить? Слова — всего лишь ярлыки, навешанные на привычные вещи. А как подготовить Ивэна к встрече с отбросами человечества, коими кишат Уайтчепел, Сент-Джайлз или Блюгейт-Филдс? Сам Монк в детстве изведал тяготы жизни. Голод, протекающие башмаки, одежда, не спасающая от пронизывающего северо-восточного ветра, мечты о куске хлеба с подливой, озноб и яростная чесотка; потрескавшиеся губы и белые от холода пальцы Бет.
Но были и приятные воспоминания. Уверенность в относительной безопасности и чистота. Чистота во всем. Чистая скатерть, чистая (пусть даже старая) одежда, дочиста выскобленный стол, запах муки и рыбы, насыщенный солью весенний ветер, врывающийся в открытое окно.
Определенно, память понемногу восстанавливалась. Монк мог уже припомнить целые картины из своего детства. По воскресеньям они ходили в церковь. Ему слышались обрывки напевов, торжественно исполняемых людьми, верящими в то, что они поют, и знающими, что поют они хорошо.
Мать наставляла его быть честным, прилежно работать и учиться. И все-таки он так и не смог мысленно представить себе ее лицо. Каждый раз, когда он пытался это сделать, он видел перед собой лицо Бет — уже взрослой, той Бет, с которой он встретился несколько недель назад. Вероятно, они просто были очень похожи.
Ивэн смотрел на Монка выжидающе, весь в предвкушении настоящего сыска, вылазки в самое средоточие преступного мира.
— Да, — кивнул Монк. — Здесь уж нам никто руки связать не сможет.
«Даже Ранкорн», — мысленно добавил он.
Монк двинулся к двери, и Ивэн последовал за ним. Наводить порядок не стоило, лучше было оставить все как есть. Чуть позже какая-нибудь деталь в этом хаосе могла подсказать, кто были эти странные посетители.
Монк почти уже миновал прихожую, как вдруг остановился как вкопанный. Его заинтересовали трости. Он видел их и раньше, но мельком; все его внимание тогда было приковано к месту убийства. Итак, одна трость послужила оружием. Здесь, в прихожей, стояли еще четыре. Возможно, с тех пор как Грей стал хромать, он завел себе целую коллекцию. Ничего удивительного, майор всегда заботился о своей внешности. Видимо, одна трость предназначалась для утренних прогулок, другая для вечерних, третья — покрепче — для загородных поездок и еще одна — на всякий случай.
Взгляд Монка остановился на темной прямой трости цвета красного дерева с красивым медным обручем, отчеканенным в виде звеньев замкнутой цепи. Внезапно Монка бросило в жар; он догадался, что видел эту трость раньше — и не раз.
Ивэн застыл рядом, явно недоумевая по поводу причины промедления. Монк напрягал память, пытаясь вызвать образ человека с этой тростью в руке. Бесполезно. И все же трость была ему знакома, мало того — внушала неясный страх.
— Сэр? — неуверенно позвал Ивэн. Оба стояли неподвижно посреди прихожей. Монк так и не смог представить ни человека, ни даже его руку — он видел одну только трость.
— Вы о чем-то задумались, сэр? — Голос Ивэна вывел его из столбняка.
— Нет. — Монк наконец шевельнулся. — Нет. — Надо было как-то объяснить свое поведение. — Я просто прикидывал, с чего начать. Вы говорите, Гримвейд не обратил внимания на имена посетителей, когда просматривал документы?
— Нет. Но какая разница: имена-то все равно наверняка были вымышленные.
— Да, конечно. Но тот, кому заказали фальшивые документы, тоже мог их запомнить. — Вопрос Монк явно задал дурацкий — пришлось выкручиваться. Больше таких ошибок делать не стоило, потому что Ивэн внимал каждому его слову, словно откровению. — А мошенников, подделывающих документы, в Лондоне более чем достаточно. — Он постарался, чтобы голос его звучал твердо и значительно. — Осмелюсь предположить, что полицейские документы на прошлой неделе подделывали сразу несколько таких умельцев.
— О… Да, конечно. — Ивэн был полностью удовлетворен таким объяснением. — Но Гримвейд обратил внимание только на номер полицейского участка.
— Естественно. — Монк уже полностью взял себя в руки. — Впрочем, надеюсь, этого будет достаточно.
Ивэн тем временем закрыл дверь и повернул ключ в замке.
Но когда они оказались на улице, Монк резко изменил планы. Ему захотелось посмотреть, какое будет у Ранкорна лицо, когда он услышит об ограблении и поймет, что коль скоро Шелбурн тут ни при чем, то публичного скандала не предвидится. Стало быть, из двух опасностей остается одна: не справиться с делом. А в случае успеха Монку вообще ничего не грозит.
Он под благовидным предлогом отослал Ивэна, предупредив, что через час им нужно встретиться снова, а сам остановил кеб и покатил по солнечным шумным улицам к полицейскому участку. Когда Монк переступил порог кабинета, Ранкорн повернул к нему сияющее благодушием лицо.
— Доброе утро, Монк, — бодро приветствовал он. — Ничего нового, как я понимаю?
Для начала Монк доставил себе удовольствие, изобразив неуверенность — стал очень похож на робкого купальщика, которому предстоит окунуться в холодную воду.
— Расследование полно неожиданностей, — ответил он невпопад, встречаясь взглядом с начальником.
Ранкорн напустил на себя мрачный вид, но было ясно, что в душе он ликует.
— К несчастью, мы не уполномочены развлекать публику, — ответил он, тоже растягивая удовольствие. — Да и не забавляет никого наш озадаченный вид. Вы сильно сдали, Монк. — Он слегка нахмурился и откинулся в кресле. Проникший через окно солнечный луч упал ему на макушку. Голос Ранкорна внезапно исполнился сочувствия. — Вы уверены, что оправились от удара? Что-то вы сами на себя не похожи. Раньше вы не были таким… — Он улыбнулся, как бы смакуя про себя еще не произнесенное слово. — Таким робким. Вашей единственной целью всегда было правосудие. Не помню случая, чтобы вы спасовали даже в самых сложных обстоятельствах.
В глубине его глаз таились сомнение и неприязнь. Почему-то в такие мгновения Ранкорн напомнил Монку человека, балансирующего на неподвижном велосипеде.
— С вашими-то способностями, позволившими вам подняться так высоко и так быстро…
Он приостановился, выжидая. Теперь начальник напомнил Монку паука, подстерегающего муху: рано или поздно она непременно запутается в его сетях, и уж тогда…
Монк решил продолжить игру. Ранкорн торжествовал победу и невольно выдавал свои истинные чувства, а стало быть, и слабые места.
— Это преступление не похоже на все прежние, — неуверенно ответил он, подпустив в голос тревожную нотку, и сел на стул напротив бюро. — Не помню ничего подобного.
— Убийство есть убийство, — несколько напыщенно изрек Ранкорн. — Правосудию все едино и, позвольте быть до конца откровенным, публике — тоже. Но это дело содержит в себе все, что может привлечь внимание публики, точнее — журналистов, которые манипулируют ее мнением.
Монк решил блеснуть педантизмом.
— Не совсем, — возразил он. — Здесь нет любовной истории, а публика обожает именно романы. А главное — здесь нет женщины.
— Нет любовной истории? — Брови Ранкорна подпрыгнули. — Я никогда не подозревал вас в малодушии, Монк, а тем более в тупости! — Лицо его выражало глубочайшее удовлетворение и живейший интерес. — Вы уверены, что с вами все в порядке? — Он чуть подался вперед для вящего эффекта. — Головными болями не страдаете? Знаете, после такого страшного удара… Может быть, вы уже забыли, но, когда я навестил вас в больнице, вы меня даже не узнали.
Усилием воли Монк изгнал страшную мысль, готовую вторгнуться в его сознание.
— Неужели роман? — тупо спросил он — так, словно и не слышал последних слов Ранкорна.
— Джосселина Грея с его невесткой!
Ранкорн впился в Монка колючим взглядом из-под прикрытых век.
— Общество уже знает об этом? — с невинным видом удивился Монк. — У меня не было времени пролистать газеты. — В сомнении он выпятил губу. — Вы полагаете, было благоразумно сообщать об этом прессе? Лорд Шелбурн вряд ли придет в восторг!
Лицо Ранкорна вытянулось.
— Нет, разумеется, я ничего никому пока не сообщал! — Он уже с трудом сдерживался. — Но рано или поздно сказать придется. Вы не сможете держать это в секрете вечно. — Он взглянул на Монка чуть ли не с аппетитом. — Вы сильно изменились, Монк, а раньше были настоящим бойцом! Вас словно подменили. Такое впечатление, что вы сами себя не узнаете. Вы, случаем, не забыли все на свете?
