Я сглатываю и киваю. Если соглашусь, что больна, Вивьен станет мне доверять. Ей выгоднее, чтобы я была не в своем уме.
– И еще я нашла твой телефон в ванной – в шкафу под стопкой полотенец. Ты хотела его спрятать?
– Нет, – шепчу я.
– Не верю, – говорит Вивьен. – Элис, ты должна посмотреть правде в глаза: ты больна.
У тебя тяжелейшая послеродовая депрессия. – Она гладит меня по плечу: – Здесь нечего стыдиться. У каждого из нас бывают моменты, когда мы нуждаемся в заботе. А тебе, сравнительно с другими, повезло: ведь присматривать за тобой буду я.
9.10.03, 12:00
Чарли с Саймоном сидели на большом зеленом диване, заляпанном белесыми пятнами. Они приехали к чете Рэев, Моне и Ричарду (в прошлом – Фэнкорту). Семья занимала половину двухэтажного коттеджа на широкой, обсаженной деревьями улице в городке Гиллингем в графстве Кент. Позади у детективов была мучительная дорога, натянутый вежливый разговор, но Чарли, по крайней мере, не донимала Саймона злобными замечаниями.
Напротив Саймона, в кресле с высокой спинкой и сальным следом на подголовнике, сидел мальчуган в школьной форме – бордовом джемпере и черных брюках. Парень жевал бутерброд. Рыжеватые волосы растрепаны, и веет казенным запахом, что напомнил Саймону начальную школу «Горз-Хилл», куда он сам ходил в семидесятых.
– Мама с папой сейчас придут, – сообщил детективам Оливер Рэй, оставшийся дома, потому что в школе сломалось отопление.
Саймон сидел и наблюдал, как мальчик кусает толстый ломоть волокнистого хлеба, диетического и неаппетитного на вид. Единокровный брат Дэвида Фэнкорта. Лет тринадцать, прикинул Саймон. Не грудничок. И не девочка. Совсем не Маленькое Личико, как в отчаянии утверждала Элис.
Перекошенная дверь гостиной со скрипом приотворилась, и в комнату с заливистым лаем вбежал большой черный лабрадор. Он тут же ткнулся носом Саймону в промежность.
– Сидеть, Мориарти, сидеть, малыш, – скомандовал Оливер.
Пес неохотно повиновался. В облаке крепких мускусных духов вошла Мона Рэй – пухлая седая дама с каре и россыпью конопушек на носу и скулах. Саймон отметил сходство матери и сына. Фиолетовая водолазка Моны удачно сочеталась с черными брюками и туфлями, в ушах – маленькие скромные золотые сережки с жемчужинами. Мать Саймона назвала бы ее «дамой со вкусом».
Элегантность Моны удивила Саймона. В таком доме он скорее ожидал встретить расхристанную хозяйку. Ему, правда, приходилось видеть жилища и позапущеннее, но они не были так велики. Как правило, это муниципальные хибары, населенные алкоголиками, наркоманами и мошенниками на пособиях. Собаки там были куда костлявее, и ни одну не звали Мориарти.
В гостиной Рэев два больших окна с витражами поверху выходили на улицу, и стекла в трухлявых рамах дребезжали при малейшем ветерке.
Ковер на полу – тонкий и вытертый, больше похожий на красно-коричневую подстилку. Но на стенах асимметрично развешаны шесть живописных полотен, с виду – подлинники. Стало быть, у супругов водятся лишние деньги. Вот только Саймон не мог взять в толк, зачем хозяева потратились на огромные холсты, заляпанные разноцветными брызгами краски. Наверное, Мона и Ричард дружат с каким-то нуждающимся художником и купили у него эту мазню из сострадания. Потолок во всех четырех углах чернел, словно после пожара.
– Догадываюсь, вы не сразу нашли Ричарда, – начала беседу Мона.
– Конечно, ведь он сменил фамилию, – ответила Чарли.
Колин Селлерс, который, собственно, и вычислил отца Дэвида Фэнкорта, весьма язвительно прошелся насчет мужчин, что берут фамилию жены. Чарли обозвала его неандертальцем, но в душе Саймон был с Селлерсом солидарен. Традиции нужно уважать.
– Все больше мужчин так поступает, – сообщила Мона, словно уловив в голосе Чарли неодобрение и решив защитить мужа.
В этот миг в комнату прошаркал маленький горбун с седой бородкой – ни дать ни взять, садовый гном. Серая шерстяная кофта застегнута не на ту пуговицу, а шнурки на ботинках развязались. Состояние дома отчасти объяснилось. Ричард Рэй сразу бросился пожимать гостям руки. При этом он так раскачивался, что чуть было не стукнулся лбом с Чарли.
– Ричард Рэй, – представился он. – Молодцы, что приехали в такую даль. Хотя я уже говорил по телефону, что вряд ли смогу быть полезен.
– Вы видели Элис Фэнкорт в последнюю неделю или слышали что-нибудь о ней? – спросила Чарли.
Она уже задавала этот вопрос Рэю по телефону – при Саймоне. Зря они все-таки потащились в Кент.
– Нет.
– А какие-нибудь необычные встречи или разговоры были? Ничто не показалось вам странным? Может, кто-то слонялся вокруг дома?
Рэи покачали головами.
– Нет, – сказал Ричард. – Я уже говорил, что никогда не видел Элис и даже не знал, что Дэвид снова женился.
– Значит, про первый его брак вы знали?
– Ну…
Ричард замялся. Они с женой переглянулись и посмотрели на сына.
– Оливер, дружок, иди делать уроки, – сказала Мона.
Младший брат Дэвида Фэнкорта, пожав плечами, не спеша вышел из комнаты. Очевидно, парочка детективов, что заявилась в их дом, нисколько его не заинтриговала. В его возрасте Саймон тоже беспрекословно слушался матери, но все равно сгорал бы от любопытства.
Ричард Рэй стоял посреди комнаты, по-прежнему раскачиваясь.
– Так на чем мы остановились? – спросил он.
– Про Лору мы узнали только после ее гибели, – сказала Мона, сердито глянув на мужа.
Она села на место Оливера и сложила руки на коленях.
– Значит, вы не поддерживаете связь с Дэвидом? – спросил Саймон.
– Нет. – Ричард помрачнел. – Как это ни прискорбно.
– А можно спросить – почему?
– Мы с его матерью разошлись.
– Но вы могли бы продолжать видеться с сыном, – сказала Чарли.
Уж ее-то никто не посмел бы разлучить с детьми. Пусть только попробуют!
– Оно-то верно, но, понимаете, так уж сложилось. Не всегда знаешь, как лучше поступить…
Чарли с Саймоном переглянулись. Мона Рэй закусила губу, и ее щеки залились краской.
– Значит, вы решили прекратить всякое общение с сыном? – Чарли заговорила сурово.
– У него была мать, причем очень заботливая. Одна Вивьен с успехом заменяет мать и отца. Я всегда там был вроде как лишним.
Мона шумно вздохнула.
– Детям не на пользу, когда разведенные родители тягают их друг у друга, – пояснил Ричард – скорее жене, чем полиции.
– Но ведь вы, наверное, скучали по сыну? – не сдавалась Чарли. – Неужели вам ни разу не хотелось ему написать? Хотя бы открытку послать на Рождество? Или поздравить с днем рождения? Сообщить об Оливере?
Ричард Рэй закачался еще сильнее.
– Мы с Вивьен подумали, что лучше Дэвида не смущать.
Мона обронила что-то неразборчивое. «Интересно, – подумал Саймон, – знает ли она, что муж врет?» По крайней мере одно письмо он написал, если верить Элис. Почему же промолчал об этом?
Чарли едва не подпрыгивала от нетерпения. Она сняла очки и потерла переносицу. Это был сигнал для Саймона: пора переходить к известному трюку, опробованному много раз.
– Можно мне воспользоваться вашим туалетом? – спросил Саймон хозяев.
Они явно обрадовались, будто ответить на любой другой вопрос им было гораздо труднее. Мона предложила на выбор три туалета, и Саймон пошел в ближайший. Он оказался просторнее Саймоновой спальни – там даже гуляли сквозняки и стояла скульптура: нагой женский торс с пышными формами. И зачем ставить такое у себя дома?
Запершись, Саймон вынул телефон и вызвал Чарли.
– Чарли Зэйлер, – отозвалась та.
Саймон молчал.
– Да… Простите, я на минутку выйду, – сказала Чарли Рэям.
Дождавшись стука входной двери, Саймон для вида спустил воду, прошмыгнул в коридор, подкрался к дверям гостиной и прислушался. Мона уже разошлась не на шутку:
– … И позор, как ты ее выгораживаешь! Зачем ты сказал, будто вы с Вивьен договорились, что ты исчезнешь из жизни мальчика? Ни о чем вы с ней не договаривались! Она тебя выгнала, а потом настроила против тебя ребенка!
– Дорогая, успокойся. Все было совсем не так.
– Да что ты несешь? – Мона перешла на крик. – Именно так, черт возьми!
– Это давно в прошлом. Не заводись. Какой смысл ворошить старые обиды?
– Вспомни его ответ на твое письмо. Ясно же, что Дэвида науськали на тебя.
По ее голосу Саймон почувствовал, что ворошить старые обиды – это Монин конек.
– Дорогая, прошу тебя. Я расстроюсь…
– Ну так, может, и надо бы расстроиться? Даже разозлиться вместе со мной, черт возьми! Дэвид тебя обожал, а Вивьен не могла этого стерпеть – вот и все. Она хотела быть единственной. В наши дни такие, как она, используют донорскую сперму. Сам знаешь, у нее мания величия. Почему ты не рассказал – тебя же прямо спросили?
– А что толку, дорогая? Это не имеет отношения к пропаже жены Дэвида и их дочки.
– Бесхребетный ты, тряпка!
– Дорогая, ты, конечно, права. Но если б я хоть что-то знал об Элис или девочке, то рассказал бы.
