Подойдя к Валентине, я положила руку ей на плечо и посмотрела с благодарностью.
— Спасибо, Валя. Спасибо за то, что Жан остался жив.
— Да ладно, — Валентина переминалась с ноги на ногу. — Я же тебе пообещала его найти. Вот и нашла. Самое главное, что он остался жив, а то могли бы не успеть. Он у тебя весь обессиленный, избитый, ничего не ел и даже от воды отказывался. Дед сказал, что он в знак протеста объявил голодовку. Еще пару дней, и старик бы в него стрельнул, на повозку погрузил и отвез подальше.
— Валя, да хватит уже об этом! — влез в разговор дед. — Зачем ты на меня клевещешь?
— Да ты же нам сам про это рассказывал. Говорил или не говорил?
— Ну, говорил, — виновато кивнул головой дед. — Но ведь я же сразу сказал, что это всего лишь мысль. Такая шальная мысль промелькнула у меня в голове, и все. А потом ее и не стало.
— Ой, Матвей, у такого, как ты, она еще десять раз промелькнуть могла.
— Да это все из-за любви, будь она неладна, — отмахнулся дед.
Ты мне про свою любовь не рассказывай! У тебя полная деревня одиноких баб, и любая будет тебе рада без всякого списка продуктов и коттеджа. Но ты на свою деревню начхал и в соседнюю пошел. Тебе что, здешних бабок мало?
— Да не за ними, а всего за одной. Сердцу не прикажешь. Я же всю жизнь бабок просто топтал, а в эту по уши втрескался. Вот ведь как в жизни бывает. Нежданно-негаданно. Любовь приходит именно тогда, когда ты ее уже совсем не ждешь.
— И выбрал же себе какую-то ненормальную Матрену, из-за которой ты разум потерял и людей похищать начал!
Видимо, сама фраза о том, что дед начал похищать людей, ему не понравилась, и он укоризненно покачал головой.
— Еще скажи, что я не так сказала? — встала в воинственную позу Валентина.
— Я людей не похищал. Это казанцы людей похищают, а я подобным не занимаюсь. Я просто взял уже похищенного француза и из одного дома перевел в другой. Из комнаты в подвал.
— Только и всего. А ну-ка налей нам с Томой по рюмке своей ядреной самогонки!
— Это я мигом. — Дед разлил самогонку по рюмкам, протянул одну из них мне, другую Валентине, а третью взял сам. Окинув доброжелательным взглядом француза, он улыбнулся ему и торжественно произнес:
— За здоровьице. Не болей и передавай привет своему Парижу. Нам с Матреной, конечно, там уже никогда не побывать, так как у нас ни средств, ни желания нет.
А почему у тебя, дед, нет желания? — поинтересовалась я, держа в руках полную рюмку. — Что, никогда не мечтал побывать в Париже?
— Фильм есть такой «Увидеть Париж и умереть». Меня это название очень сильно пугает, — тут же объяснил повеселевший Матвей. — А нам с Матреной еще пожить хочется. Название у фильма не зря придумали. Это же какой-нибудь умный человек написал. Так что после Парижа и умереть можно. Я, когда про этот город слышу, сразу этот фильм вспоминаю. Ну и пусть я не был в Париже, зато я настоящего француза видел.
— Ты его не просто видел, ты его в подвале держал, — поправила его Валентина.
— Я же и говорю, что я настоящего француза очень близко видел, — выкрутился дедок. — Я сегодня утром к Матрене ездил, сказал, что скоро у меня будет новый коттедж, что мне его мой хороший друг француз купит, так она надо мной посмеялась. Сказала, что мое нынешнее состояние называется не что иное, как старческий маразм. Эх, черт с ним, с этим коттеджем. И все-таки не завидую я этим французам.
— Вот и правильно, — рассмеялась Валентина, — французы пусть в своем Париже живут, а ты в своем огороде копайся, капусту выращивай и звезд с неба не хватай.
— А я и не хватаю. Наши бабы нас больше любят. У нас душа нараспашку. За мужика все отдадут, а их бабы шибко не раскошелятся.
— Еще неизвестно, отдала бы Матрена за тебя что или нет, — заметила Валентина.
— Может, и отдала. Кто ее знает? Да только у нее нет ничего.
Выпив рюмку, я подошла к Валентине и поторопила ее:
— У тебя на даче мы оставили машину. Вдруг кто приедет. Тебя искать начнет.
— Никто не приедет.
— Мало ли. Думаю, что твоя дача — это не самое надежное место, где можно укрыться.
— Конечно, поехали.
Мы с Валей подошли к Жану и помогли ему сесть. Пьяный Жан облокотился на спинку дивана и хрюкнул.
— Ой, да он никакой, — заметила Валентина. — Говорят, французы от запаха спиртного пьянеют, а мы его самогонкой накачали.
— Он слабый, вот и опьянел быстро.
— Они такие же, как мы, и выпивают нормально.
Да пила я с французами. Я же тебе говорила, что я в Москве с туристической группой из Франции в одной гостинице жила. Слабые они. И в постели слабые. Или мне просто такой попался. Повошкался, повошкался, затем как закричит и упал лапы кверху. Я перепугалась, думала, может, ему плохо. А оказалось, что ему очень даже хорошо. Это у него оргазм наступил. А с чего он наступил, я так и не поняла. Я ведь даже ничего почувствовать не успела. Посмотрела на его крючок и тяжело вздохнула. Карандаш и тот толще. Да он еще и с обручальным кольцом был. Ты только представь, он же чей-то муж. Я еще тогда подумала, что живу одна, и не надо никого. Если мне сильно приспичит, то я себе хорошего мужика найду и не разочаруюсь. А так каждую ночь такой французский карандаш рядом без толку лежать будет. Что хорошего то? Лапы поднимет и кричит, как будто он у него надломился. Так его еще обстирывать надо, кормить, с работы встречать и слушать то, что у него произошло за день. Получается, вроде с мужиком живешь, а мужика и не чувствуешь. Этот-то хоть не такой?
Валентина кивнула в сторону Жана, чем вогнала меня в краску.
— Валя! Как тебе не стыдно!
— Да я уже сто лет Валя. А почему мне должно быть стыдно? Мы все взрослые люди. Я просто хотела узнать, у всех французов с карандаш или встречается поприличнее.
— Я не отвечаю на подобные вопросы, потому, что это слишком интимно.
— Да ладно тебе. В наше время вообще интимных вещей не бывает. Сейчас по телевизору только про это и говорят, а все газеты сексуальными письмами и голыми девицами напичканы.
— У Жана все в порядке, — произнесла я ледяным голосом и покраснела еще больше.
— Ну и слава богу. Значит, мне просто не повезло, — успокоилась Валентина и перевела разговор на другую тему: — Куда мы сейчас твоего француза повезем?
— В отель.
— В таком виде?
— Какая разница, в каком. Его нужно срочно, первым же самолетом, отправить в Москву, а там пусть летит в Париж.
— Он же у тебя самолетов боится!
— Мне кажется, что после всего, что он пережил, он уже вряд ли будет вообще чего-либо бояться.
— Ты права. В таком состоянии его можно смело сажать на что угодно. Ты побудь пока здесь, а я машину сюда подгоню. Я ее специально на своей даче бросила и не стала к деду на ней подъезжать. Думаю, увидит машину да деру даст. Где мы его искать будем? А так мы его на огороде застали. Тома, я сейчас приеду.
Валентина приобняла меня и направилась к выходу. Я бросилась следом за ней:
— Я хотела сказать, что доверяю тебе.
— Спасибо. Я через пять минут буду.
Валя пошла к своей даче, а я села рядом с Жаном и стала гладить его по грязным, спутанным волосам.
— Жан, сейчас приедем в отель. Я тебя помою, приведу в порядок, ты немного отдохнешь и поедешь в Москву. Тебе нужно уезжать в Париж. Ты хочешь домой?
— Да, — кивнул головой Жан и произнес пьяным голосом: — Франсуаза волнуется.
Мне показалось, что мне вонзили стрелу в самое сердце, но я не показала свою боль Жану.
— Твою жену зовут Франсуаза?
— Да.
— Красивое имя. Я ей звонила, она не сказала, как ее зовут.
— А зачем ты ей звонила? — Несмотря на подвыпившее состояние, в котором пребывал Жан, я сразу поняла, что ему не понравилось произнесенное мной. Более того, он разозлился настолько, что я с трудом смогла удержать его на диване.
— Не волнуйся. Я не сказала ей, кто я такая. Я представилась как твоя коллега по работе из Казани. Я же не знала, где ты и что с тобой. Я места себе не находила. Я очень переживала. Мне нужно было узнать, нет ли тебя дома. Я позвонила от безысходности, поверь. Но я ни в коем случае тебе не навредила. Твоя жена ничего не заподозрила.
— Что сказала тебе Франсуаза?
— Она сказала, что она тебя ждет и верит во все хорошее.
— Я знал, что она так скажет. — Жан не скрывал, что доволен моим ответом, и широко улыбнулся.
Я специально не сказала Жану о том, что в тот момент, когда я звонила его жене, у нее играла музыка и были слышны мужские голоса. Мне не хотелось причинять любимому человеку лишние страдания. А что касается той душевной боли, которую в данный момент испытывала я сама, то я к ней уже давно привыкла.
— Тома, можно тебя на минутку.
Я повернула голову и посмотрела на стоящего рядом с собой деда.
— Что еще?
— Тома, ты за меня, пожалуйста, замолви словечко перед Валей. Пусть она все, что произошло, в тайне держит. Я понимаю, что я плохо поступил, и вину свою не отрицаю, а очень раскаиваюсь. Я уже сам тысячу раз пожалел о том, что сделал. Не нужно ребятам Влада ничего рассказывать. Они же за это дело меня прямо в этих грядках закопают. А мне пожить хочется. Урожай собрать. К Матрене побегать и ее немного потискать. Я всем, чем хочешь, поклянусь, что больше никогда в жизни чужого не возьму. Ни кастрюли, ни бутылки чужой и ни француза. Пусть они там хоть черта лысого привозят, я к нему даже не притронусь. Буду честно свою работу выполнять и лишнего не спрашивать. Да и все эти иностранцы один сплошной порожняк.
