– Ба! Об этом я и мечтать не мог – уютная комната, интимное освещение…
Спичка дрогнула в ее руке, но Неля все же умудрилась поджечь свечу, и только потом обернулась.
– Вы меня напугали! – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо. Удавалось ей это плохо: в присутствии Рощина молодая женщина чувствовала себя как-то странно.
– Да ладно, – тихо произнес Макс, закрывая за собой дверь. – Ты же меня ждала?
Нелю обдало жаром. Он назвал ее на «ты». Повернув ключ в замке, скрипач приблизился и двумя пальцами взял ее за подбородок. Неля считала себя высокой, и все же ей приходилось смотреть на Макса снизу вверх.
– Ну и где ты пропадала так долго?
Неля едва могла дышать. Это какое-то сумасшествие: она стояла здесь, практически обездвиженная своими собственными чувствами и ощущениями, ведь то, что Рощин держал ее за подбородок, едва ли являлось препятствием к тому, чтобы она могла его оттолкнуть. Однако Неля не делала ни малейших попыток вырваться, глядя в зеленые глаза скрипача, как кролик глядит на удава. Она знала, что он убийца. Он убил одного человека и стал причиной гибели другого… И все же Неля не пыталась освободиться.
– Я… искала сбежавших, – ответила она на вопрос скрипача, с трудом ворочая языком.
– Нашла? – вопросительно вздернул он темную бровь.
– Одного…
– Молодец!
Рот Макса накрыл ее приоткрытые губы, а его сильные руки не дали ей мешковато осесть на пол, так как девушка практически потеряла ориентацию в пространстве. Она не была новичком в отношениях мужчины и женщины, но вынуждена была признаться себе, что раньше не испытывала подобных ощущений от прикосновений представителя противоположного пола. Неля всегда была за равноправие, однако сейчас, оказавшись в полной власти мужчины, не чувствовала себя ущемленной. Рощин оказался очень сильным – она не ожидала такого от человека, длительное время проведшего в инвалидном кресле, истощенного и обколотого препаратами. Он ее удивил, восстанавливаясь с невероятной быстротой! И все же что-то мешало ей расслабиться в его руках. Возможно, ощущение того, что он действует небескорыстно. С другой стороны, какая выгода скрипачу от соблазнения врача?
Мысли Нели окончательно спутались, когда Макс, аккуратно подведя молодую женщину к дивану, опрокинул ее на спину, предусмотрительно подложив ей под голову руку, чтобы она не ударилась о жесткий подлокотник.
– Это… неправильно! – едва слышно пискнула Неля, всей душой желая, чтобы он не останавливался и одновременно понимая, что именно это и следует сделать. – Мы не должны…
Но Рощин ничего не ответил на ее слабый протест, который и протестом-то назвать нельзя, так как, на словах укоряя его, Неля сама держала Макса за шею, и он вряд ли сумел бы вырваться, не применив силу. Его рука принялась деловито расстегивать пуговицы халата, в то время как язык нежно касался ее кожи, путешествуя от лица к основанию шеи, словно нащупывая эрогенные зоны, дабы впоследствии вернуться в «памятные» места.
Остекленевший от нахлынувших новых ощущений взгляд Нели сосредоточился на потолке, где обозначился яркий кружок от дрожащего пламени свечи. Он плясал и корчился, отбрасывая тень, словно ее собственное самоуважение и жалкие остатки профессиональной этики, порабощенные руками и губами Макса.
* * *
Иван слушал Марию Лычко, с трудом веря, что ее слова могут являться правдой. Рассказ бывшего психиатра «Синей Горки» походил на какой-то триллер. И все же Паратов не видел оснований не верить женщине, ведь она долгое время проработала в интернате и знала всю подноготную начальства и коллег. Вкупе с доказательствами, собранными Нелли Тарле, слова Лычко могли заживо похоронить не только главврача «Горки», но и его подручных.
– Скажите-ка, Мария Евграфовна, – воспользовавшись паузой, сказал Иван, – как объяснить разницу в количестве пациентов на бумаге и в реальности? Одна из работниц «Горки» упомянула, к примеру, что в «буйном» отделении в данный момент содержится около девяноста пациентов, в то время как в компьютере главврача указано куда большее количество.
– А как вам удалось заглянуть в компьютер Ракитина? – изумилась Лычко. – За время работы в «Горке» мне ни разу не довелось остаться в кабинете главного в его отсутствие!
– Не важно. Так вы можете что-либо сказать по этому вопросу?
– Могу, – вздохнула врач. – Больницы получают финансирование, исходя из количества пациентов – подушно, так сказать. Поэтому работникам, в первую очередь начальству, выгодно, чтобы больных было как можно больше. Что касается обычных отделений, сохранить контингент практически невозможно, ведь люди приходят и уходят, хоть и остаются под амбулаторным наблюдением. А в отношении «буйных» пациентов или тех, чье нахождение в клинике, ввиду диагноза, считается пожизненным, вообще можно не стесняться!
– Значит, Ракитин занимается приписками, указывая в отчетах завышенное количество пациентов?
Лычко кивнула.
– Но ведь его проверяли! – недоумевал Иван. – Как скрыть факт отсутствия людей в палатах?
– Ракитин всегда знает, когда грядет очередная проверка, и тщательно готовится. Во-первых, «накрывает поляну»: завхоз и заведующий «буйными», Гурзо, лично занимаются закупками продовольствия и ценных подарков. Думаю, у Ракитина кто-то есть в Комитете, раз ему так легко удается навести тень на плетень.
– Но количество…
– Ракитин договорился с людьми из соседних поселков. Там куча безработных, которым очень кстати хоть какой-то заработок. Пару раз и мне приходилось участвовать в мистификациях. Я не видела в этом ничего страшного: в конце концов, наша зарплата зависела от того, какое количество пациентов мы обслуживаем, а Ракитин еще и «премии» в конвертах выдавал, когда все шло хорошо.
– Погодите, вы хотите сказать, что народ из деревни изображал «буйных» психов?!
Лычко поморщилась при слове «психи», но кивнула, подтверждая догадку майора.
И тут Иван вспомнил, что, со слов Нели, рассказывал ему Любавин. Тарле видела, как Ракитин за что-то расплачивался с мужиками – вот как ему удавалось обманывать комиссии!
– За пару дней до прибытия комиссии, – продолжала Лычко, – Ракитин привозил несколько автобусов людей. Их обряжали в больничные робы и разводили по палатам. Строго следили за тем, чтобы по-настоящему «буйные» были в хорошем состоянии, то есть под действием крепкой дозы седативных. Освобождали карцер. Короче, делали все, чтобы продемонстрировать, какой у нас в «Горке» курорт! На обычном отделении такой фокус бы не прошел, но и там Ракитин умудряется завышать количество пациентов на бумаге.
– Каким образом? – не выдержав, спросила лейтенант Вера, до сих пор хранившая молчание. Лычко почти забыла о том, что в кабинете Паратова присутствует еще один человек, и удивленно посмотрела на девушку в форме.
– Ну, во-первых, он искусственно продлевает срок лечения, – ответила она. – Обычно родственники не обращают внимания на цифры. Во-вторых, завышает стоимость для страховой компании: именно по этой причине у наших больных такое разнообразие невероятных диагнозов! В-третьих, «забывает» выписывать больных (документально, разумеется) и так далее.
– Жадный мужик, выходит, ваш Ракитин, – усмехнулся Иван. – Мало того, что берет деньги с состоятельных пациентов, так еще и государство умудряется надуть на кругленькую сумму!
– Это – не самое страшное. Вы поймите, медицина в нашей стране финансируется по остаточному принципу. То есть эта статья расходов сокращена до минимума, и врачи получают крохи из бюджета. Но есть вещи, которые невозможно стерпеть даже за хорошую прибавку к зарплате!
– Вы о поддельных диагнозах?
– Да, – обреченно кивнула Лычко. – Совершенно здоровых, или почти здоровых, людей искусственно записывают в психические больные. Сначала я ни о чем таком не подозревала, так как Ракитин сам предпочитал заниматься такими «клиентами», однако тех, от кого мечтали избавиться родственники, стало так много, что ему пришлось привлекать других врачей, в том числе и меня.
– Разве не очевидно, что перед вами здоровый человек? – удивился Иван.
– В психиатрии диагноз – сложная штука. Иногда достаточно одного срыва, чтобы на человеке навсегда поставили клеймо психически больного. Кроме того, пожилые люди часто ведут себя странно, и тут все зависит от профессионализма и непредвзятости врача или наоборот. У меня нет доказательств, но… Знаете, мне кажется, когда к Ракитину обращались те, кто мечтал избавиться от родных, он консультировал их, как сделать так, чтобы окружающие поверили в приступ.
– То есть он провоцировал «буйное» поведение?
– Да. Как я уже сказала, Ракитин редко перепоручал «своих» пациентов другим врачам, поэтому трудно будет его обвинить. Лично я имела дело только с одним таким больным, и то его быстренько перевели в «буйное» отделение. Это и вызвало мои подозрения, ведь он не проявлял признаков агрессии, и я не видела оснований для его перевода!
