– Винный погреб! – осенило Жозефину. – Тайник в стене – прекрасное хранилище для украшений. Вот и решилась задачка! – обрадовалась фаворитка найденному выходу из ситуации. – Так можно и при себе не держать свое богатство, и в то же время с ним не расставаться. Пусть там хранится проклятое золото до поры до времени.
После того, как драгоценности были спрятаны в тайнике Константиновского дворца, жизненный небосвод Жозефины Фридрихс окрасился радужным цветом. Все стало складываться гладко, исчезли даже возникшие шероховатости в отношениях с великим князем. Он вновь стал нежным и романтичным, как в первые годы их совместной жизни. Наступила долгожданная идиллия, о которой она так давно мечтала. Даже ничуть не огорчало отсутствие на шейке и запястьях украшений. Молодая женщина по ним немного скучала, но только самую малость. Константин Павлович, конечно же, удивился, куда делись подаренные им драгоценности.
– Неужели они тебе перестали нравиться, душа моя?
– Нет, что ты, я просто не хотела тебя расстраивать. Их украли. Это случилось давно, когда ты был в отъезде. Ах, не надо учинять обыск и искать вора! Этот негодяй, наверное, давно исчез, а честных людей ни к чему обижать подозрениями, – лаской и воркованием Жозефина, как кошечка, успокоила начавшую зарождаться в груди Константина бурю гнева. Великий князь не стал поднимать скандал из-за пропажи.
– Будь по-твоему, – сказал он, убаюканный томными поцелуями любовницы.
Константину Павловичу предстояло отправиться в Варшаву в качестве наместника Королевства Польского. Жозефина поехала с ним. Судьба по-прежнему баловала молодую женщину. В Польше Жозефина получила дворянский титул и стала именоваться Ульяной Михайловной Александровой. Она жила с цесаревичем в одном доме, где чувствовала себя полноправной хозяйкой. Дворянский титул был очередным подарком великого князя, к которому прилагалось еще кое-что. Чудесная золотая подвеска в виде бабочки, наполовину гладкая, наполовину украшенная драгоценными камнями. Как и моя жизнь, подумала Жозефина, проводя пальчиком по гладкому крылу.
С этого дня внезапно опять начались неприятности. Их тихому семейному счастью пришел конец – великий князь встретил новую любовь. Польская графиня Жаннет Грудзинская была моложе, интереснее и свежее, чем наскучившая Жозефина. Необычайно грациозная, особенно в танцах, очаровательная графиня напоминала нимфу, которая «скользила по земле, не касаясь ее». Остряки говорили, что, танцуя гавот, она проскользнула в сердце великого князя. Страсть захлестнула Константина, и он по обыкновению бросился в омут с головой. Добыча оказалась не из легких – Константину пришлось добиваться Грудзинской несколько лет. Он пустил в ход все свое обаяние искушенного ловеласа, засыпал ее подарками и букетами, но гордая полька оставалась непреклонной – быть любовницей она не желала.
Жозефина неистовствовала, закатывала сцены ревности и тем самым только отталкивала от себя Константина. Наконец великому князю удалось получить развод с первой женой, и он поспешил обвенчаться с графиней.
Перед женитьбой на Жаннет цесаревич позаботился о дальнейшей судьбе Жозефины – он выдал ее замуж за своего адъютанта, полковника лейб-гвардии Уланского полка Вейса. Несмотря на сыгранные свадьбы, все осталось по-прежнему: Жозефина продолжала чувствовать себя фавориткой великого князя и являлась к нему когда заблагорассудится, оскорбляя своими визитами законную жену.
Однажды Жозефина увидела на шее разлучницы точно такую же подвеску, как у себя. Бабочка на груди Жаннет раздражала Жозефину до невозможности. Этот негодяй посмел заказать ювелиру два одинаковых украшения! – злилась она на цесаревича.
Ссоры, козни, непрекращающиеся сцены ревности докучали великому князю и вносили разлад в его семью. Александр I, неохотно согласившийся на развод брата с первой женой в надежде на то, что Константин наконец обретет семейное счастье, не пожелал спокойно наблюдать за любовным треугольником, вызывающим пересуды в высшем обществе. Он велел выслать Жозефину Вейс из Варшавы.
После отъезда любовницы цесаревича в его семье наступили мир и согласие. Но супругам было не суждено прожить оставшийся век, наслаждаясь покоем и счастьем. Начавшееся в Варшаве восстание вынудило наместника Польши Константина Павловича вместе с женой бежать из Бельведерского дворца. Великий князь возглавил находившиеся в Польше русские войска и вместе с ними направился к границе. Для подавления восстания в Королевство Польское были направлены войска под командованием генерал-фельдмаршала Дибича-Забалканского.
Холодная зима, плохие санитарные условия, скудное питание вызвали вспышки холеры. Сия участь не миновала не только солдат, от болезни скончался Дибич-Забалканский. А летом заразился холерой и великий князь. Он прибыл в Витебск и там, промучившись пятнадцать часов, умер. Его супруга Жаннет скончалась в том же году.
Жаннет пережила свою соперницу Жозефину – та умерла шестью годами ранее в Ницце, куда отправилась вместе с мужем поправлять здоровье.
Стрельна. Июнь 2003 года
Небольшая, из темного металла с чеканкой на морскую тематику шкатулка, наполненная драгоценностями – цепочками, кулонами, брошами, бусами, браслетами… Тончайшей работы ювелирные изделия притягивали, завораживали… Чего там только не было! Изумрудная ящерица с бриллиантовыми глазами, гранатовое сердце со вставками из благородных рубинов, серьги-веера, платиновая птица, ожерелье – виноградная лоза из золота с ягодами из сапфиров…
– Офигительно! – выдохнул Виталий. Он как прикованный смотрел на драгоценности в руках у Дворянкина.
– Тихо! Не голоси! А то кто-нибудь услышит, – понизил голос Роман.
– Дай посмотреть, – перейдя на шепот, сказал Гашенкер. Он, как ребенок к игрушке, протянул руки к шкатулке. Жемчужное ожерелье скользнуло между пальцами, словно песок, звякнули браслеты, зазвенели золотом кольца. Виталика бросило в жар от странного чувства, которого он никогда раньше не испытывал. На его лице появилась мечтательная улыбка, взгляд стал отстраненным, словно мысли унеслись куда-то в другое измерение.
– Ладно, посмотрел, и хватит, а то еще кто-нибудь явится и увидит, – пряча шкатулку за пазухой, вернул его в реальность Дворянкин.
В коллекторе, кроме них, никого не было. До саммита оставались считаные дни, а объект к сдаче был еще не готов. Руководство приняло решение бросить все силы на видимые участки, то есть на те, которые находятся на поверхности, чтобы предъявить их приемной комиссии. Коллектор к таковым не относился, в связи с чем работы в нем решили приостановить.
Кто туда заглядывать будет? – рассудили наверху. А вот по периметру пройдутся, поэтому там должно все выглядеть идеально. Ну и что, что по коллектору проходят коммуникации, без которых ничего не будет работать? Оно и так не будет работать! Датчики на заборах и фасадах висят неподключенные. Главное, что они там есть! Вот после саммита, не торопясь, все подключим.
Дворянкин с Гашенкером прорвались в коллектор в порядке трудового героизма, убедив начальство в том, что им надо проверить работу установленных на центральных воротах лучевых извещателей, для чего необходимо протянуть кабель через коллектор.
– Драгоценности Жозефины! Неужели мы их нашли?! – возбужденно тараторил Виталик, когда они с Романом неслись по Петергофскому шоссе, возвращаясь с работы.
– Нашли, как видишь.
– Надо будет деду их показать. Старик будет счастлив!
– И растреплет на всю округу. Я не для того три месяца на стройке уродовался, чтобы твой дед написал в учебнике два предложения. Мне деньги нужны.
– Деньги всем нужны.
– Здесь ты прав.
– А все-таки деду сказать надо. Это ведь он нас надоумил – без его исследований мы ничего бы не нашли. Попросим, чтобы он не распространялся. У меня мировой дед – он поймет!
– Подумать надо, – уклончиво ответил Роман, посмотрев на товарища тяжелым взглядом.
Ишь, деду он рассказывать собрался! И еще ведь на половину претендует, не меньше, а то и Канарскаму часть отдать потребует за непосильный труд. И тогда что ему, Роману Дворянкину, останется – два браслета да брошь с лазуритом? Ну уж нет! Он горбатился как папа Карло, в то время как этот работничек постоянно бюллетенил. Появится как ясно солнышко раз в две недели, и опять на больничный бока отлеживать.
Дворянкин с остервенением повернул руль и чуть не въехал в крыло волочащейся в правом ряду «Нивы».
– Ты чего? – потер ушибленный лоб Виталик.
– А нечего спать за рулем – еле тащится, чайник!
Следующим утром – ясным и прохладным – «девятка» Романа нетерпеливо сигналила под окнами Гашенкеров. Не дождавшись, когда его величество соизволит выйти, Дворянкин поднялся к Виталию сам.
– Ты что, дрыхнешь до сих пор?! На работу поехали!
