— Стой! — Цаца поднялся с колен и встал в рост. — Стой, говорю!
— Убери грабли!
— Стой, сука! — заломил руку так, что Юля вскрикнула.
Отчаянно сопротивляясь, вырвалась и выхватила и сумки маленький белый пистолет, подаренный Греком. Цаца отпрянул:
— Ты чё, масть рогатая?!
— Уйди лучше, Саша.
— Ты чё, Юлька!? Ну не хочешь — не надо! В следующий раз тогда!
— Придурок! — она медленно пятилась к двери.
Возле двери на мгновение отвернулась, и в этот момент подскочил Цаца, накинул на шею колготки и начал затягивать удавку. Она выронила пистолет, захрипела.
— Месалина, Мессалина! — бормотал Цаца, напрягаясь изо всех сил. — Была Мессалина, и нет её!
Юля теряла сознание, но в дверь застучали, Цаца с испугу выпустил жертву, отлетел в сторону и стал лихорадочно напяливать одежду. Юля, с трудом приходя в себя, подняла пистолет и сунула обратно, в сумку.
— Саша! — настойчиво звала хозяйка, тарабаня безостановочно. — Тебя к телефону зовут! Я сказала — ты дома! Выходи!
Цаца метнулся к крану, плеснул на лицо, на волосы холодной воды и потряс головой, брызгая и фырча.
— Сейчас! Сейчас открою!
Когда открыл — Юля шмыгнула под носом у хозяйки и устремилась к воротам, на выход.
— Кто звонит? Почему не на сотовый?
— А я почем знаю?
Пошла впереди него — к дому, где стоял телефон, Цаца следом. Сзади наблюдал за её шеей: старческой, дряблой, смуглой. Она маячила перед глазами — Цаца сжимал колготки в кармане брюк. Голова на этой шее тряслась из стороны в сторону, точно торчала на пружине, и вызывала раздражение. Цаца отвернулся, потупился, но опять свернул взгляд на морщинистую шею.
В доме поднял трубку и прислушался, на том конце кто-то сопел и ждал.
— Алё? — спросил, присаживаясь на стул.
— Ну ты чё, тля, мобилу не берешь? — проорали там рассерженно. — Отключил, что ли?
— Батарея наверно села.
— Твою мать! Быстро, хватай тачку и в офис!
— Что стряслось? Разве у Мурки не день рождения? У нас ведь выходной!
— Быстро, быстро! Некогда базарить! Нападение!
Когда Цаца подъехал к офису, все находились уже там. Помещение выгорело дотла, очевидцы рассказывали, как из проезжающей машины преступники выпустили то ли гранату, то ли ракету. Некоторые показывали полицейским, что машина эта — белая жигули, другие утверждали — иномарка. По случаю дня рождения Мурки — офис пустовал, даже охранник, в сорокаградусную жару — отлучался испить пива в ближайшем магазине. Большого прока от ментов никто не ожидал. Тут крутились и каэнбэшники. Ромейко в сторонке задавал вопросы Муратидзе.
— Вы, конечно, никого не подозреваете? Кто это сделал?
— Представления не имею.
— У вас нет врагов?
— Ну да! В бизнесе такое бывает?
— А подробней?
— Подробней с моими юристами. Я могу дать некорректную информацию.
— Ничего. Мне интересно именно от вас услышать что-нибудь полезное.
— Полезное? Не знаю… Мы тут работали с прибалтами, хлопковые дела. Случился форс-мажор. Может, обиделись?
— Проверим. Как же вы своего бухгалтера потеряли? Такая дружба, такая дружба…
— Недоглядели… Без него как без рук. Новый совсем не то, что нужно.
— Сочувствую. Хм. А вы не изменили своего мнения?
— По поводу чего?
— Как-то вы сказали, что считаете меня талантливым сыщиком…
— И теперь говорю. Умного человека за версту отличишь от сирого.
— Спасибо и на том. Скоро увидимся, а пока — до свидания.
— До свидания.
Ромейко отошел, с полковником они сели в служебную волгу.
— Что думаете? — спросил полковник, рассматривая в окно черный, сгоревший офис.
— Брать надо. Наделают делов.
— Да. Только афганцы все еще молчат. Если раньше времени возьмем Мурку — как бы не спугнуть их там. След нужен! Бородатый нужен! Ждем несколько деньков, может, вылезут? А?
— Нам деваться некуда. Ждем.
Каэнбэшники уехали.
Суматоха продолжалась до позднего вечера.
Ночью в квартиру Грека осторожно постучали. За всеми этими делами спать он ещё не ложился, тетя Валя ушла домой, а Юля дрыхла в спальне. Грек передернул пистолет и на цыпочках подошел к двери, выглянул в глазок. Никого не было видно.
— Кто?
Теперь в глазке появился Кошенов, хрипло попросил:
— Открой, Грек!
— Ты чего, Али Кошенович? Что стряслось?
— Да открой же! Мурка прислала!
Грек отодвинул засовы и открыл тяжелую железную дверь, выглянул на площадку. И в мгновение у него выбили пистолет те, кто стоял по бокам Али Кошеновича, больно прижимая стволы к ребрам. Грек не успел даже вскрикнуть — руки заломили за спину и втолкнули назад, в квартиру. Одного из четверых он узнал, прорычал сдавленно:
— Ланцет!? Падла, ты что делаешь!?
— Привет от Булата-Сифона! — отозвался Ланцет и крутанул ему руку так, что раздался хруст ломаемой кости.
Грек взвыл, и, бросая злобные взгляды на воров, разразился угрозами:
— Акус поганый!! Забыл, гондон, вкус маслин!? Так мы угостим тебя! А прежде у меня парашу лизать, гад, будешь!
Когда он давился угрозами, дверь из спальни отворилась, появилась сонная Юля. И не успела моргнуть — глубоко в дверной косяк вонзился нож, Ланцет, стоя к ней спиной, увидев её в последнюю секунду — отвел бросок. Её тут же связали и кинули в постель.
Кошенов, прижавшись к стене, со страхом наблюдал за погромом. Сам он попал в лапы воров — запирая гараж. Били его крепко и мастерски, чтобы не испортить фейс. Затем защелкнули наручники, втолкнули в машину и привезли сюда.
Грек, скорчившись, катался по полу. Ланцет по-хозяйски обошел квартиру, удивляясь роскоши и безвкусице жильцов, заглянул на кухню, выудил из кастрюли кусочки холодного мяса для бефстроганов, попробовал, и вытер пальцы о кухонное полотенце. Вернулся в прихожую.
— Жизнь не гарантирую, тунгуз тупорылый. — сказал, обращаясь к Греку, трогая его носком туфля. — Мне ты не нужен. Все зависит от твоей флики, от Мурки. Если не отдаст бабки через три часа — вам обоим кердык.
Грека и Кошенова сцепили одними наручниками и повели на улицу, Юлю, с заклеенным скотчем ртом, бросили в квартире. Южная ночь была звездной и жаркой. После охлажденного кондиционером воздуха в доме у Грека — на улице дышалось с трудом. Пленников втолкнули в газель без окон, машина рванула петлять по Шымкенту. Минут через двадцать приехали в переулок неподалеку от свинцового завода, заложникам завязали глаза и провели в подвал частного двухэтажного дома. Здесь их, каждого по отдельности, приковали к чугунному водогрейному котлу, закопченному, объемному, от которого тянулись трубы на первый этаж.
— Ланцет, ты чё, падла, не понимаешь? Тебя ведь порвут на куски! — скукожившись от боли в плече, простонал Грек. — Мы могли бы договориться! Есть хорошие бабки! Получишь, и на хер тебе Булат-Сифон!
— Молчи, ублюдок. — лениво ответил Ланцет, раскуривая сигарету.
— Ну, дай хоть закурить! — попросил Грек, забыв, что перешел на насвай.
Ланцет согласно кивнул, и Греку вставили зажженную сигарету в рот.
Кошенов подавленно молчал, у него не укладывалось в голове, что с «Серыми волками» можно так поступить. С бандой, которая в течении нескольких лет наводила ужас не только на мирных жителей, но и на преступный мир. На организацию, связи которой по вертикали уходят далеко за пределы Шымкента.
Мурке было не до сна. Из Кзыл-Ординской области сообщили, что уничтожен нефтеперегонный заводик, принадлежащий фирме «Ынтымак LTD», спрятанный далеко в степи, дававший стабильную, не облагаемую налогами прибыль. Для охраны второго такого же заводика — отправились из Шымкента боевики. Кроме того, под Ленгером ликвидирована тайная лаборатория, производящая героин. В довершение — пропал Грек, все распоряжения приходилось отдавать самой. То, что ей объявлена война, понятно, не понятно другое: кто объявил? Накануне из финансовой полиции пришло уведомление о проверке деятельности фирмы за все годы. Бред! Как осмелели! Пробовала созвониться с акимом — не соединяют, а сотовый отключен. И на прием не попасть — через помощника отказано. Ответить за все годы по финансам мог бы Атамбай, но ни как не новый главбух. К тому же сгорел офис. Теперь полиция вправе заподозрить заметание следов. Надо будет через Кошенова срочно выяснить, что там за новые ветры дуют, чем дышат в акимате и маслихате, откуда кипеш? Но и у него телефон заткнулся! Сволочь! Где пропадает!? Да, такого дня рождения не случалось!
Часов в пять утра пришло известие, что Грек с Кошеновым взяты в заложники. Она не поверила, и тогда в трубке послышался изменившийся голос Грека:
— Все, что они говорят — правда! На нас наехали Булат-Сифон с Иваном Ивановичем! С ними волгоградские! Требование — двадцать лимонов. Мурка, они не шутят, остался час! Не дашь согласия — нас сольют!