Он ее провожал и стоял на перроне до самого отхода поезда. Лицо у него было грустное, а взгляд тоскливый. Если бы она могла остаться! Но Катя видела тех двоих, что стояли в отдалении, изображая пассажира и провожатого, и подозревала о неприятном сюрпризе, который ждет ее дома. Она уехала, чтобы не впутывать в это Геру. Уехала, совершенно несчастная, готовая к самому худшему.
Так и случилось. Едва она ступила на перрон Ленинградского вокзала, подошли те двое. Взяли ее в «коробочку» и равнодушно, без всяких эмоций, сказали:
– Пройдемте.
– Что случилось? В чем меня подозревают?
– Нам необходимо осмотреть ваш багаж.
– Я могу позвонить своему адвокату?
– Только после того, как мы произведем досмотр багажа.
Она поняла, что лучше не сопротивляться. Эти типы настроены серьезно. По пути к ним присоединились еще двое серьезных молодых людей, и она шла по перрону, как королева, в сопровождении почетного эскорта. Один из «телохранителей» нес в руках ее багаж. Ее завели в кабинет начальника милиции Ленинградского вокзала. Все было по-взрослому. Кроме сотрудников милиции, фээсбэшников и понятых присутствовали еще какие-то люди. Она догадалась, что это эксперты. Да, все было всерьез.
«Попала». Вот и грачи прилетели. К этим вестникам весны все относятся с симпатией, она же ненавидела голые ветки деревьев, густо облепленные грачиными гнездами. Тоскливая картина: конец марта, слякоть, все какое-то грязное, неуютное, а душа тревожная, неприкаянная. Сейчас у нее было именно такое чувство. Она отметила субтильного розовощекого парня с длинными, как у девушки, ресницами. Несмотря на непрезентабельную внешность, именно он всеми руководил. Розовощекий ей не понравился. Взгляд у него был безжалостный, а движения, как у робота. Повадки выдавали в нем карьериста, а с ними иметь дело всегда неприятно. Сердце упало. «Хорошо, что у меня были два счастливых дня. Хоть погуляла напоследок в Питере!»
Включили видеокамеру. Сотрудник ФСБ открыл ее чемодан. Началась неприятная процедура обыска.
– Это ваше?
На свет божий были извлечены две картины. Пейзаж Федора Васильева и его копия, сделанная Зоей. Она молчала.
– Можете объяснить, что это такое? – спросил розовощекий.
– Я галеристка. Покупаю картины у питерских художников.
– Здесь стоит подпись: Васильев.
– Это копии. Мне сделали заказ на две копии пейзажа Васильева. Что законом не запрещается.
– Зачем вам две копии?
– Так захотел заказчик.
– Можете назвать имя заказчика?
– Это коммерческая тайна.
– Можете назвать имя художника, который подписывается фамилией «Васильев»?
– Я повторяю: это всего лишь копии.
– Вы отказываетесь его назвать?
Она молчала.
– Напрасно вы не хотите давать показания, Екатерина Алексеевна, – вздохнул розовощекий. – Кстати, меня зовут Валерий Сергеевич.
– Очень приятно. Мне не хочется впутывать в это моих друзей. За все буду отвечать я одна.
Розовощекий посмотрел на нее с презрением. И сурово сказал:
– Отвечать будут все.
Ей стало смешно. Ему не шел образ сурового служаки, стоящего на страже государственных интересов.
– Чему вы улыбаетесь?
– Своим мыслям. Извините.
– Я думаю, скоро улыбаться вам не придется.
Ну вот, опять! Зачем он говорит штампованными фразами, подслушанными в дешевых кинофильмах про шпионов? Сбивает ее с толку. Ее губы сами собой растягиваются в улыбке, потому что все происходящее похоже на плохой кинофильм. Она всего лишь играет роль задержанной, а он напоминает актера, с выбором которого на главную роль режиссер чудовищно ошибся. И оттого вместо драмы получился фарс. Вместо шпионского боевика комедия.
Катя уже приготовилась к тому, что после досмотра багажа на нее наденут наручники, и следующую ночь она проведет в следственном изоляторе. Звонить маме или нет? Сейчас или подождать?
То, что произошло дальше, было похоже на чудо. Она, признаться, уже перестала в них верить, в чудеса. Сначала напряглись эксперты. Лица у них были удивленные, будто бы они увидели совсем не то, что ожидали. Валерия Сергеевича отозвали в сторонку. Было сказано всего несколько слов, но он занервничал, а вслед за ним и все его коллеги.
Потом он ушел, как Катя догадалась, звонить. Видимо, звонок дал результат совсем уж ошеломляющий, потому что Валерий Сергеевич вернулся с таким лицом, что ей даже стало его жаль. Последовали еще одни переговоры с экспертами.
– Сомнений быть не может, – краем уха уловила она.
Похоже, и в самом деле случилось чудо. Фотограф поспешно сделал снимок пейзажа Васильева, и ее вежливо попросили удалиться в приемную. Вместе с ней вывели понятых, что было против правил, но ситуация вышла из-под контроля. Прошло минут двадцать, прежде чем их всех позвали обратно. В кабинете словно грозовая туча повисла. Она посмотрела на светящийся монитор и догадалась, что снимок куда-то пересылали. Монитор от нее тут же закрыл широкой спиной один из фээсбэшников, но она увидела достаточно.
– Это ваше? – из чемодана был извлечен темный парик.
– Да. Мое, – на этот раз с легкостью призналась она.
– С какой целью вы возите с собой парик? – они цеплялись за соломинку.
– Хочу быть красивой. – К ней вернулась уверенность.
– Наркотики, оружие возите? – кисло спросил фээсбэшник.
– Нет. Я даже не курю. Веду здоровый образ жизни. Я ездила в Питер по делам. Хотела приобрести картины для своей галереи-магазина и заодно выполнила заказ: привезла копии Васильева.
На скулах Валерия Сергеевича заходили желваки, длинные ресницы задрожали от обиды. Операция сорвалась.
– Извините, произошла ошибка, – это он сказал понятым. – Задержали не того человека. И вы извините, Екатерина Алексеевна.
– Я могу быть свободна? – она все еще не верила.
– Да.
Она подхватила багаж и направилась к выходу. В этот момент она ни о чем не думала, кроме одного: обошлось.
И только дома ей пришла в голову мысль: «Выходит, обе картины копии?! Я так рисковала из-за какой-то копии?! «Дядюшка» меня кинул?! Решил развести на деньги?! Вот это номер!!!»
Был третий час ночи. Благодаря отсутствию пробок до дома она добралась быстро, и часа не прошло. И вот она, на что уже и не рассчитывала, в своей спальне. Неожиданно для себя Катя взяла телефон и позвонила Гере. Он не сразу взял трубку, должно быть, спал. Но голос у него был совсем не сонный, когда она услышала:
– Да?
Говорили они долго. Хорошо, что он не мог видеть ее лица. Она все еще переживала сцену на Ленинградском вокзале. Это было как в страшном сне:
– Вы Екатерина Алексеевна Семенова? Пройдемте.
А тут еще убийство! Какая же она дура! Спросила у Геры, нет ли у него знакомого адвоката по уголовному праву! Совсем обезумела! А вдруг он догадается, что речь идет не о школьной подруге, а о ней самой? Они провели в Питере два красивых дня и две потрясающие ночи, но на этом надо поставить точку. Зачем звонила? Убедиться, что номер телефона, который он дал, действительно принадлежит адвокату по налогам Георгию Голицыну? А дальше что?
«У нас нет будущего», – мысленно сказала она, пытаясь сдержать слезы. Нервное напряжение спало, началась банальная истерика. Она влюбилась, чего никак от себя не ожидала, и чувствовала, что ей отвечают взаимностью, но самое благоразумное в ее положении было расстаться с Герой. Потому что с самой первой минуты она ему врала. Если так будет продолжаться, она запутается в своей лжи и в конце концов себя выдаст. Она уже заметила, что Гера очень внимателен к мелочам. Как он смотрел на нее за завтраком, когда она положила на тарелку столовые приборы, будто на картинке из учебника по этикету!
Нет, надо срочно что-то придумать. Если с ворованными картинами ее так и не поймали за руку и здесь еще можно побороться за свободу, то с убийством Ильи Северного она попала крепко. И то что ее не вызывают к следователю, скорее плохо, чем хорошо. Это значит, что кольцо вокруг Екатерины Семеновой сжимается.
«Мне нужно выпить», – подумала она. Сон не шел, и надо было расслабиться, принять рюмочку-другую хорошего коньяка и успокоиться. Чудо случилось, и черт с ним, с обманщиком дядей Борей! Воспользовался ситуацией, подсунул ей фальшивку, думал, за отсутствием товара, авось, номер пройдет. Комиссионные же взял, как за подлинник. Она просто не будет иметь с ним больше никаких дел. И ведь его обман ее, по сути, спас. Не было бы счастья да несчастье помогло. Ай, спасибо тебе, «дядюшка»!
Она накинула халат и спустилась на кухню. В доме было темно и тихо. Домочадцы крепко спали, и слава богу. Приехав, она увиделась и расцеловалась со всеми, в том числе и с полусонной Ничкой. Со всеми, кроме Костика. Брат где-то гулял, и она этому не удивилась. Время детское: третий час ночи.
– Здравствуй, сестренка!
Рюмка в ее руке дрогнула. Костик! Стоит на пороге, улыбается.
– Пьянствуешь потихоньку?
– Давно пришел?
