Он откинул назад ремень плетки, сделал резкое движение рукой вперед, потом назад. Свистнула в воздухе узкая полоска кожи, и самый ее кончик хлестнул по обезображенному лицу несчастного Судакова.
В сторону брызнули капли свежей крови.
Судаков хрипло закричал.
Очкарик сделал еще два шага на середину комнаты, встал между двух каменных столбов-опор и пристально посмотрел на меня…
Он вновь развернул свою плетку…
Я ждала только взмаха его руки, чтобы, не дожидаясь завершающего движения, броситься, но не на него, а к двери, где, разинув рот, тупо наблюдал за происходящим охранник с автоматом.
Мне был нужен его автомат.
Но занесенная вверх рука очкастого офицера вдруг застыла неподвижно, и я еле-еле успела затормозить уже почти начатое движение к двери.
И слава Богу, что все же успела! Если бы я рванулась к двери, это скорее всего оказалось бы моим последним движением, поскольку в следующее мгновение я оказалась бы точно на линии выстрелов…
Но поскольку я осталась на месте, мне очень хорошо была видна картина происходящего. Грег вдруг повалился на спину, головой в сторону Судакова и ногами к двери, и выпустил длинную оглушительную очередь в двух охранников – того, который пришел с офицерами, и в нашего часового, торчавшего в дверном проеме в надежде посмотреть спектакль пытки… Оба они свалились под его выстрелами, не успев понять, что произошло.
В это же время Поль, выставив вперед зажатый двумя руками пистолет, сделал пять выстрелов подряд по офицерам. Поль допустил только одну ошибку. Но она стоила жизни Ивану Васильевичу.
Сначала Поль выстрелил в офицера в очках, у которого, кроме плетки, в руках ничего не было. Второй талиб успел в это время произвести два выстрела.
Одна пуля просвистела в нескольких сантиметрах от моей головы и взвизгнула, попав в стену за моей спиной. А вторая попала в живот Ивану Васильевичу.
Бедняга не схватился руками за живот, не стал зажимать пулевое отверстие… Он только как-то весь напрягся, сделал настороженное лицо, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и стал потихоньку оседать на пол, пока не прислонился спиной к неровной каменной стене и не сполз по ней вниз…
Выстрелы Поля перебили руку с плеткой офицеру в очках, распороли ему же левое плечо и снесли ползатылка офицеру с пистолетом… Оба охранника были убиты Грегом наповал, он всадил в каждого пуль по пять.
Судаков, очнувшийся от удара плетью, хрипел у стены. Кровь ручейком стекала ему на шею и грудь. Грег, едва затихли выстрелы, вновь вскочил на ноги и выбежал в соседнюю каменную комнату. Поль, подобрав один из автоматов, устремился за ним, на бегу крикнув мне, словно приказывая:
– Займись Судаковым!
«Вот спасибо, дорогой, подсказал! – возмутилась я. – Без тебя не знала бы, что и делать…»
Я подбежала к привалившемуся к стене Судакову, на ходу достала из личной аптечки две дозы штатного наркотика в специальных шприц-тюбиках и слегка дрогнувшей рукой проколола в двух местах Судакову залитую кровью шею. Больше, собственно, я для него ничего сделать не могла. Наркотик разрешалось применять как обезболиватель и антидепрессант только в самых крайних, исключительных случаях. Но разве сейчас не такой именно случай?
Затем я бросилась к раненому в живот Линеву и повторила только что совершенную процедуру. Я не медик и понятия не имею, что нужно делать при ранении в живот. Сначала я хотела его положить, но потом решила лучше не трогать. Пульс с трудом, но все же прощупывался в его жилистой иссохшей руке, пульс, еле заметный, прерывающийся, но все же был.
Иван Васильевич сидел у стены все с тем же настороженным выражением в немигающих глазах. Мне это очень не понравилось. Я даже помахала рукой перед его лицом. Зрачки не реагировали. Я еще раз нащупала пульс. Пульс был. Я вздохнула и на всякий случай вколола ему еще и стимулятор сердечной деятельности. Не повредит, по крайней мере…
Но у меня было ощущение, что все мои усилия ему уже не помогут… И оказалась права… Когда я в третий раз принялась искать его пульс, мне уже не удалось его обнаружить… Я поняла, что Иван Васильевич умирает… Жить ему осталось считанные секунды…
Не знаю почему, но я почувствовала себя как-то неловко, словно присутствую при очень интимном событии в жизни человека. Я так именно и подумала – «в жизни человека»… Ведь смерть – это последнее событие в жизни… Я осторожно поднялась и тихо отошла от умирающего, чтобы не мешать ему… В чем? Не знаю…
…Стрельба в доме, конечно, привлекла внимание талибских солдат, находившихся снаружи. Сколько их там было, я не знала, но не сомневалась, что гораздо больше, чем нас.
Интересно, на что рассчитывал Грег?.. Я вообще не просекла смысла его действий и была этим весьма обеспокоена…
Вслед за Грегом и Полем я выбежала из комнаты, где все еще плавали постепенно опускающиеся слои дыма от стрельбы. Около каменной лестницы лежал еще один солдат в афганском халате с разрубленной головой. Наверняка это Поль пустил в ход свой тесак, который обнаружил у охранника… Ни американца, ни француза наверху уже не было, они успели спуститься вниз. Я бросилась за ними, прихватив автомат убитого солдата.
Выбежав во двор, я сумела, наконец, перевести дух: во дворе, обнесенном каменной стеной, не было никого, а вход-арку занял Поль с автоматом на изготовку. Грег, очевидно, находился снаружи, на лестнице, потому что Поль с кем-то негромко переговаривался.
– Что там, Поль? – крикнула я, подбегая к нему. – Сможем мы отсюда выбраться?
– Не нужно так громко кричать, старший лейтенант, – он повернулся ко мне. – У меня и без того еще звенит в ушах от выстрелов в закрытом помещении. Хорошо еще стены там неровные, иначе мы все просто оглохли бы от внутреннего эха…
Я посмотрела на него с негодованием. Я его о деле спрашиваю, а он мне голову морочит! Это что? Манера разговаривать с женщинами?.. Я уже открыла рот, чтобы дать выход своему раздражению, как одна пришедшая в голову мысль заставила меня его снова закрыть. А не слишком ли бурно я реагирую на слова и поступки Поля? Пожалуй, слишком эмоционально. И он, кажется, это уже понял… Мне это совсем не понравилось.
«Знаешь что, деточка? – строго сказала я самой себе. – Если ты сейчас же это не прекратишь, сомневаюсь, что тебе вообще когда-нибудь удастся отсюда выбраться…»
Не знаю, долго ли я продолжала бы приводить себя в рабочее состояние, но Поль вдруг произнес фразу, после которой я напрочь забыла о своих проблемах и мгновенно превратилась в старшего лейтенанта спасательных войск Ольгу Николаеву, находящуюся при исполнении служебных обязанностей.
– Как ты думаешь, – спросил меня Поль, не отвечая на мои вопросы, – Судаков действительно русский разведчик? Или эта талибская обезьяна просто бредила от патологической ненависти к русским? Или, еще хуже, талибы подсовывают нам дезинформацию?
Еще минуту назад я не могла отделаться от сомнений по поводу Грега, а теперь и Поль задал мне задачу. Почему именно его это интересует? Не все ли ему равно, кто человек, которого он должен спасти, – действительно русский разведчик или просто жертва параноидального бреда свихнувшегося от ненависти талиба? Ведь спасать-то его в любом случае необходимо… И почему он меня об этом спрашивает?..
Последний вопрос как-то перекликался с другим, который давно уже занимал меня и от которого я пока как-то отворачивалась, может быть, потому, что не могла на него ответить. Почему именно меня выбрали для выполнения этого задания? Я не настолько самоуверенна, чтобы считать себя чрезвычайно опытным спасателем, искушенным в разрешении ситуаций, подобных той, из которой только что с минимальными потерями вышли Грег с Полем. Скорее наоборот… Я могла, не задумываясь, назвать десятка три только знакомых мне спасателей, которые были подготовлены к таким ситуациям явно лучше меня.
Да что далеко искать? Взять хотя бы нашего Кавээна, который за свою службу в МЧС столько людей вытащил из безвыходных ситуаций, что, если бы их собрать вместе, это было бы похоже на митинг в поддержку кандидата от оппозиции за неделю до президентских выборов. Или на собравшихся на концерт любимой группы поклонников «Rolling Stonеs» во время первых гастролей их кумиров в России…
Или тот же самый Игорек, мастер принимать единственно правильные решения? Почему не послали его? Искусство находить выход из трудных ситуаций сейчас бы очень пригодилось…
Но выбрали-то именно меня, и это не могло быть случайностью. Выбрали именно за то, что отличает меня от всех остальных. А что отличает меня, новоиспеченного офицера МЧС, не имеющего за плечами ни одного самостоятельно выполненного задания? Только то, что я – психолог?
«Вот и ответ, – сказала я себе. – Ты же прекрасно знаешь, что ты – один из первых в России специалистов-психологов, подготовленных по программе МЧС. Именно для практической работы в подразделениях, а не на кафедрах и в кабинетах…»
