За разговорами и обсуждениями соседки спроворили обед, и все вместе сели за стол. Славка быстренько смотался в угловой магазин и принес бутылочку кагора, чем умилил дамочек до крайности. Они так разошлись, расхваливая его за доброту и душевную чуткость, что он почувствовал себя крайне неловко. А когда они начали выяснять, чем его мать занимается и почему ни разу не навестила старуху, Славка помрачнел и, выдав денег на одежду и продукты, заторопился "на работу".
Весь день по городу гулял пронизывающий ледяной ветер, порывисто драл подолы и гонял по асфальту жестяную тополевую листву вперемешку с бумажными обрывками. Но к вечеру, натащив тяжелых туч, успокоился, и в сумерках замерцали мелкие снежинки, знаменуя конец затяжной осени, обещая к утру долгожданную зиму. В условленный час Славка встретился с Ямщиковым, и они, коротко поприветствовав друг друга, направились к бывшему Дому политпросвещения, ныне розданному в аренду множеству общественно-политических организаций, от прибедняющихся коммунистов до непонятных христианских радикалов, все время таскающих туда-сюда солидные коробки, подозрительно позвякивающие стеклом. Магазины и офисы закрывались, и деловой центр Екатеринбурга стремительно пустел.
Мраморный куб Дома политпросвещения, спереди сплошь стеклянный, сзади светился ровными рядами кабинетских окон – общественность трудилась допоздна. Задворки политического центра не отличались от задворок заурядной средней школы или психдиспансера: гараж, трансформаторная будка, мусорные контейнеры и всякий величественный хлам типа ржавого каркаса торгового павильона и железобетонных плит. Темным вечером порядочные люди в подобных местах не шатаются, поэтому Славка с Ямщиковым не опасались, что им помешают.
Капитан достал из сумки термос и налил в широкую крышку чаю, сразу густо задымившего на морозном воздухе. Потом макнул в чай ножки пластикового паука. Таких игрушек Славка закупил в киоске целую дюжину и не поленился намотать немножко ваты на каждую лапку восьминогих уродцев. Сейчас он, как заправский рыбак, стоял у стены с углепластиковым удилищем, растянутым на полную длину.
Ямщиков нацепил паука на кончик удилища, а Славка плавным движением, прочертив широкую дугу, аккуратно ткнул его в освещенное окно второго этажа, изнутри косо задернутое казенной синей занавеской. Мокрая вата, коснувшись ледяного стекла, тут же примерзла к нему. Славка убрал удочку, а паук остался сидеть, прочно прилепившись всеми суставчатыми лапами.
Как школьники, радуясь своей проделке, они выплеснули чай, сложили удочку и отправились дальше, а в штабе поддержки кандидата Будякина, где говорил телевизор и постоянно кто-то кричал в телефонную трубку, никто не обратил внимания на легкий стук в окно.
Следующим объектом значилась квартира Серафима Будякина в так называемом обкомовском доме. Престижный квартал для высокого начальства, особо ценной челяди и всецело преданной творческой интеллигенции выстроили ещё при персеке Ельцине. В народе ходили легенды о двухуровневых квартирах с двумя туалетами, тремя лоджиями и кухней в двадцать квадратных метров. Но даже самые смелые легенды всего лишь отражали заурядную правду. Именно такие квартиры составляли костяк микрорайона, сразу прозванного несознательными массами "Царским селом".
От шумного центрального проспекта имени Ленина "сельцо" отгораживал тихий квартал, занятый управлениями КГБ и МВД, бдительно оберегающими покой царствующего народца, а с другой стороны, на берегу пруда, одиноко торчала двадцатитрехэтажная башня областных властей – партийных и светских, рабочее место трудовой номенклатуры. Когда "первым" был Петров, областной "недоскреб" назывался "Петродворцом", а в период перестройки и стремительного распада КПСС его именовали не иначе, как "Член обкома". Какое-то время в узком кругу людей понимающих высотный билдинг был "Зубом мудрости", а в свете последних лет с помощью местных телевизионщиков клишировался в массовом сознании как банальный "Белый дом".
С других сторон к "Царскому селу" подползали утлые домишки старого Екатеринбурга, точнее, суперквартал вторгся в их сонный мир, но вид трущоб оскорблял тонкий вкус обитателей верхних этажей, и клоповники расселили, обозначив полосу нейтральной земли с живописными островками дичающих садочков и недоснесенных руин.
Квартира Будякина на третьем этаже была не из худших. Половина окон выходила во двор, остальные смотрели в противоположную сторону, на элегический пустырь. Славка с Ямщиковым огляделись и убедились, что никто собак и детей не выгуливает. Впрочем, на эту сторону квартал имелся всего один проезд, так что "селяне" предпочитали пользоваться для вечерних прогулок обширным двором.
Перед тем как растянуть телескопическое удилище, Славка с помощью широкого резинового кольца прикрепил к кончику толстую сапожную иглу. Ямщиков наколол на неё метровый обрезок альпинистской веревки с привязанным пластмассовым пауком. На другой конец веревки выпустил из аэрозольного баллона пенистый клубок строительного клея, "пенки". Славка махнул удилищем и аккуратно приткнул намазанный клеем шнур к стене над окном. При этом ему пришлось встать на цыпочки и вытянуться во весь рост. Но, ничего, достал. Подождал минуту и осторожно потянул удилище к себе. Игла преспокойно вышла из плетеного капрона, а паук остался висеть перед окном, слабо светящимся тусклым малиновым светом сквозь толстую портьеру. Славка постоянно озирался, опасаясь чужих глаз, но капитан его успокоил:
– Ну, что ты нервничаешь? Если кто и появится, то вдалеке, ничего понять не успеет. А мы спокойно уйдем в другую сторону. И, собственно говоря, что мы такого нехорошего делаем? Подумаешь, решили над приятелем подшутить. Да нам ещё помогут и на шухере постоят. Народ любит веселые гадости. Все бы их делали, да большинству не хватает фантазии и смелости. Давай следующего лепи.
На мерзлую землю сыпал мелкий жесткий снежок, собираясь в рытвинах и ямках. Промороженная тополевая листва жестяно брякала под ногами. В воздухе пахло зимой. Славка аккуратно приспособил следующий кусок веревки с пауком на застекленную лоджию, едва дотянувшись до самого верха. Потом так же сноровисто украсил ещё пару окон.
Они уходили, гадая, когда Будякин обнаружит в окнах висящих пауков. Получалось, что нескоро. Утром, когда он отправляется в мэрию, ещё темно, шторы задернуты. Так что, пожалуй, первыми обнаружат пластмассовых насекомых домочадцы, а потом уже узнает сам хозяин.
– Может, взять снаряжение да попробовать заглянуть в окошко к бойцам Старкова? – предложил Славка.
– А как твоя спина? – в ответ поинтересовался капитан. – Тебе же надо как-то обвязываться.
– Да спина ерунда, химические ожоги второй степени, – беззаботно отозвался Славка, – зарастет.
– Нет уж, – голос Ямщикова звучал жестко, – вот когда зарастет, тогда и поговорим. Провокацию мы им и так устроим. Ты кислоту прихватил?
– Стакан примерно, собрал с донышка бутылки все, что осталось. Только того, как-то не хочется больше никому в рожу плескать, – Славка поежился и помотал головой, словно наваждение прогонял.
– Никакой пластической химиотерапии, – пообещал Ямщиков. – Мы им эту кислоту с другого конца закачаем.
Одна из трех квартир, населенных бывшими спецназовцами, располагалась поблизости, в соседнем квартале. Можно было предположить, что эта группа из шести человек занималась непосредственной охраной Будякина и всегда была у него под рукой.
Расхлябанная дверь обшарпанного подъезда, провонявшего кошачьей мочой, открывалась с отвратительным скрежетом и, притянутая тугой пружиной, лупила, как орудие крупного калибра. Славка попытался её придержать, но Ямщиков не позволил. Подъезд содрогнулся от грохота, а капитан громко затопал вверх по лестнице. Поднявшись на темную площадку третьего этажа, он остановился и пояснил ничего не понимающему Славке:
– Эти ребята живут на первом этаже и привыкли к таким хлопкам. А вот если дверь заскрипит, а потом тихонько закроется, обязательно насторожатся. Ладно, где там твоя химия, пошли врагам клизму ставить.
Славка осторожно достал из сумки полиэтиленовый пакет с резиновой грушей, из носика которой торчал короткий обломок стеклянной трубки. Развязал узел на пакете и выставил стекляшку наружу. На первый этаж спустились почти бесшумно. Ямщиков ткнул пальцем в круглую медяшку английского замка и изобразил, как нажимают на донышко груши. Потом характерным жестом, запараллелив большой и указательный пальцы, так за столом показывают желаемый уровень водки в стакане, дал понять: мол, налей вот столечко, граммов пятьдесят, не больше.
Прямо сквозь пакет Славка сдавил податливую резину, брызнув в узкую скважину. По двери потекли тонкие кислотные ручейки, и краска начала морщиться и облезать. Запах кошачей мочи сразу оказался перебит ещё более острыми и едкими испарениями. Нюхать этот букет ароматов двое заговорщиков не стали, а поспешили прочь, предварительно привесив к дверной ручке паука на резинке. Когда они, стараясь не шуметь, покинули подъезд, легкий сквознячок качнул пластмассовую игрушку, и паук долго кружился и колебался под тихое шипение разъедаемого замка.
