Витя проводил нас до кровати Лизы. Она спала. Но как только Инна Николаевна села рядом на стул, девушка проснулась. В первые секунды ее глаза забегали. Лиза смотрела то на мать, затем на отца, а потом и на меня. Когда ее взгляд снова сосредоточился на Инне Николаевне, девушка попыталась улыбнуться. Но, видимо, у нее не было на это сил.
– Пи… пи… – раздался еле слышный голос Лизы.
– Что? Что ты хочешь? – переспросила мать свою дочь.
Лиза показала глазами на стакан с водой, стоящий рядом на тумбочке.
– Пить? Вот, попей, – Инна Николаевна поднесла к ее губам трубочку, торчащую из стакана.
Лиза сделала пару глотков и дала понять, что больше не хочет. Инна Николаевна то поглаживала ее худую руку, то поправляла на голове растрепавшиеся пряди. Ее тусклые рыжие волосы сейчас мало похожи на ту густую шевелюру, которая, судя по фотографиям, была у нее на первом курсе. Лица девушек сильно похудели, у обеих под глазами нарисовались синяки.
– Ты помнишь меня, доченька? – почти шепотом спросила ее Инна Николаевна.
Девушка как могла кивнула. В ее глазах блеснули слезы.
– А папу? Посмотри, он тоже здесь.
Игорь Викторович подошел ближе к кровати и захотел прикоснуться к ее руке, но не стал этого делать.
И снова девушка утвердительно кивнула. Инна Николаевна от радости поцеловала ее руку. Они смотрели друг на друга не отрываясь на протяжении нескольких минут. Но вскоре глаза Лизы стали закрываться.
– Я думаю, что на сегодня достаточно. Ей надо отдыхать, – вмешался Витя.
– Да, конечно. Мы все понимаем, – мать аккуратно отпустила руку дочери.
Инна Николаевна погладила ее по голове, и Лиза уснула.
– Когда она была маленькой, я всегда гладила ее по голове и она засыпала. Как сейчас.
– Пойдем, – отец Лизы отвел жену от койки дочери.
Марина лежала на соседней с Лизой койке. Я подошла к ней. К девушке было подключено очень много проводов. Выглядела она похуже, чем Лиза.
– Как она? – спросила я у Вити.
– Тяжелее, чем ее подруга, – ответил он мне. – Подаем кислород. Есть некоторые проблемы с легкими и почками. Надеемся, что все-таки не придется оперировать. Ближайшие сутки покажут, насколько сейчас эффективна наша тактика лечения.
Мы покинули реанимацию с тяжелыми чувствами. Каждый из нас шел молча, находясь под впечатлением от увиденного.
– Вы сейчас домой? – спросила я Инну Николаевну.
– Нет, мы останемся здесь, – категорично заявила женщина. – Она проснется и захочет нас увидеть.
– Ближайшие сутки, а может, и двое ваша дочь пробудет в реанимации. В палату ее пока рано переводить. Мы вам позвоним, если что-то изменится, – заверил родителей Лизы Витя.
– Дорогая, доктор прав. Мы тут будем только мешаться, – попытался отговорить жену отец Лизы.
– Но я не могу, Игорь. Она лежит там совсем одна, – продолжала настаивать Инна Николаевна.
– Послушайте, она там не одна, – вмешалась я в их разговор. – За ней круглые сутки следят врачи и медсестры. У дверей реанимации дежурит полиция. Все будет хорошо. Теперь точно будет. Просто нужно еще немного времени.
Мои уговоры сработали, и Инна Николаевна согласилась поехать домой. Я тоже планировала как можно скорее вернуться в свою квартиру и просто поспать. Хождение мне давалось с трудом.
– Тань, что у тебя с ногами? – заметил Витя. – Я все время за тобой наблюдаю.
– Да так, издержки профессии. Пришлось несколько часов провести в лесу без обуви.
– Позволь глянуть? Да у тебя заноз полно! Как ты вообще ходишь?
– Сама не знаю.
– Нужно срочно обработать. Я сейчас. Садись и никуда не уходи, – приказал мне Витя.
Спустя пару минут он вернулся, чтобы очистить мои раны.
– Витя, ты что-нибудь знаешь про семейство Семеренко? – Я подумала, что он, как близкий к медицине человек, может что-то знать.
– Это ректор университета который?
– Да, и у него еще есть брат. Он заведует частной психиатрической клиникой.
– Ректора знаю. Когда я учился, пересекался с ним пару раз. Я же возглавлял профком студентов.
– И как он тебе?
– Скользкий и неприятный тип, скажу я тебе.
– Почему?
– Поговаривали, что он связан с криминальными личностями Тарасова. Но доказательств тому не было. Да и кто попрет против руководства?
Витя быстро закончил процедуру и прописал мне постельный режим как минимум на несколько дней. Но по дороге домой мне пришлось снова навестить Володю в отделе.
Кирьянов стоял у окна и курил в форточку, когда я зашла к нему в кабинет. На его столе лежал откусанный бутерброд, рядом стояла недопитая чашка с кофе.
– Так и не удалось позавтракать? – спросила я, глядя на его стол.
– Да какой там. То одно, то другое. Я не задержу тебя. Надо опознать кое-кого.
– Что-то нашли?
– Во-первых, мы опознали умершего. Дмитрий Филимонов, три судимости.
– За что?
– Хулиганство, разбой и кража.
– А во‐вторых?
– Во-вторых, помимо пальчиков Филимонова, мы обнаружили отпечатки еще одного – дважды судимого Петрова по кличке Пятак. Сейчас пытаемся выследить его. Но, похоже, и он решил сбежать, – рассказал Володя.
– А есть его снимки? Хочу на него посмотреть. Возможно, узнаю в нем одного из тех, кого видела в этом доме.
– Для этого и позвал. Вот его фото из личного дела.
Я сразу узнала его.
– Да, этот тип был в доме. Он сидел за рулем машины, которая привезла Ваню.
– Уверена? – уточнил Кирьянов.
– Разумеется, уверена. За что судим этот Пятак?
– Первая отсидка была за грабеж, вторая – за драку.
– У них есть какая-то связь с Матвеем или Филиппом?
– Выясняем. Но нутром чую, что эти братья оба причастны.
– А я бы не спешила с выводами. Здесь замешана рыбка покрупнее. Тоже братья, но постарше.
– Ты имеешь в виду ректора и главврача?
– Думаю, да. И я, кажется, знаю, как это доказать.
