Майрон выехал на Ливингстон-авеню и двинулся вслед за «бьюиком» в южном направлении. Он старался держаться так, чтобы между его автомобилем и «бьюиком» находились как минимум четыре машины, поэтому, чтобы видеть «бьюик», ему приходилось сильно вытягивать шею. По счастью, никто из водителей сильно на акселератор не давил. Стоял воскресный день, а жители Ливингстона по воскресеньям обычно никуда не торопятся, и эта привычка ливингстонцев сегодня особенно радовала Майрона. Зажегся красный свет, и «бьюик» остановился на перекрестке на Нортфилд-авеню. Справа от Майрона располагался небольшой универсальный магазин из красного кирпича. Когда Майрон был маленьким, здесь находилась начальная школа Рузвельта. Однако по прошествии двадцати лет какому-то умнику в руководстве штата пришла в голову мысль, что Нью-Джерси так много школ не требуется и вместо образовательных учреждений нужно строить больше универсальных магазинов и вообще торговых точек. Вот что значит предвидение.
Когда красный свет сменился зеленым, «скайларк» повернул направо. Майрон, пропустив вперед несколько машин, повторил маневр. Теперь они снова двигались в направлении дороги номер 10, но не успели проехать и полумили, как «скайларк» свернул налево на Крезент-роуд. Майрон сосредоточенно нахмурился. Эта захудалая пригородная дорога использовалась большей частью для того, чтобы срезать путь до Хобарт-Гэп-роуд. Из чего следовало, что мистер «Скайларк», возможно, знал город хорошо и к сельским жителям не относился.
Сделав левый поворот, «бьюик» через короткое время повернул направо, и Майрон наконец понял, куда он направляется. Существовало только одно место, куда можно было добраться из этого приходящего в упадок пригородного района, двигаясь подобным путем, и это место называлось стадионом «Литтл-лиг».
Полное название: «Мидоубрук-литтл-лиг-филд». Фактически это было поле, вернее, два поля, а воскресный день и солнечная погода означали, что парковки там будут забиты машинами. Внедорожники и микроавтобусы сменили отделанные деревянными панелями семейные автомобили Майронова детства, но кроме этого здесь мало что изменилось. Дорогу так и не заасфальтировали, и под колесами по-прежнему похрустывал гравий. Подсобные помещения из белого бетона, украшенные зеленой каемкой, все так же находились на попечении матерей из добровольческих организаций. Трибуны, сваренные из металлических труб, скрипели и раскачивались, как и двадцать лет назад, а крики родителей, приветствовавших своих чад, звучали все так же преувеличенно энергично, если не сказать театрально громко.
«Бьюик-скайларк» припарковался в запрещенном месте — у решетки трибуны, защищавшей зрителей от шального мяча. Майрон снизил ход до минимума и стал ждать. И когда дверца «скайларка» распахнулась, а из салона величественно выбрался детектив Уикнер, официально занимавшийся расследованием «несчастного случая» в поместье Брэдфорд, нельзя сказать, чтобы это вызвало у Майрона чрезмерное удивление. Ушедший на покой полицейский снял солнцезащитные очки, резко, со щелчком сложил дужки и швырнул очки в салон автомобиля. После этого достал из салона и надел на голову бейсбольную кепку зеленого цвета с буквой «S» посередине. Почти одновременно с этим черты его лица разгладились и стали мягче, как будто здешнее солнце и обстановка оказывали на него расслабляющее воздействие хорошего массажа. Потом Уикнер повернулся и махнул рукой парням, расположившимся за сетчатой стенкой, к которой был прикреплен плакат с надписью: «Трибуна Эли Уикнера». Парни с энтузиазмом замахали ему в ответ, и Уикнер широким шагом направился в их сторону.
Майрон нажал на тормоз и с минуту простоял на месте, обдумывая тот факт, что Эли Уикнер все еще посещает старый городской стадион, который много лет назад посещал и он, Майрон Болитар. Между прочим, этот стадион являлся своего рода тронным залом Уикнера, и его здесь до сих пор хорошо помнили, о чем свидетельствовал тот факт, что к нему сразу потянулись люди. Некоторые пожимали ему руку, другие по-дружески хлопали по спине, отдельные же типы, судя по всему, близкие приятели, заключали его в объятия. Майрон подумал, что если бы Уикнер вдруг стал епископом, то все эти люди сейчас целовали бы ему кольцо с печаткой. Уикнер уже не просто расслабился, но лучился, как именинник. Он находился у себя дома или, если угодно, в небольшом личном эдеме. Короче говоря, в том месте, где до сих пор чувствовал себя большим человеком.
Пора это менять.
Майрон нашел место для парковки за пару сотен ярдов от стадиона, вышел из машины и двинулся к трибунам, хрустя гравием под каблуками. Это было своего рода путешествием во времени, возвращением к тем дням, когда он попирал этот вечный гравий не дорогими кожаными туфлями, а мягкими спортивными тапочками. Майрон играл в бейсбол в «Литтл-лиг», иначе говоря, детской любительской лиге. Более того, считался там одним из самых лучших игроков — пока ему не исполнилось одиннадцать. То, что случилось, произошло здесь же, на поле номер два. Ему оставалось зафиксировать только два попадания, при этом у него имелись в запасе четыре гейма. Подавал двенадцатилетний Джой Давито. Ударил сильно, но очень неточно, и мяч поразил Майрона прямо в лоб — как раз под козырьком защитного шлема. Майрон рухнул как подкошенный. Он до сих пор помнил, как часто-часто мигал, лежа на спине, поскольку солнце било ему прямо в глаза. Потом перед его взглядом появилось лицо тренера мистера Фарли. А потом рядом с ним материализовался отец и бережно поднял его на руки, подложив под затылок сильную ладонь. Их домчали до больницы в одно мгновение, после чего Майрона подвергли тщательному осмотру, но никаких серьезных повреждений не обнаружили. По крайней мере физических. Но с тех пор при подаче противника он терял самообладание и думал не о том, как отразить мяч, а как от него увернуться. Короче говоря, бейсбол уже никогда не был для него прежним. Он нанес Майрону рану, от которой тот так и не смог оправиться.
Годом позже он бросил бейсбол навсегда.
Уикнера окружали с полдюжины старых приятелей. Все в бейсболках, плотно натянутых на головы. Не то что нынешняя молодежь, которая, надевая бейсболку, оставляет на макушке изломы или гребни вроде петушиных. Белые футболки ветеранов были надеты навыпуск, обтягивая солидные животы, напоминавшие миски для салата. Тела, сформированные гением Будвайзера. Все они расположились на трибуне за решетчатой стеной. У некоторых с верхнего края сетки свешивались локти, как будто они ехали в воскресный день в открытой машине по не слишком срочным делам. Они рассуждали об игроках подросткового возраста, сравнивали их данные, предсказывали будущее. Обсуждение проводилось чрезвычайно серьезно — как будто эта досужая болтовня могла иметь хоть какое-то значение в реальной жизни.
Майрон отметил, что за последние годы «Литтл-лиг» сильно сдала и дети стали играть заметно хуже. Это не говоря уже о том, что к непосредственной деятельности лиги пристало много мусора. В частности, интриги слишком активных папаш и мамаш, пытавшихся протежировать своих чад, и манипуляции со средствами, которые собирались с родителей на поддержание и ремонт подсобок и трибун. Не так давно лигу пытались реорганизовать на уровне современных требований: политкорректности, равенства возможностей, взаимной вежливости и так далее. Но из этого ничего хорошего не получилось. Во всяком случае, члены лиги «Новый век» — как теперь стали называть это молодежное спортивное объединение — играть лучше не стали.
— Хороший удар! — вопит на поле тренер «Нового века». Но Майрон-то видит, что удар вовсе не хорош: подающий взял слишком высоко. И все это видят. Спрашивается, зачем тогда кричать? Какую идею пытается тренер внедрить таким образом в сознание публики?
Родители на трибунах делают вид, что выигрыш несуществен (главное участие!). Им якобы наплевать, что лучшему игроку предоставляют столько же времени для атаки, сколько и самому посредственному. И место при подаче для лучшего выбирают не самое удачное. Равенство возможностей! Но от проблем не спрячешься. И главная из них — ложный посыл, что детей можно обмануть. Но дети не глупы и все понимают. И лозунг «Нового века»: «У нас все хорошо, пока мы получаем от игры удовольствие», — их не удовлетворяет. Более того, они отвергают его всей душой.
И все-таки он играл здесь, а потом бросил. От этого осталась боль, которая, по-видимому, будет с ним до конца дней.
Несколько человек узнали Майрона, стали хлопать по плечам сидевших рядом и тыкать в него пальцами. Вон идет Майрон Болитар. Лучший баскетболист, которого этот город когда-либо производил на свет. Играл бы за профессиональную команду и был бы одним из лучших, если бы… Если бы не колено. Как говорится, зигзаг судьбы. Майрон Болитар! Наполовину легенда, наполовину предупреждение современным молодым людям. Эдакий атлетический эквивалент разбитой машины, которую используют для демонстрации того, как опасно лихачить или ездить в пьяном виде.
