Время помчалось с такой скоростью, что не уследить. Вместе с солдатами я таскал воду, помогал налаживать пожарный насос… Струи воды ударили в пламя… Рюмин взломал дверь… Слава Богу, что он этой ночью не уехал в Анютино… Солдаты выбрасывали из окон кипы бумаг, мебель. Под руководством Феди вытащили сейфы и шкафы из секретки. Постовой замер возле них, держа настороже свой автомат.
Из поселка приехала пожарная машина, прибежали из близлежащих домов жильцы… Кутерьма невообразимая… Если все обойдется, завтра же еще раз продумаю действия при пожаре… Лишь бы обошлось…
— Горе-то какое, Данилыч, — плачуще вздыхала рядом со мной Клавдия. — Постелила постель, истопила печурку, глядь — нету вас. Порешила пройтись вкруг штаба, поглядеть — все ли в порядке… А там…
— Где там? — грубо оборвал я. — Поджигателей не видели?
— Какие поджигатели? У нас в поселке такого никто не видел и не слышал… Шутейное ли дело решиться на поджог… Электричество, наверное, замкнуло, или солдатик бросил спичку… Всяко бывает…
Всяко, да не всяко, — подумал я. — Слишком много совпадений. Загорелось тогда, когда, якобы, пришли чертежи с измененной документацией… Клавдии в сторожке не «и. далось — то ли ходила по складской территории, то ли… поджигала штаб… Загорелось рядом с моим кабинетом…
К утру пожар удалось ликвидировать. Оказалось — полностью выгорела комната нормировщицы и бухгалтерши, кабинет напоминал черную головешку.
Все бы ладно, но бесследно исчез… мой сейф. Мы с Рюминым каждый метр территории вокруг штаба обшарили — не отыскали. Солдаты недоуменно пожимали плечами — сейфа они не видели.
Тем не менее «спектакль» удался. Причастность Клавдии к бандитской шайке доказана. Что же касается моего сейфа, то пусть Курков любуется чертежами солдатского нужника, и досадует на свой промах.
К вечеру на особый участок прибыл подполковник Малеев. Пожар в штабе подобного объекта — дело нешуточное, появление представителя Особого отдела вполне оправдано.
— Вот что, Дима, вызови-ка ты под благовидным предлогом свою сторожиху. Скажем, необходимы показания: где загорелось, когда, что она видела? Обычное дело. Разговаривать с ней станешь ты, а я посижу в сторонке, понаблюдаю.
Посланный за Клавой сержант вскоре возвратился с её мужем. Павел был удивлен и расстроен.
— Я думал — на работе.
— Но ведь она работала в ночную смену. Неужели вы не знаете?
— А почему я должен знать, — пожал широченными плечами Коростылев. — Мы — люди немолодые, спим раздельно — Клава в спаленке, я — в боковушке. Вечером повозился по хозяйству и завалился спать. Без ужина, потому, что живот забарахлил…
Немолодой, значит? Тогда на веранде он действовал с такой силой и сноровкой — дай Бог юноше.
— Утром жену не видели?
— Нет. Думал — в спальне она дремлет, не стал беспокоить. Устает, бедная. Годы, небось, не те, что раньше…
Конечно, не те. Особенно, если судить по поведению Клавы в тот вечер, когда она с таким жаром предлагала себя начальнику…
О чем спрашивать еще? Я повернулся к упорно молчащему подполковнику. Будто попросил помощи. Какой из меня следователь — ни знаний, ни опыта.
— Ваша жена не могла зайти к соседке? — спросил Малеев своим писклявым голосом.
— Конечное дело, все может быть. Клава общительная, ее полпоселка знает. Особо — мужики, — неловко пошутил Павел, ухмыльнувшись.
Ну и семейка! Муж всем встречным и поперечным бабам заглядывает за пазуху и под подол, супруга тоже не уступает ему по части близкого общения с мужиками. Пьют вместе, развратничают —
тоже. Клавдия, по ее словам, тяжело переживает грехи супруга, ревнует его. А он — тоже ревнует?
— И как вы относитесь к… такой общительности своей жены?
Павел не ответил — ограничился выразительным подергиванием плечами. Дескать, от бабы не убудет.
— Не могли бы вы дать нам адреса подруг супруги?
— Много писать придется, — снова грязно ухмыльнулся Коростылёв. — Сказал уже — полпоселка ходит у Клавдии в полюбовниках да в приятелях.
После ухода свидетеля, Малеев некоторое время молча мерил шагами мой кабинет. Потом остановился возле окна, потрогал обгоревший переплет.
— Кажется, Дима, твою сторожиху… убрали…
— Как это убрали? — не понял я.
— Зачем тому же Куркову лишний свидетель? Клавдия свое дело сделала, навела, может быть, даже подожгла здание штаба. Ведь разобравшись с содержимым похищенного сейфа Курков наверняка все понял. Он далеко не дурак.
Как всегда Малеев оказался прав. Спустя несколько дней после пожара охотники обнаружили труп женщины. Забросанная ветками, присыпанная землей, Клавдия лежала в глубоком овраге в пятистах метрах от поселка.
Всё сходится, постепенно становится ясным. Клавдия, по заданию Куркова, пригласила своего наивного начальника в гости. Предупреждённый ею убийца с дробовиком поджидал меня неподалёку от дома. Приказывая своему посланнику не убивать «предателя», резидент решил насладиться, унизить его, после чего или расстрелять в упор, или задушить.
Появление Рюмина с овчаркой — не случайность. Сотрудник Особого отдела знал, что я отправился в гости к сторожихе, по всем законам логики, если Клавдия связана с бандой, она просто обязана подставить меня. Поэтому Федя, выручив из заточения Джу, тоже пошёл с собакой к дому Коростылёвых.
— Не умеем мы работать, — сокрушался подполковник, бросая осуждающие взгляды на помощников. — Взяли бы Клавдию сразу после пожара, осталась бы она жива…
— Туда ей и дорога, — злился я на непонятное сожаление «особиста». — Пособница бандитов, наводчица…
— И все лее — живой человек. Кто его знает, что бы произошло с женщиной после отбытия наказания. Осознала бы своё преступное поведение, покаялась и жила бы на белом свете… А так — ушла из жизни… Кем бы ни был преступник, какие бы злодеяния он не совершил — человек все же, не манекен…
Сопки нарядились в подвенечные платья, под ногами игриво хрустел ледок. Пришла зима. На первых порах — не злая, не колючая, будто новорожденная, не успевшая набраться сил.
Стройка по-прежнему заставляла отдавать ей все силы, мешала спать спокойно, вторгалась в сны и размышления. Она, чуть ли не ежедневно, подбрасывала нам множество проблем: то вовремя не завезли цемент и растворобетонный узел залихорадило, то ломаются изношенные до последней
крайности машины и прерывается поток щебня, песка, гравия, грунта, то на личный состав наваливается неведомая инфекция, больных приходится отправлять в госпиталь… Короче говоря, жизнь строителя, тем более, военного строителя, приятной не назовёшь.
Молодые офицеры успели втянуться в темп стройки, с них сползла шелуха наивности, они похудели, подтянулись. Глядя на них, я вспоминал себя в те, давние теперь, времена, когда расставался с навеянными училищем мечтами о достижениях и свершениях.
— Товарищ капитан, — обратился ко мне однажды старший лейтенант Китов, уже не краснея и не опуская наивные глазища. — Посылка мне пришла в Анютино… Разрешите съездить…
— Так ты ведь на прошлой неделе ездил! — удивился я. — Тоже — за посылкой.
— Тогда — от родителей, сейчас — от старшего брата…
— И сколько у тебя родственников? — неожиданно разозлился я.
Каждая поездка в Анютино — фактически потерянный день. Утром — рабочим поездом — уезжаешь, вечером — тем же поездом — возвращаешься. Сооружения брошены на мастеров, которые могут успешно действовать только в присутствии инженеров. Старые опытные мастера, которым я доверял, уволились из армии, их место заняли призванные в армию техники…
— Я… не знаю, — растерялся Володя. — Поверьте, ни в одном письме не просил, а они — шлют и шлют… Вы но подумайте, я не увиливаю — перед отъездом проинструктирую мастеров, поговорю с бригадирами. Все будет в порядке.
— Ладно, езжай, — кляня себя за излишнюю суровость к молодым офицерам, разрешил я. — Кстати, посмотри и мне — до востребования. Я не жду писем, как правило, получаю их в Болтево, но просто так, на всякий случай
На этот раз «всякий случай» превратился в реальность. Китов привез мне запечатанный конверт. Адрес написан полудетским почерком. Неужели, племянник вспомнил о существовании дядьки?
Кабинет до отказа забит людьми — мастера, представители монтажных фирм и организаций, руководители спецмонтажа, нормировщица. Каждый с кипой вопросов и жалоб. Придётся прочитать письмо племянника вечером…
Чтобы я не делал, какие бы вопросы не решал, никак не мог избавиться от подозрительности. Сколько времени минуло с тех пор, когда Малеев уговорил меня дать подписку о согласии работать с органами, в скольких переделках побывал новоявленный сексот, но невесть откуда взявшаяся привычка вглядываться в окружающих людей, подозревать их, выискивать возможную причастность к совершаемым преступлениям — осталась жить во мне.
